Я продолжала мрачно смотреть на Кэмпбелл, когда Сэди-Грэйс повторила:
– Ребят! – Ее голос стал выше на октаву. – Смотрите!
Я перевела взгляд за окно. Лимузин только что свернул на Камелия-Корт. Дом Сэди-Грэйс находился по одну сторону тупика, дом бабушки – по другую, а в самом конце, на самом большом участке, стоял единственный дом в квартале, отгороженный от улицы коваными железными воротами.
Сегодня вечером эти ворота были открыты. На подъездной дорожке стояли полицейские машины – три штуки. Мигание синих и красных огней отдавалось в мозгу ударами ножа для колки льда – снова, и снова, и снова.
Лили резко повернулась к Кэмпбелл:
– Это дом твоего дедушки.
Я всматривалась в лицо Кэмпбелл, ища хоть какой-нибудь намек на слабость, на то беспокойство, с которым она залезала в машину.
Но увидела лишь стальную решимость.
– О господи! – воскликнула Кэмпбелл, изобразив тревогу. – Дедушкин дом. Что же могло случиться?
Глава 31
Всю ночь я пролежала в постели, гадая, участницами чего, черт возьми, мы стали. Три полицейские машины не приезжают из-за мелочей. В каком именно преступлении – или преступлениях – мы помогали Кэмпбелл?
Утром, услышав наконец возню Лилиан на первом этаже, я решила, что пора прекращать бессмысленные попытки вздремнуть. Если бабушка уже была в курсе того, что же произошло у Эймсов, я тоже хотела это знать.
Я присоединилась к ней на террасе перед домом, чтобы выпить кофе. Из всей семьи только мы предпочитали черный.
– Вчера вечером что-то случилось. – Я сделала большой глоток из кружки. – Когда мы вернулись домой после квеста, у особняка Эймсов стояли полицейские машины.
Лилиан Тафт сохраняла полнейшую невозмутимость.
– Полагаю, скорой не было.
У меня екнуло сердце. Мне и в голову не приходило – до этого самого момента, – что Кэмпбелл могла физически навредить кому-нибудь.
Не может быть. Она не смогла бы. Или смогла?
– Не было, – отозвалась я.
– А жаль, – заявила бабушка. – Сердечный приступ, а то и два, возможно, слегка бы приструнили Дэвиса.
Я подавилась кофе.
– Лилиан!
– Пф, Сойер, не смотри на меня так. Пока я не выпила утренний кофе, мне разрешается шутить о сердечных приступах и Дэвисе Эймсе, тем более что поблизости нет поборников этикета, чтобы отчитать меня.
Видимо, меня за таковую не считали. Я восприняла это как комплимент.
– Как ты думаешь, что случилось? – не унималась я. – Три полицейские машины. Это много, как по мне.
Я повидала достаточно серьезных драк в баре, но даже тогда приезжала только одна машина.
– Здесь почти не случается преступлений. – Лилиан подняла кружку к лицу и вдохнула аромат кофе. – Дэвис всегда ждет немедленной и убедительной реакции. Старый маразматик, наверное, потерял ключи от машины и сообщил о краже.
Ее объяснение произошедшему должно было успокоить меня, но я была обескуражена: впервые за шесть недель я разговаривала с Настоящей Лилиан Тафт, живым человеком, а не главой семьи – или матерью моей матери.
– Мама вчера звонила. – Вообще-то я не собиралась об этом говорить. – Она хотела знать, где я. – Я помолчала. – Я ездила повидаться с ней.
– Вряд ли она обрадовалась тому, что ты здесь. – Лилиан опустила кружку с кофе. – Уверена, что, по ее словам, я самая настоящая злодейка, которая ни разу не пыталась связаться с ней и ни разу не просила о встрече.
«Ты этого и не делала», – подумала я.
– Откровенно говоря, – продолжила Лилиан, и ее вполне устраивало, как и всегда, что говорит только она, – я шокирована тем, что моей дочери потребовалось так много времени, чтобы справиться о твоем местонахождении и благополучии.
– Ну еще бы. – Я вернулась сюда, но это еще не значит, что я приняла сторону бабушки и ополчилась на маму.
Лилиан посмотрела на меня:
– Я чем-то расстроила тебя, Сойер? Кроме того, что дала тебе еду, кров и возможности, за которые большинство девушек готовы отдать свою жизнь?
