– Моя племянница и ее друзья, – невозмутимо ответила Стерлинг. – Кэсси в детстве жила здесь с мамой. Когда я узнала, что вся компания планирует съездить в Гейтер, я решила, что им не помешает сопровождение.
Лия пристроилась рядом со мной, с полной убедительностью изображая, будто зачарована видом старомодных весов, цвет и текстура которых были точно как у ржавого пенни.
– Забавный факт, – сказала наш детектор лжи себе под нос. – Насчет сопровождения – это была правда.
Тэйнс у нас за спиной обдумал слова агента Стерлинг.
– Получается, вы сестра Лорелеи?
Когда с его губ сорвалось имя моей мамы, это потрясло меня. Я хотела повернуться лицом к нему, но ноги словно вросли в пол.
Ты знал мою маму.
– У вас есть дети? – спросила агент Стерлинг, и вопрос прозвучал совершенно естественно – и без подвоха. Я прошлась вдоль внешней стены, повернувшись так, чтобы замечать реакции старика.
– Гнев, – прошептал Майкл, подойдя ко мне сзади и шепча прямо мне на ухо. – Горечь. Желание. – Он помолчал немного. – И вина.
Тот факт, что Майкл упомянул вину последней, означал, что это самое слабое из этих переживаний. Потому, что вина ослабела со временем? Или потому, что ты по природе не способен ощутить что-то большее, чем легкий укол?
– Был сын. – Старик ответил на вопрос Стерлинг отрывисто, резко. – Мэйсон. Сбежал, когда ему было семнадцать. Это разбило сердце моей жене.
Взгляд на Лию показал мне, что она не обнаружила в его словах ни капли лжи.
– Мэйсон, – повторила я, изо всех сил изображая любопытного подростка. Позволила себе помедлить, потом сказала: – У Ри сегодня с утра говорили что-то такое, – я отвела взгляд, достаточно смущенно, чтобы намекнуть, что я совсем не хочу произносить это вслух, – про убийство Анны и Тодда Кайл…
– Кэсси, – резко сказала моя «тетя», подкрепляя впечатление, что я просто подросток, который сболтнул лишнего.
– Это было ужасно. – Тэйнс взялся за старомодную бутылку с изображением черепа. – Мне никогда не было дела до отца Анны. Он женился на местной девушке, но не пытался стать своим в городе. Его жена умерла, когда Анне было примерно шесть, и он растил девочку одну в своем большом доме на холме – слишком хорошем для этого города – с самого первого дня. – Он покачал головой, словно пытаясь отогнать воспоминания. – Малкольм просто игнорировал всех нас, но у него были стычки с Холландом Дарби и его последователями. А для обитателей этих мест такое всегда плохо кончается.
Я бросаю взгляд на агента Стерлинг, словно сомневаюсь, стоит ли рискнуть или прикусить язык.
– Анна и Тодд Кайл были убиты. А их сын… Мэйсон.
Старик опустил на меня долгий взгляд.
– Мы с женой не могли иметь детей. Мы решили поступить как честные христиане. А Мэйсон… – Тэйнс закрыл глаза. – Мэйсон был хорошим мальчиком.
Судя по тому, как разворачивался разговор, я видела две возможных версии Уолтера Тэйнса. Одна из них – старик, который попытался сделать все, что мог, для многое пережившего мальчика, который отплатил ему за это, сбежав, как только стал достаточно взрослым, чтобы отряхнуть прах Гейтера со своих ног. Другая – невероятный актер, который печалился не столько о мальчике, который покинул город, сколько о человеке, в которого превратился Мэйсон Кайл.
Найтшейд подвел Мастеров.
Найтшейда поймали.
Найтшейд превратился в обузу для них.
Звук колокольчика отвлек меня от моих мыслей – входная дверь музея открылась. Я инстинктивно отвернулась и снова принялась рассматривать полки с экспонатами.
– Уолтер. – Голос, который поприветствовал Тэйнса, звучал мягко и приятно. Неагрессивно.
– Дарби. – Тэйнс ограничился коротким ответом. – Чем-то могу тебе помочь?
«Дарби? – подумала я, внезапно порадовавшись, что отвернулась. – То есть как Холланд Дарби?»
– Как я понял, у Шейна случилась стычка с моим отцом. – Эти слова, сказанные спокойным тоном, заполнили пробелы. – Я надеялся поговорить с мальчиком.
