Другие студенты субъекта не интересовали.
– Запусти еще раз, – приказала Слоан, – с начала.
Я подчинилась. Слоан мягко отодвинула меня и заняла место за ноутбуком. С помощью горячих клавиш она ставила видео на паузу, запускала, снова ставила на паузу. Ее глаза метались по экрану.
– Звуковая дорожка не врет, – наконец сказала она, – в этой аудитории триста семь студентов, которые пишут тест, включая твоего подозреваемого, – сообщила она мне, показав на лицо, которое невозможно спутать – круглое, с тусклыми глазами, – в третьем ряду. Кларк. Он сидел через два места от Брайс, на ряд позади Дерека.
– Кто снимает экзамен? – спросила я. – И зачем?
– Не знаю. – Слоан высунула кончик языка, сосредоточенно что-то обдумывая. – В новостях было сказано, что тело Эмерсон обнаружили рано утром, – наконец сказала она. – Но когда?
Я поняла, о чем она думает. Судя по отметке, видео снято в 7:34 утра.
– Время смерти, – озвучила очевидное я, – нам нужно время смерти.
Слоан схватила мой телефон и набрала номер по памяти. Никто не ответил, и она позвонила снова. И снова. И снова.
– Что? – От раздражения Бриггс говорил настолько громко, что его голос услышала и я.
– Считается невежливым говорить на громкости более семидесяти пяти децибел. – Слоан шмыгнула носом. – Полагаю, это называют криком.
Ответ Бриггса я не услышала.
– Есть данные вскрытия Эмерсон Коул? – Слоан прижала телефон ухом к плечу и освободившимися руками стянула резинку с собранных в хвост волос и снова завязала ее. – Нам нужно время смерти. Причина смерти тоже не помешала бы.
Я была почти уверена, что Бриггс не станет делиться этой информацией. Есть некоторое отличие между составлением психологических портретов студентов по профилям в соцсетях и знакомством с жесткими подробностями закрытого заключения патологоанатома.
– Вы говорите на семьдесят восемь децибел, – сообщила Слоан, которую явно не задевали возражения Бриггса, – и нам все равно нужно время смерти. – Она снова ненадолго замолчала. – Потому что, – произнесла Слоан, растягивая слова, будто разговаривала с глуповатым маленьким ребенком, – мы тут смотрим видео, которое было записано в 7:34 утра. Если я правильно помню карту кампуса, а вы знаете, что это так, лекционный зал Дэвиса находится в двадцати пяти минутах пешком или десяти минутах на машине от президентского корпуса. А значит, если смерть Эмерсон Коул: а) требовала присутствия субъекта и б) произошла после 7:25 утра и до конца контрольной, то у всех студентов этого курса есть алиби.
На этот раз Слоан молчала дольше, потом повесила трубку.
– Что он сказал? – спросил ее Майкл.
Слоан закрыла ноутбук и отодвинула его.
– Он сказал, что тело нашли в 8:15 утра. Время смерти приблизительно 7:55.
Глава 27
Время записи видео подтвердилось. Теперь можно признать официально: Эмерсон Коул задушили, пока ученики профессора Фогля сидели в лекционном зале Дэвиса и писали промежуточный экзамен.
ФБР отследило источник видео, это оказался наш старый знакомый – ассистент профессора Джеф. Он объяснил, что у профессора Фогля было правило – всегда записывать контрольные, чтобы исключить ситуации, когда один студент пишет за другого. На видео записан весь процесс, и каждого студента снимали вблизи, когда он сдавал работу. Все из наших 307 потенциальных подозреваемых – 308, если считать Джеффри, – присутствовали и отметились. Что касается алиби, оно тут просто железное.
– Я сказала Бриггсу, что он должен дать мне посмотреть видео с Дэниелом Реддингом. – Лия захлопнула дверцу холодильника и сорвала злость на выдвижном ящике со столовыми приборами. Она выдвинула его так резко, что содержимое загремело.
– Мы гоняемся за несуществующими уликами, потому что никто не дает мне проверить, когда этот бездушный, беспринципный кусок…
Лия озвучила несколько цветистых характеристик отца Дина. Мне было нечего на них возразить. Я уселась перед ней и вытащила две ложки из ящика стола. Протянула одну ей. После долгой паузы она с подозрением посмотрела на ложку в моей руке.
