Наконец мужчина утихомирил ее, пообещав то же самое, что обещал с самого начала. Там маленький будет в безопасности, а мы свалим отсюда и поедем в Теннесси. Говорю же, я знаю кое-кого в Теннесси. Там есть где остановиться, а дальше разберемся. Она знала, что он лжет, но все равно верила, терзаясь чувством вины, а на следующий день проснулась в кадиллаке, который уже ехал дальше.
Мужчина надеялся, что она уже не вернется к этому, и вот. Еще даже из Миссисипи не выехали. Но дело сделано. Одной заботой меньше, и как же ему хотелось поступить так и с самим собой. Бросить себя где-нибудь под дверью, чтобы кто-нибудь его нашел. Позаботился о нем. Накормил. Уложил спать. Но он был слишком озлобленным, уродливым, и единственное, чего он хотел, – отомстить всему миру. Наладить эту чертову машину и бросить их здесь, зачем вообще их с собой таскать. Надо было самому отвезти маленького в Армию спасения. И зачем вообще было брать ее с собой, пусть она и умоляла об этом. Хочу прикоснуться к нему напоследок. Да и за старшим не стоило возвращаться. Надо было ехать одному и не останавливаться и предоставить им самим разбираться, как жить дальше.
Женщина проснулась и выбралась с заднего сиденья. Села рядом и взяла сигарету из пачки, лежавшей на багажнике. По тротуару ехал мальчишка на велосипеде, сзади, вывалив язык, трусила собака. Мужчина щелчком отбросил окурок и спросил мальчишку, открыто ли в этом дерьмовом городишке хоть что-нибудь после наступления темноты, но тот молча крутил педали. Мальчик весь день бродил по городу и теперь с грохотом вкатил на парковку найденную где-то тележку из магазина, полную алюминиевых банок. Сверху лежала половинка хлеба и несколько книг в мягкой обложке. Мужчина спрыгнул с багажника, взял хлеб и кивнул на книги.
– Что, читать научился? – спросил он мальчика.
– Оставь его в покое, – вмешалась женщина.
Мужчина вытащил из пакета кусок хлеба и засунул в рот, а когда женщина потянулась к нему, отвел руку. Тогда она взяла пачку сигарет и сказала, что он может с ними попрощаться, и он передумал и отдал ей хлеб. Она взяла кусок себе, другой дала мальчику. Хлеб подозрительно попахивал, но они стояли и ели, и в это время на улице появилась полицейская машина со звездой на боку. Фары горели в пыльных голубых сумерках, как два ярких глаза.
* * *
Полицейская машина свернула на парковку и остановилась у заглохшего кадиллака. Двигатель замолк, фары погасли, и из машины вышел Майер. Он снял шляпу и, взяв ее за поля обеими руками, направился к ним. Брюки, заправленные в сапоги. Легкая хромота. Глубокие морщины вокруг глаз на обветренном лице.
– Смотрю, у вас тут небольшая заминка, – сказал шериф.
– Спасибо, что обратили внимание.
Майер подождал, пока мужчина скажет что-нибудь еще, но тот засунул себе в рот новый кусок хлеба, и все трое жевали, не обращая внимания ни на шерифа, ни на его машину и ни на что другое. Наконец Майер сказал, что, похоже, у вас какие-то проблемы. Стоите здесь уже порядочно времени. Могу устроить, чтобы вас отбуксировали в мастерскую. Мужчина дожевал хлеб и покачал головой.
– У нас все хорошо, – сказал он.
– Нет, не хорошо, – сказала женщина.
– Молчи.
– Сам молчи.
– Куда едем? – спросил Майер. Он обошел их и стал осматривать кадиллак. Заглянул в салон.
– Теннесси, – ответила женщина.
– Ага. Теннесси, – добавил мужчина.
– Куда именно?
Мужчина поскреб затылок.
Майер медленно описал круг вокруг автомобиля и остановился рядом с ними. Оглядел женщину, потом мальчика.
– Тебе сколько лет, сынок? – спросил он.
– Пятнадцать. Шестнадцать.
– Ты что, не знаешь?
– Все он знает, – заговорила женщина. Она подошла к мальчику и положила руку ему на плечо. – Просто придуривается, вот и все.
– Мы ничего не нарушаем, – быстро, словно его ткнули чем-то острым, проговорил мужчина.
– Я и не говорю, что нарушаете.
– Ну и все.
– Но ваша машина сломалась на государственном участке.
– Ей это и скажите.
– Господи, но я-то говорю это вам, – ответил Майер. Он положил шляпу на багажник и упер руки в бока. – Я приехал узнать, не нужна ли вам помощь, чтобы отправиться дальше, но раз вам, похоже, неинтересно, зайду с другой стороны. Это вы сегодня зашли в аптеку Джимми Гая и трогали его внучку?