Я бы никогда, даже за тысячу лет, не научилась говорить таким тоном: с чуточкой любопытства и осторожной самоиронии, без намека на осуждение, сколько бы критики ни было высказано.
– Вчера вечером я взяла с собой в «Холлер» Лили. – Когда сомневаешься, действуй напролом.
– Прошу прощения?
– Это бар, где работает мама. Мы были там с Лили. И кстати, выяснилось, что кто-то платит владельцу, чтобы маму не уволили. – Лилиан продолжала пить кофе. – Разве это не странно? – Молчание. – Лилиан. – Молчание. – Мим!
Я впервые назвала ее так. Моя безупречная, всегда собранная, всегда устрашающая бабушка моргнула – ее глаза заслезились. Она поднесла салфетку к губам и неторопливо промокнула их, вернув самообладание с таким же расчетом и беспощадностью, с которыми собирает войска командир.
– Что ты хочешь от меня услышать, дорогая? Что я совершила смертный грех, заботясь о своей плоти и крови? Что я бы выкупила все здание, если бы это было законно, просто чтобы у вас всегда был дом?
Ты сама выставила ее за дверь – беременную, напуганную, одинокую. Из-за тебя мы оказались там.
– А теперь… – Лилиан сложила руки на коленях. – Может быть, нам стоит поговорить о чем-нибудь более приятном? – Это был и не вопрос, и не просьба. – Как ты считаешь, почему полиция оказалась на нашей улице?
Глава 32
Я решила, что мне лучше уйти из дома. Я убеждала себя, что ухожу, чтобы избежать дальнейших расспросов, но на самом деле разговор с бабушкой и встреча с мамой накануне вечером выбили меня из колеи. Мне срочно нужно было вцепиться во что-то зубами, поломать над чем-то голову, зациклиться на чем-нибудь.
Например, подходит ли ключ, который мы украли из шкафчика Кэмпбелл, к сейфу сенатора.
Если Кэмпбелл сдержит обещание и вернет планшет, нам не понадобится компромат на нее, но я не особо доверяла ее словам. К тому же, пообщавшись с кем-то из Эймсов, можно выяснить, из-за чего вчера приезжала полиция.
В чем именно мы помогли Кэмпбелл.
Когда я приехала в офис сенатора, там было всего два человека – Уокер и помощница его отца, девушка чуть постарше нас. Лия. Память подсказала имя, но это оказалось ни к чему, потому что, стоило мне войти, как Лия-на-красных-шпильках вышла на улицу.
– Работаешь по выходным? – спросила я Уокера, едва сдержавшись, чтобы тут же не начать выспрашивать о полицейских машинах у дома его деда.
– Ты же знаешь, как говорят, Сойер Тафт. Праздное безделье – мастерская дьявола и так далее и тому подобное. – Поняв, что объяснение не произвело на меня впечатления, Уокер добавил: – Мне нужно было выбраться из дома.
Я позволила себе недолго поразмышлять о том, на что похожа жизнь в доме Эймсов, каково было расти там.
– Слышал, у вас вчера выдался эпатажный вечер. – Уокер был вежлив, но резкая смена темы не ускользнула от меня. – Мы с Кэмпбелл поболтали. – Я тут же решила, что сестра все ему рассказала, но он вдруг спросил: – Смею ли я надеяться, что однообразие сегодняшнего дня и рутина разбора почты будет скрашена историями о ваших оргиях на задворках цивилизации?
– Стильно, – отозвалась я. – Теперь мне понятно, почему ты любимый ребенок.
– Это не так, – тихо возразил он, но вряд ли сам в это верил.
«Я люблю брата, – вспомнились слова Кэмпбелл. – Все его любят. Всегда любили».
Мне вдруг пришло в голову: не в этом ли причина всего – в отчаянной попытке привлечь внимание? Но мысли о Кэмпбелл отошли на задний план, когда я вспомнила, почему вчера решила послать все правила к черту.
Уокер Эймс дал обещание Лили, а потом разбил ей сердце.
– Почему ты выглядишь так, словно планируешь мою немедленную смерть? – шутливо поинтересовался Уокер, наклонившись ко мне.
Он причинил боль Лили, а сейчас флиртует со мной.
– Не знаю, – ответила я. – Может быть, ты не так глуп, как кажешься.
