Гадкие, мерзкие хамы. Бунтари. Четверка прокатилась по гребню волны, ударившейся о берег Америки — второй, после «Битлз». Именно эта вторая волна принесла нам «Роллинг Стоунз», «Ху», «Энималз». «Мы» протянула не дольше других. Впрочем, они пережили эпоху блюза, рокабилли, эйсид-рока, регги, хэви-метала и диско. Их музыка была неповторимой, и никто не смог их превзойти. Впрочем, это была не единственная причина, в силу которой они привлекали к себе столько внимания. Они отвратительно себя вели. Они были ужасны. Они ни в чем не знали меры: наркотики, драки, разврат. Они сражались против всего мира, время от времени переключаясь друг на друга. Создавалось впечатление, что в группе вечно царили раздор и свары. Скандалы, насилие и смерть неотступно преследовали их. Всего через год после того, как группа впервые появилась на шоу у Салливана, Паппи Джонсона задержали в Литтл-Роке, что в штате Арканзас, за секс с несовершеннолетней пятнадцатилетней белой девушкой. Группе запретили давать концерты в Штатах. Через два года Паппи передознулся и умер. Группа выжила. Познала сладость высочайшего триумфа. Распалась. Воссоединилась. Снова достигла зенита славы. А потом одним вечером летом семьдесят шестого на концерте в Атланте Рори Ло прямо на сцене застрелил один из бывших членов секты Чарльза Мэнсона [152]. Так Ти-Эс остался один. Он выпустил альбом «Сумеречный человек» и попытался выступать соло. Но после того, как кто-то во время концерта швырнул в него шутиху и она взорвалась прямо у его ног, Ти-Эс ушел из шоу-бизнеса и больше не возвращался. Он купил Гэдпоул и стал отшельником. После убийства Джона Леннона он нанял постоянную охрану. Ти-Эс теперь редко показывался на людях. Да что я говорю, последние лет десять он вообще не выходил в свет.
Ну как мне было его не знать? Одно время Трис Скарр был моим кумиром. Я взрослел под его музыку. Она стала частью меня.
И при всем при этом я его совсем не знал. Его никто не знал. Джей Вайнтроб про него все правильно сказал: Ти-Эс человек сложный, многоликий, противоречивый, преисполненный гнева и ярости. Живое воплощение рок-н-ролла. Он охотно заводил знакомство с представителями высших слоев общества и отличался взыскательными вкусами, но при этом открыто презирал выходцев из богатых привилегированных классов. Он устраивал дикие вечеринки с наркотиками, громил гостиничные номера, и при этом слыл интеллектуалом и тонко чувствующим поэтом. За последние тридцать лет он крутил романы с самыми известными красавицами, в том числе с Тьюлип, лондонской супермоделью, на которой в итоге женился. В этом был весь Ти-Эс. Он все изведал, все испытал. Он являл собой настоящий кладезь историй и вот теперь был готов поведать их миру. О сварах. О женщинах. О наркотиках. Одним словом, обо всем.
— Вас устроят яйца и бекон, мистер Хог? — спросила Памела.
— Никогда ничего против них не имел. И зовите меня Хоги. Очень вас прошу.
— Как Кармайкла? [153]
— Как сэндвич [154].
— Ясно, — чуть нахмурившись, промолвила Памела. Она удалилась в кладовую и вскоре вернулась с упаковкой яиц и куском бекона.
— Вам как сварить яйца, Хоги? — спросила экономка.
— Всмятку, — ответил я, помешивая кофе, — люблю, знаете ли, когда они внутри мягкие. Как, собственно, и все остальное.
Глава 2
Это я виноват, что мы заблудились в лабиринте.