– Не знаю.
– Что не знаете?
– Не знаю никакого Джимми Гая.
Шериф фыркнул и рассмеялся.
– Прекрати, – женщина ткнула мужчину в плечо.
– Не собираюсь ничего прекращать. Мы ничего не нарушаем.
Шериф подошел к нему поближе. Он был на голову выше. Лет на двадцать старше, но образчик здоровья по сравнению с тощим изможденным мужчиной.
– Ладно. Не буду больше задавать вопросов. Просто скажу. Вы зашли в ту аптеку. Вы коснулись рукой той девушки и угрожали ей.
– Это ложь.
– Вы сказали, что вернетесь за ней.
– Это гнусная ложь.
– Я просто пересказываю то, что мне рассказали, и у меня нет причин этому не верить.
– Я ее не касался. Я ничего ей не обещал. Вот, спросите этих двоих, которые здесь перед вами стоят.
– Не собираюсь ничего спрашивать. Теперь буду только говорить.
Рот мужчины заполнился слюной, но он задержал ее. Хотелось плюнуть прямо в лицо шерифу. Но он не стал. Проглотил. Он кивнул и ответил – да, сэр, – зная, что это поможет избавиться от него.
Майер чуть отступил. Взял шляпу, постучал по крышке багажника и сказал: откройте-ка.
– Там только наши вещи, – сказала женщина.
– Открывайте.
Мужчина неохотно вынул ключ из замка зажигания. Вернулся к багажнику и открыл. Внутри в беспорядке валялась скомканная одежда и одеяла. Кастрюли и сковородки. Галлонные бутылки воды. Пустые бутылки и банки. Топор, куски веревки, банки тушеных бобов и кукурузы. Майер потыкал рукой в одежду, немного порылся внутри и захлопнул крышку. Вытер руку о рубашку.
– Так вот, – сказал он. – Начнем сначала. Вам нужна помощь в починке машины?
– Не нужна нам никакая помощь, – буркнул мужчина.
– Да, нужна, – сказала женщина. – Но если у вас нет механика, который готов починить ее по доброте душевной, нам придется бросить ее здесь.
– Здесь ее оставлять нельзя. Я уже вам говорил, – ответил шериф. Потом он потер подбородок, поднял глаза к вечернему небу и снова посмотрел на женщину. Посмотрел на мальчика, который вытаскивал из пакета последний кусок хлеба.
– Утром посмотрим, что можно сделать. Может, что-нибудь придумаем. Найдем возможность, чтобы вы могли ехать дальше.
– Да, сэр, – сказал мужчина.
– Вам есть где переночевать?
Женщина ткнула пальцем в кадиллак.
– Ладно, – сказал шериф. – Я вернусь утром.
Он кивнул им и надел шляпу. Подошел к своей машине и сел на сиденье. Когда он выезжал с парковки, лучи фар на миг осветили троицу, и их глаза блеснули, как у прячущихся в темноте леса животных.
* * *
Как только женщина и мальчик заснули на заднем сиденье, мужчина осторожно открыл дверцу и выскользнул из машины, не захлопывая дверцу, чтобы не разбудить их. Он ходил по тротуарам и переулкам. Ходил по дворам и заглядывал в припаркованные рядом с домами машины. То ныряя в тень, то выныривая, он искал какой-то ответ. А потом бросил. Оставлю их там. И зашагал прочь из города. Не зная, куда идет, бренча мелочью в карманах, пока город не скрылся позади. У него не было передних зубов, и он постоянно ритмично причмокивал губами, отчего женщина всегда бесилась, потому что это напоминало ей о той жизни, что они ведут, но сейчас на ходу эти звуки служили подтверждением того, что он жив. Одинокое видение, бредущее в лунном свете. Он шел, погруженный в себя, представляя, что падает в огромную черную дыру без дна, падает, раскинув в стороны руки и ноги, без всякого страха перед тем, что ждет внизу. Обернувшись, он взглянул на редкие тусклые огоньки города и зашагал дальше, в долину.
Луна освещала бледным светом затянутую кудзу [526] землю. Темно-зеленые глубины леса, вздымающиеся деревья и покатые склоны холмов, давно завоеванные неумирающими лианами. Мужчина окинул взглядом открывшуюся перед ним зеленую ширь, завороженный этим бесконечным покровом. Мириады сердцеобразных листьев приветливо махали ему на ночном ветру, продувавшем долину. Он стоял на дороге, и заросли кудзу подходили прямо к обочине, останавливаясь в шаге от ухабистого асфальта.
