– Ну да, Дамир, и необходимо срочно выяснить, что там случилось, ясно?
– Куда уж яснее…
– Если в квартире никого не окажется, разыщите ее тетку: судя по всему, она занимается похоронами и прочими формальностями. Все, до связи!
Алле очень хотелось присутствовать при том, как Мономах выйдет на свободу, и, может, даже доставить его домой, однако сейчас не до того. По крайней мере, одна проблема, с Никифоровым, решена, и теперь доктор свободен. Он может вернуться к работе, раз Нелидова не против, а ей, Алле, следует искать убийцу. Настоящего убийцу, который убил двух девушек и, возможно, на очереди сама Цибулис? Пока ее связь со второй жертвой, Галиной Носовой, не ясна, однако это не означает, что такой связи нет – надо копать. А еще непременно нужно разыскать братца Полины Арефьевой: вдруг для того, чтобы найти преступника, даже не надо далеко ходить? Правда, опять же, если можно представить, за что он мог убить медсестру и угрожать врачу, то понять, каким боком во всей этой истории замешана Носова, пока не представляется возможным… Но это ни о чем не говорит. Что-то Шеин не звонит – надо бы самой его дернуть!
* * *
Мономах посмотрел на себя в зеркало. Только что он избавился от двухдневной щетины – терпеть не мог ходить небритым, но в ИВС есть некоторые проблемы с соблюдением личной гигиены!
– Это – уже перебор, знаешь ли! – заявил он своему осунувшемуся отражению. – Оказаться в камере дважды за пару недель… Нет, это ни в какие ворота не лезет! Как же ты до этого докатился, Вова?
Он не ожидал, что так легко отделается. Судя по тому, с каким рвением Никифоров взял его в оборот, у Мономаха создалось впечатление, что других подозреваемых нет и, скорее всего, они не нужны, ведь следователь уже нашел «виновного»! Ну ладно, Далманова – в конце концов, он и в самом деле оказался на месте преступления с еще теплым трупом на руках, но та, другая девушка, которую он даже не знал… Все указывает на то, что это работа маньяка, но Мономах отлично помнил, что Ольга Далманова хотела с ним встретиться по какой-то причине – настолько серьезной, что она отказалась обсуждать ее по телефону. И что, по дороге на встречу ее подкараулил маньяк? Всякое, конечно, бывает, но в такое совпадение верится с трудом!
Натянув джинсы и футболку, заботливо выстиранные и выглаженные Марией Борисовной, Мономах набрал в легкие побольше воздуха, шумно выдохнул и распахнул дверь. Марина Бондаренко удобно расположилась на мягком диване в гостиной. Мономах в очередной раз поразился тому, как здорово сидит на ее крупной фигуре брючный костюм шоколадного цвета – удивительно для женщины столь внушительных габаритов! В ее ушах сверкали крупные бриллианты, на каждом пальце было по кольцу (Мономах не разбирался в ювелирке, но не сомневался, что каждое колечко стоит, наверное, как недорогая иномарка), и она, непринужденно сбросив туфли и вытянув ноги, сидела или, скорее, возлежала на диванных подушках, сосредоточенно уткнувшись в свой планшет.
– С легким паром! – бодро произнесла она, заметив стоящего в дверях Мономаха.
Он надеялся, что из ИВС его заберет Суркова. Ему очень хотелось посмотреть ей в глаза и увидеть там веру в его невиновность. Адвокат сказала, что дело передано Сурковой, и она непременно во всем разберется. Мономах и не сомневался, что в результате так и будет, но ему почему-то было важно, чтобы она поверила ему сейчас. Однако встретила его Марина Бондаренко. Ну, спасибо ей, конечно, ведь она не обязана была его забирать…
– У меня есть для вас кое-что, – сказала она, откладывая планшет в сторону и потянувшись за сумочкой. – Ваш сотовый.
– Так вот где он был! – воскликнул Мономах. – А Никифоров все спрашивал… Погодите, вы специально его забрали?
– Если бы успела, забрала бы и ноутбук, – кивнула адвокатесса. – Но я понятия не имела, где вы его держите, а телефон смахнуть со стола во время поднявшейся суматохи не составило труда!
– Но зачем? Мне же нечего скрывать…
– Неужели?
Тонко выщипанная бровь адвокатессы взлетела вверх. Она взяла телефон Мономаха в руки и, поискав что-то в меню, повернула его экраном к собеседнику.