– Ты поделишься мороженым, – сообщила я ей. Она покрутила ложку в пальцах, и я задумалась, не планирует ли Лия что-то нехорошее по отношению ко мне.
– Дин и со мной не разговаривает, – сообщила я ей, – я расстроена не меньше твоего. Все, что мы делали или попытались сделать, – впустую. Неизвестный субъект не кто-то из учеников. Неважно, что у Джеффри минимальные способности к эмпатии и он в восторге от темной стороны или что у Кларка накопилась злость и он был неравнодушен к Эмерсон. Это не имеет значения, потому что никто из них не убивал Эмерсон.
Единственное, чем позволяло нам заниматься ФБР, – гоняться за призраками, спасибо психованному отцу Дина. И я невольно почувствовала себя глупой из-за того, что решила, будто мы сможем просто так, пританцовывая, войти в кампус колледжа или просмотреть профили в соцсетях – и найти убийцу. Дин по-прежнему злился на нас, и мы ничем не могли помочь делу.
– Лия…
– Все уже в порядке, – перебила меня Лия, – хватит изображать дружбу, Кэсси. Я поделюсь мороженым, но поедим мы где-то еще. Я не в настроении дружелюбно разговаривать с другими, и следующий, кто попросит меня чем-нибудь поделиться, умрет медленной болезненной смертью.
– Соглашусь. – Я окинула взглядом кухню. – Есть идеи, куда пойти?
Сначала я подумала, что Лия ведет меня в свою спальню, но, как только дверь за нами закрылась, я поняла, что ее план заключался не в этом. Она открыла окно и, в последний раз нахально оглянувшись на меня, выбралась на крышу.
«Отлично», – подумала я и высунулась в окно – как раз вовремя, чтобы увидеть, как она исчезает за углом. Помедлив минуту, я сама осторожно выбралась из окна. Эта часть крыши пологая, но я все равно опиралась рукой о стену. Я осторожно добралась до угла, где устроилась Лия. Когда я завернула за него, у меня перехватило дыхание.
Лия сидела, прислонившись к стене и вытянув свои длиннющие ноги так, что они доставали почти до водостока. Осторожно ступая, я подошла к ней и уселась рядом. Лия молча наклонила ко мне картонную упаковку с мороженым Rocky Road. Я запустила ложку внутрь и зачерпнула как следует.
Лия изысканно выгнула бровь.
– У кого-то голова сейчас от холода заболит.
Я откусила небольшой кусочек.
– Нужно было взять пиалы.
– Много чего нужно было бы сделать. – Лия сидела совершенно неподвижно, глядя на горизонт. Солнце только-только заходило, но у меня возникло отчетливое ощущение, что, если бы меня здесь не было, она осталась бы здесь на всю ночь, в двух этажах от земли, касаясь ногами края. Она ненавидела, когда ее ограничивали. Ненавидела, когда запирали. У нее всегда имелся запасной план. Просто уже давно в нем не возникало необходимости.
– Дин справится, – заметила я, вместо того чтобы сказать о запасных планах, о детстве Лии, о том, как ей, вероятно, пришлось научиться врать. – Он не может злиться на нас вечно, – продолжила я. – Мы просто пытались помочь.
– Ты, что ли, вообще не понимаешь? – Лия наконец повернулась ко мне, и в ее темных глазах блестели слезы, которые она никогда не позволила бы себе пролить. – Дин не злится. Он себе не позволяет. Если мы поговорим с ним прямо сейчас, он не разозлится. Он вообще ничего не почувствует. Вот что он делает. Он закрывается, отталкивает других, и это нормально. Понимаю. Уж я-то понимаю. – Лия закрыла глаза и сжала губы. Несколько раз неровно вдохнула, а затем снова успокоилась. – Но меня он не отталкивает.
Дин знал Лию лучше, чем кто-либо из нас, а это означало, что он отчетливо понимал, каково ей будет, если он ее оттолкнет. Он знал, что он единственный, кому она доверяет, что их отношения – то, что позволяет ей чувствовать себя в ловушке. Защитным механизмом Майкла в детстве стало умение распознавать гнев, а затем провоцировать его, если он не мог его потушить. Лия пыталась скрыться под множеством слоев обмана, чтобы, даже если кто-то причинит ей боль, это не касалось лично ее, потому что не имело никакого отношения к настоящей Лии. Дин был исключением.
