Белая как снег - Бьорк Самюэль

Спокойный, приветливый, и да, Фредрик сам его видел – очень приятной внешности обаятельный профайлер.

– Думаю, это хорошо, – пробормотала Катья.

– Что хорошо?

– Что он приехал. Все-таки у него столько опыта. Наша новенькая студентка, конечно, сильна, но все-таки…

– О чем ты?

– Ну, мы же обсуждали это. У нее классные идеи, но нельзя же строить все расследование на ее… скажем так…

– Фантазиях?

– Нет, я не это хотела сказать, я просто…

– У Мунка все под контролем.

– Конечно, я просто говорю, что он своим приездом может существенно обогатить нас…

– Потому что он такой красавчик?

– Ха-ха.

Катья скривила лицо и толкнула Фредрика в плечо.

– Ну, он же опытный профайлер. Знает, что делает. Это хорошо. Я чувствую, мы в надежных руках.

Фредрик налил себе кофе из термоса и поднял взгляд на двери в церковь.

– Сколько продлится церемония? – спросила Катья, посмотрев на телефон.

Они ждали ее окончания. И Фредрик с Катьей, и полицейские в форме, которых поставили на улице прежде всего, чтобы держать прессу на расстоянии. Один из представителей семьи покойного был в новостях накануне вечером и попросил тех, кому нечего делать на похоронах, держаться на расстоянии. Попросил хоть и в вежливой форме, но между строк читалось: держитесь подальше от нас, журналюги. Но, похоже, не очень-то сработало. Конечно, у церкви толпились не орды журналистов, но достаточно, чтобы полицейские-стажеры, беспокойно топчущиеся на тротуаре на другой стороне улицы, перекрыли по ней проезд и огородили церковь. У обшарпанной лестницы наготове стояли три машины, предназначенные для вывоза ближайших родственников. Все было почти как в Голливуде. Ну или как на похоронах государственного деятеля. Церковь Лёренскуга. Сто сорок посадочных мест. Но пришло намного, намного больше. Словно собрались скорбящие по государственному деятелю, вереницы рыдающих, которым, когда двери в церковь закрылись, некуда было встать. Множество цветов, фотографий и свечей. Фотографы установили на большие штативы объективы с приближением и повернули их к кладбищу, в надежде сделать лучшие снимки омраченных горем лиц, когда гроб будут опускать в землю. Фредрик, конечно, знал, что из соображений безопасности его сегодня не будут выносить из церкви. Это сделают завтра утром в неофициальном порядке. В надежде, что родные смогут спокойно попрощаться со своим мальчиком.

– Понятия не имею, – сказал Фредрик, барабаня пальцами по рулю. – Началось все… не раньше часа? Один выход людей из церкви займет…

– Да-да, но они же первыми выпустят ближайших родственников, да? – спросила Катья, слегка ударив папкой, которую им выдал Грёнли, себе по коленям.

С полным списком с фотографиями всех членов семьи, близких и дальних родственников. Катье с Фредриком удалось узнать в толпе бо́льшую часть. Но кто-то еще не был ими замечен.

– Мы его видели?

Катья показала пальцем на фото мужчины в очках и с усами.

– Кто это? Дядя по матери?

– Да. Локи. Какой идиот назовет сына Локи? Ты, конечно, должен лучше разбираться в скандинавской мифологии, но, блин, Локи? Он же был предателем. Обманщиком. Это все равно что назвать сына Иудой.

– Скандинавская мифология? Откуда ты вообще ее знаешь? Она что, входит в программу в голландской школе?

Катья заерзала на сиденье – ей было жутко неудобно в этой одежде. Мунк попросил ее надеть что-то другое вместо спортивного костюма, чтобы представлять их отдел на похоронах. Вид у нее был, словно она одолжила одежду у Анетте Голи, и это ей не нравилось.

Он засмеялся.

– Ну так что? Мифология? Рассказывай давай.

Катья вздохнула.

– Нет, в школе мы это почти не проходили, но однажды у меня был парень.

– И?

– Серьезно? Ты хочешь заставить меня рассказать это?

– Конечно. Ужасно интересно. Давно?

– Да нет, лет шесть-семь назад.

– Ну да, совсем недавно. Ну давай уже. Скандинавская мифология?