– Уверен, Шейн будет благодарен за вашу заботу, доктор, – сказал Тэйнс тоном, который подразумевал обратное. – Но я отпустил его на день, чтобы он собрался с мыслями, прежде чем вернется сюда.
Сын Дарби сдержанно ответил:
– Я бы не хотел, чтобы Шейна наказали за нападение. И мы оба знаем, что мой отец умеет провоцировать других, а потом добиваться наказания.
Еще одна долгая пауза, а потом Уолтер Тэйнс резко сменил тему:
– Эти ребята задавали вопросы о Мэйсоне, о том, что случилось с Анной и Тоддом Кайл. Может, это не меня им следует спрашивать.
Я вспомнила, что Марсела Уайт рассказывала о том, как Мэйсон Кайл проводил время с детьми «тех людей».
Вы с Мэйсоном Кайлом были друзьями. Мое восприятие включилось на полную, и я повернулась, чтобы получше разглядеть вошедшего. Агент Стерлинг вышла вперед, отвлекая его внимание и не давая ему разглядывать меня.
У этого Дарби были темные волосы, как у отца, но гуще и без седины. Глаза были светло-голубые, почти прозрачные. Мне показалось, что ему слегка за сорок, но все это совершенно не объясняло, почему мои ногти впились в ладони, как только я его увидела.
В животе словно возник тяжелый груз. Во рту пересохло, и внезапно я оказалась уже не в музее. Я вцепилась в веревку качелей, наблюдая, как молодая версия этого человека рассмеялась и усадила маму на перила крыльца.
Она тоже смеялась.
Я вернулась из воспоминаний как раз вовремя, чтобы услышать, как этот человек представляется.
– Кейн Дарби, – сказал он, протянув руку агенту Стерлинг. – Я местный врач, и, как вы, наверное, уловили, моего отца в этих местах не любят.
Кейн. Моя память уцепилась за это имя. Я слышала, как мама произносит его. Я видела, как она стоит в лунном свете, как переплетаются их пальцы.
– Вы спрашивали про Мэйсона Кайла? – продолжил Кейн так ровно и спокойно, что я поняла: это в его натуре, он и с пациентами говорит так же. – Мы были знакомы в детстве, хотя после того, как его родителей убили, общались мало.
Мне нужно было смотреть на Лию, чтобы понять, говорит ли Кейн Дарби правду. Мне нужно было анализировать этого человека.
Но я этого не делала.
Не могла.
Чувствуя, будто стены сжимаются вокруг, я протолкнулась мимо Лии, мимо Майкла, мимо Дина; мир расплывался вокруг, когда я наконец вышла наружу.
Глава 36
Мама была не из тех, кто влюбляется без памяти. Она связалась с моим отцом, когда ей еще не было двадцати, и она отчаянно хотела скрыться от агрессии собственного папы. Но, обнаружив, что беременна, она сбежала не только от своего отца, но и от моего.
Когда Дин вышел наружу следом за мной – а за ним Лия, Майкл и Слоан, – я могла думать только о том, что Кейн Дарби держал маму за руку. Он танцевал с ней в лунном свете.
С ним она улыбалась.
«У твоей мамы всегда был нюх на красивых мужчин. – Слова Ри прозвучали в моей памяти. – Но и на неприятности тоже».
Я попыталась что-то вспомнить, что угодно, о том, в каких отношениях мама была с сыном лидера секты, но в памяти была пустота. Моя жизнь в Гейтере – черная дыра.
Глядя на этот пробел в памяти взглядом профайлера, я задала очевидный вопрос. Что мое подсознание старается забыть так усердно?
Я перешла улицу. Я отстраненно осознавала, что остальные идут следом, что агент Старманс тоже появился в поле зрения и следует за нами на некотором расстоянии.
– Рискну предположить, что у Кейна Дарби проблемы с отцом. – Майкл смилостивился и не стал комментировать мои эмоции. – Добрый доктор был действительно так спокоен, каким казался, – вплоть до момента, когда упомянул отца.
– А что насчет Мэйсона Кайла? – спросила я. – Что почувствовал Кейн Дарби, когда услышал имя Найтшейда?
– Иногда одна эмоция может маскировать другую. – Майкл помолчал. – То, что я ощущал в нашем добром докторе, представляет собой смесь гнева, вины и ужаса. Что бы еще ни было погребено под ними, этот конкретный эмоциональный коктейль Кейн Дарби ощущал и ранее. Эти три эмоции для него сплетены, и они всегда приходят вместе.
