– Когда я прибыла сюда, здесь были только Дин, Джуд и я. – Лия оставила ложку в коробке и откинулась назад, опираясь на руки. Я не понимала, зачем она мне это рассказывает, но почему-то интуиция подсказывала мне, что на этот раз она говорит правду. – Я была готова его ненавидеть. Я отлично умею ненавидеть, но Дин никогда не пытался на меня давить. Никогда не задавал мне вопросы, на которые мне не захотелось бы отвечать. Однажды ночью, через пару месяцев пребывания здесь, мне захотелось выбраться за территорию. Убегать я хорошо умела.
Я добавила это в удлиняющийся список того, что я знала о прошлом Лии.
– Дин поймал меня. Он сказал, если я ухожу, то и он со мной. Я решила, что он блефует, но оказалось, что это не так. Я убежала, и он со мной. Нас не было три дня. Мне и раньше случалось жить на улице, а ему нет. Он сторожил по ночам, чтобы я могла поспать. Иногда я просыпалась и видела, что он по-прежнему на страже. Он никогда не смотрел на меня так, как смотрит большинство парней. Он присматривал за мной, а не следил. – Она помолчала. – Никогда ничего не просил взамен.
– Он не стал бы.
Лия неуверенно улыбнулась.
– Верно, – согласилась она, – не стал бы. – В последний день перед возвращением он рассказал мне о своем отце, о том, как он здесь оказался, о Бриггсе. Дин единственный, кто никогда мне не врал.
А теперь он с ней не разговаривал.
– Агент Стерлинг была одной из жертв его отца, – тихо сказала я. Взгляд Лии метнулся ко мне. По тому, как резко она вдохнула, я догадалась: она распознала мои слова как правдивые и теперь не понимала, что с этим делать.
Мне не казалось, что я предам Дина, если расскажу про это Лии. Она для него семья. Она открылась мне так, как никогда не открывалась другим, рассказала, как отчаянно ей необходимо ощутить, что он не отталкивает ее просто потому, что она все испортила. Жизнь Дина сейчас походила на минное поле.
– У Стерлинг есть клеймо, вот тут. – Я поднесла кончики пальцев к груди. – Ей как-то удалось сбежать. Думаю, Дин ей помог.
Лия с непроницаемым лицом переварила эту информацию.
– А теперь она вернулась, – наконец произнесла она, глядя куда-то вдаль, – и Дин может думать только о том, что его помощь оказалась недостаточной.
Я кивнула.
– Потом появляется мертвая Эмерсон Коул, и Дин находится в комнате для допросов напротив отца. – Я откинулась назад, легонько стукнув головой о стену дома. – Дин закрывается, потому что ему пришлось пойти туда, выслушивать, что хочет сказать его отец. Кто-то будто высосал душу из его тела. Потом агент Стерлинг сообщила ему, что мы сами пытаемся что-то разведать…
– О чем проболталась ты… – вставила Лия.
– Стерлинг уже знала, что я куда-то ездила, – сообщила я. – Кроме того, я не сказала ей, что делали мы. Я даже не говорила ей, что ты была там. Я только сообщила ей, что мы узнали.
– Это уже неважно, – прервала меня Лия, – потому что все студенты того курса, не говоря уже об ассистенте профессора, имеют железное алиби. И вместо того, чтобы использовать нас, ФБР, со свойственной ему мудростью, держит нас взаперти, где мы не можем сделать ничего, чтобы расследовать дело или помочь Дину. – Лия намотала на палец толстую прядь черных волос. – А вот и наш новый герой дня.
Я проследила за взглядом Лии. К дому подъехал темный автомобиль, из него вышла агент Стерлинг.
– Как ты думаешь, где она была? – спросила меня Лия.
Стерлинг недавно заезжала, ненадолго – только чтобы забрать досье студентов, а потом уехала. Я предположила, что она встречалась с Бриггсом, но его с ней не было.
Пассажирская дверь машины открылась, и из нее вышел директор. Они выглядели как люди, чья поездка была очень напряженной и очень молчаливой.
– Думаешь, он вернулся, чтобы поговорить с нами? – спросила я, понизив голос, хотя они находились далеко и явно нас не слышали.
Лия зажала мне рот рукой и оттащила назад, чтобы нас не заметили. Она прищурилась. Я кивнула, показывая, что поняла, и в следующую секунду узнала, почему Лии так нравилось это место на крыше.