Она снова заерзала на сиденье и теперь не только потому, что юбка была неудобная.

– Давай сначала пройдемся по родственникам?

– Мы же уже это делали. Все пришли. Кроме тех, кто предупреждал. Бабушка по матери в больнице. И его тетя, где она там живет?

– В Новой Зеландии.

– Ну вот. Так что с Локи?

Фредрик улыбнулся – ему нравилось так дразнить Катью. Давно они не зависали с ней, между ними появилось некоторое напряжение после того недопонимания на диване. Не то чтобы это был кризис, ему все равно было приятно проводить с ней время, несмотря на тяжесть трагедии, происходившей в белом здании церкви перед ними.

Катья вздохнула.

– Ни слова об этом в офисе, ладно?

– Само собой. Все интереснее и интереснее.

Она покачала головой.

– Я встречалась с парнем. Ему нравился блэк-метал. Норвежский. Mayhem, Burzum, Darkthrone, Immortal. И не только музыка, но и все вокруг нее. Магазин пластинок под названием «Ад» и скандинавская мифология. А когда тебе кто-то нравится, что ты делаешь? Пытаешься стать интересным для своего партнера, правильно? В общем, я видела некоторое количество сатанистов.

Моргнув, она откусила кусок лежавшего у коробки передач яблока.

– Ничего себе. Никогда бы не подумал.

– Мое темное прошлое.

Она засмеялась.

– Насколько все серьезно? Гвозди, черные волосы?

– Полный набор.

– Ты ходила на концерт накрашенная под труп?

– На этом допрос окончен.

– Правда, что ли? С белым лицом?

Она закрыла рот на воображаемую молнию.

– Ну ладно тебе. Поэтому теперь ты одеваешься как Sporty Spice [20]? Чтобы компенсировать?

Катья с силой толкнула Фредрика кулаком в плечо, так что ему стало больно, и только он хотел отпустить еще одну шуточку, как вдруг ударил церковный колокол, и они вернулись к серьезности.

Катья поднесла фотоаппарат к глазу и увеличила картинку.

– Где же ты… где ты…

Те окурки в лесу. Мунк в первую очередь из-за них послал Катью с Фредриком к церкви.

Он любит наблюдать.

Обозревать содеянное.

Где, как не на похоронах?

– Тебе же нравится, да? Давай, иди ко мне…

Щелчок затвора, как щелчок ручного пулемета, и зеркало повернулось, чтобы фотографии отпечатались на сенсоре.

Двери в церковь открылись, и из них, склонив головы, стали выходить люди в черной одежде… Всхлипывающая мать – ее поддерживали, чтобы она хоть как-то могла двигаться вперед. Суета журналистов, целая армада объективов, направленных на скорбящих, когда те наощупь спускались по ступенькам к ожидавшим их машинам, и тут все случилось быстро.

Как сцена из немого кино.

Один из фотографов пробрался через ограждение. Напрасно пытавшиеся остановить его руки полицейского. Шок на скорбных лицах, внезапно смотрящих в камеру, а затем то, о чем еще долго будут говорить.

Дядя.

Локи.

– Отдай мне свою камеру, сукин ты сын!

Он вырвал фотоаппарат у фотографа, одновременно ударив его по лицу, еще и еще раз, отчего фотограф упал на колени, по его рубашке стекала кровь, и, скорчившись, он рухнул на асфальт.

– Нравится тебе, да? Мучить людей?

Дядя поднял камеру в воздух и со всех сил ударил ей о голову фотографа, который уже лежал на земле. Еще раз. И еще.

– Нравится тебе? А?

Он занес ногу над окровавленным лицом мужчины, но тут подоспела она.

Катья.

Одним движением она уложила Локи на землю, кивнув Фредрику.

Увези их.

И он оказался среди них.

Видел всех вблизи.

Их опустошенные глаза.

Стекающие по щекам слезы.

– Сюда, сюда. Садитесь, пожалуйста.

Через несколько секунд все закончилось.

И огни фонарей машин уже исчезли вдали.

Катья сидела на спине дяди, сурово смотря на стажеров в униформе, которые подошли на помощь только сейчас.

– Чем вы тут, черт побери, занимаетесь? Подгоните сюда чертову полицейскую машину.