– «УБИЙЦАУБИЙЦАУБИЙЦАУБИЙЦАУБИЙЦА!!!
Мономах похолодел. Он успел забыть о странном послании, склоняясь к тому, что это чья-то глупая шутка.
– Вы даже не потрудились стереть сообщение! – с укором произнесла Бондаренко. – Как полагаете, Никифорова оно заинтересовало бы? Что-то мне подсказывает, что тогда из-за решетки вас не выцарапал бы даже господь бог!
– Но я не думал, что…
– Что вы не думали? – перебила Марина. Ее голос звучал ровно, но Мономах догадался, что она в ярости – видимо, таков ее стиль: разные люди злятся по-разному, и по некоторым этого не скажешь, пока они спокойно и хладнокровно не перережут тебе горло. – Что кто-то, считающий вас виновным в преступлении, хочет, чтобы вы узнали о его существовании и о том, что ему известно? Или этот кто-то – ваш недоброжелатель, мечтающий вас подставить? Он узнал, что вас подозревают в убийстве, и решил подкинуть следствию «улику», против которой вам нечего будет возразить?
Мономах внимательно посмотрел на ухоженное, привлекательное лицо адвокатессы. Она являлась его защитницей, однако в данный момент, похоже, не склонна его защищать – напротив, она нападает, словно пытаясь заставить его рассказать нечто, о чем он ранее намеренно умалчивал.
– Марина Павловна, вы мне верите?
– Верю ли я в то, что вы не убивали Ольгу Далманову? – после паузы медленно произнесла адвокатесса. – Знаете, в любом другом случае я ответила бы, что это не имеет значения, ведь моя задача доказать, что это сделали не вы – и только.
– Вы сказали – в любом другом случае…
– Да, потому что неважно, что думаю я, а важно, что вам верит Алла. Для меня ее мнение более весомо, чем собственное, поэтому можете не сомневаться в моей лояльности.
– Да я и не думал сомневаться…
– Тогда к чему этот вопрос?
На самом деле Мономаху не столько важна была лояльность адвоката, сколько хотелось знать, верит ли ему Суркова. Что ж, он получил ответ на свой вопрос.
– Не хотите рассказать об истории послания? – задала вопрос Марина, вальяжно раскинувшись на диване. Она одновременно занимала много места и выглядела женственно и величественно – один бог знает, как ей удавалось совмещать эти, на взгляд Мономаха, абсолютно несовместимые вещи!
– Клянусь, мне нечего вам сообщить! – развел он руками. – Номер не определился…
– У вас нет предположений, кто мог его отправить?
– Ни малейших!
– Ну… тогда ладно.
– Вы расскажете о сообщении Сурковой?
– Нет. Адвокатская этика, Владимир Всеволодович: вам, как врачу, понятие медицинской тайны должно быть знакомо! Так вот, адвокаты тоже люди не совсем беспринципные, хотя многие так полагают. Однако на вашем месте я бы с ней поделилась: неизвестно, какие намерения у того, кто это написал, но можно со стопроцентной вероятностью утверждать, что нехорошие. Вы не думали, что вам может грозить опасность?
Честно признаться, у Мономаха не было времени об этом поразмыслить, но теперь, после слов Марины, ему пришло в голову, что она может оказаться права.
– Что ж, я, пожалуй, пойду, – сказала она и встала с дивана. – Приходите в себя и… Знаете, я не шучу: ни во что не ввязывайтесь, понятно? Вообще – ни во что! Ведите себя тише воды, ниже травы и постарайтесь не ходить в одиночку в безлюдных местах!
– Да, – добавила адвокатесса, оборачиваясь на пороге и поправляя легкий газовый шарфик умопомрачительного баклажанного цвета, – и передайте вашему другу Ивану, что в следующий раз, когда он надумает прислать мне цветы, пусть оставит в букете карточку с телефоном, чтобы я могла его поблагодарить. До встречи, Владимир Всеволодович!
Мономах стоял столбом до тех пор, пока не хлопнула входная дверь, выпуская Бондаренко, и еще некоторое время после, слушая лай Жука, провожающего ее до калитки, а потом – рев мотора ее огромного «Крайслера Конкорда», совершенно, на его взгляд, не соответствующего обычной женской природе. Впрочем, кто сказал, что адвокат Марина Бондаренко – обычная женщина?