Акустика здесь превосходная.
– Можете взять машину, чтобы добраться до дома, – сказала агент Стерлинг. Она говорила ровно и непроницаемо, будто вела допрос.
– Я просил тебя отвезти меня сюда, – ответил директор, его баритон звучал так же спокойно, как и ее голос, – я хочу поговорить с этим юношей.
– Вам не нужно говорить с Дином.
– Агент, полагаю, вы забываете, кто здесь директор.
– А я думаю, что вы забываете, что после истории с Лок вопросы задавала не только я. – Она помолчала, ожидая, пока ее слова достигнут цели. – У меня есть контакты в Национальной службе разведки. В Вашингтоне ходят слухи. Как вы думаете, что случится, если до них дойдет, что ФБР консультировалось по этому делу с несовершеннолетним сыном Реддинга?
– Для этого дела разглашение не проблема. – Тон директора не изменился. – ФБР вызвало бы Дина для разговора независимо от того, работает он на нас или нет. Даже если директор Национальной разведки спросит – а он не станет, достаточно просто объяснить. Сын Реддинга – первый, кто приходит на ум. Он знает извилины души Реддинга лучше, чем кто-либо другой, включая тебя.
– Я согласилась приехать сюда и дать оценку программе, потому что ты сказал, что сообщать о ней в Вашингтон – ошибка. – В голосе агента Стерлинг появилось немного эмоциональности, хотя было непонятно, это раздражение или что-то еще. – Ты убедил меня, что мне нужно самой увидеть, чтобы понять, какую программу я собираюсь закрыть.
Я пыталась понять, почему директор послал свою дочь сюда, зная, что она считает программу ошибкой. Теперь я понимала.
– Тогда ты ко мне прислушалась, – спокойно возразил директор, – могла бы подать рапорт, но не стала.
– Как будто ты оставил мне выбор!
– Я просто сказал тебе правду. – Директор посмотрел на часы, словно подчеркивая, сколько времени он тратит впустую на этот разговор. – Эта программа – единственное, что удерживает этого юношу от срыва. Думаешь, в приемной семье ему было бы лучше? А может, хочешь, чтобы Лия Чжан снова вернулась на улицы? В конце концов ее поймают снова, и на этот раз, гарантирую, она получит вполне взрослый срок.
Я ощутила, как Лия, сидевшая рядом со мной, окаменела.
– Ты хотел, чтобы я оказалась здесь, – произнесла Стерлинг, цедя слова сквозь стиснутые зубы. – Я согласилась. Но ты пообещал, что станешь прислушиваться к моим рекомендациям.
– Если бы ты предлагала что-то разумное, я прислушался бы. Но не подпускать Дина Реддинга к этому делу неразумно. – Директор дал несколько секунд для ответа. Его дочь промолчала, и он продолжил: – Можешь рассказывать мне, что не так с этой программой, но в глубине души ты так же сильно хочешь посадить убийцу за решетку, как и я. Есть предел тому, что ты можешь сделать, не используя прирожденных, и, рано или поздно, ты забудешь о своих принципах. Ты сама скажешь мне, что эту черту нужно перейти.
Я ожидала, что Стерлинг возразит ему. Она не стала.
– Разумеется, я хочу их использовать! – воскликнула она. – Но дело не во мне. Не в тебе. Не в Бюро. Дело в пяти подростках, которые живут в этом доме. Пяти людях, для которых единственная защита – правила, которые ты устанавливаешь, а потом нарушаешь, снова и снова. Это ты разрешил Кэсси Хоббс заняться делом Лок. Это ты настаивал, что Дина нужно взять на разговор с Реддингом. Ты создаешь правила и нарушаешь их, и в результате границы размываются…
– Дело не в этом, – вмешался директор. В отличие от дочери он по-прежнему говорил совершенно невозмутимо. – Ты расстраиваешься не из-за того, что я не могу дать этим подросткам четкие правила. Прошло пять лет, а ты по-прежнему расстраиваешься из-за того, что я по поводу этой программы согласился с твоим мужем, а не с тобой.
– С бывшим мужем.
– Ты ушла от него. Ты ушла из ФБР.
– Скажи это уже, папа. Я ушла от тебя.