Лулу вообще не хотела туда идти. Она была на седьмом небе от радости, лая на оленей, щипавших траву на опушке леса, и не желала отвлекаться от столь занимательного дела. Более того, ее старания дали результат: несколько оленей даже бросились наутек, гонимые страхом. В последний раз я видел ее такой счастливой, когда она загнала на дерево белку в манхэттенском Риверсайд-парке. Итак, Лулу упрямилась, но я настоял на своем. Я все же сильнее. С недовольным видом она потрусила рядом со мной. Мы углубились в лабиринт, дорожки в котором обрамляли аккуратно подстриженные живые изгороди трехметровой высоты. Сперва направо, потом налево. Затем налево, потом направо. Никогда в жизни не бывал в лабиринте, и мне тут пришлось по душе. Я и не думал, что здесь можно заблудиться, уверенный, что в случае чего Лулу-то уж точно меня выведет, она ведь как-никак собака. Моя уверенность не подтвердилась. Надо отдать должное Лулу, она изо всех сил пыталась найти выход, но всякий раз мы упирались в очередной тупик. Наконец, проблуждав в лабиринте достаточно долго, мы оказались в самом его центре, где располагалась беседка. Внутри обнаружился чугунный стол со стульями и небольшой сейф с табличкой, на которой красовались слова: «ОТКРОЙ МЕНЯ». Я открыл. Внутри лежали ракетница и записка: «ВЫСТРЕЛИ ИЗ МЕНЯ». Я выстрелил. Минут через двадцать к беседке вышел шофер.
— Мне ужасно неловко, — с виноватым видом признался я.
— Ну что вы, сэр. Это происходит со всеми нашими гостями.
— Даже когда с ними собаки?
— Нет, должен признать, это что-то новенькое.
Шофер сжульничал. У него имелась карта. Мы вышли с другой стороны лабиринта, к коллекции автомобилей Ти-Эс, которую он разместил в перестроенной конюшне. Тристам питал слабость к «Альфа-ромео». У него их было две: «Загато гранд-спорт» 1931 года и «Джульетта спринт куп рейсер» 1959 года. Любил он и «Феррари». У него имелся красный «Пинифарина» 1959 года, от которого у меня так и потекли слюни, и «Гран туризмо берлинетта 275» 1967 года. Нашлось тут место и кабриолету «Лагонда» 1952 года концерна «Астон-Мартин», и «Мерседесу» 1955 года — модели 3OOSL, «Паккарду» 1939 года с откидным верхом, «Студебеккеру» 1964 года «Гран туризмо хок», «Мазерати» 1972 года «Гилби-спайдер», «Бентли» 1952 года «Эртайп Континентал», «Форду» 1956 года «Ти-берд», «Шевроле-корвету» 1957 года. И этот далеко не все. У него был даже «Делориан» [155].
— Впечатляюще, — заметил я шоферу, который снова взялся за замшевую тряпку и принялся протирать «роллс-ройс». — Для тех, кто понимает.
— Мистер Скарр как раз из таких, сэр, — не без удовольствия отозвался шофер. — Обожает автомобили.
Я протянул шоферу ладонь:
— Хоги.
— Джек, сэр, — рукопожатие было крепким. — Рад познакомиться.
— Давно работаете на Ти-Эс?
— Да уж не первый год. Сейчас гораздо спокойней. Не то что раньше. Девушки рисовали поцелуи на машине губной помадой. Кидались под колеса в надежде познакомиться. Чего только не было.
— Думаю, вам есть чем поделиться. Подобные истории пригодятся для книги. Буду рад, если вы их мне поведаете.
— Я всего-навсего шофер, сэр. Вы мне льстите.
— Ну, больно не будет. Честное скаутское.
Джек уклончиво пожал широкими плечами, чуть подумал и сказал:
— Не сочтите за наглость, сэр, но можно я вам дам один совет?
— Валяйте.
Он придвинулся ко мне близко-близко. Изо рта у Джека пахло пивом, маринованным луком и то ли выдержанным сыром, то ли давно нестиранными носками.
— Не стоит копаться в его прошлом.
— Но… в этом как раз и заключается моя работа.
— В таком случае копайтесь, но не особо тщательно.
Теперь в его голосе слышался оттенок угрозы. Лулу у моих ног тихо зарычала.
— И почему? Этому есть какая-то конкретная причина?
— Ограничимся тем, что я вам сказал. Вы производите впечатление разумного молодого джентль…
— Не такого уж и молодого.
— Это будет не очень разумно.
А вот тут уже в голосе прозвучала неприкрытая угроза.
— Я вас понял, — кивнул я. — По этой дороге я попаду в дом?
— Так точно, сэр.
— Кстати, как «Делориан» бегает?
— Он не на ходу.
Когда мы добрались до дома, уже начали сгущаться сумерки. Покормив Лулу, я позвонил в Театр Ее Величества. Мерили уже приехала, но ушла на репетицию. Я оставил телефон, по которому она могла со мной связаться. Затем открыл бутылочку светлого пива и посмотрел по каналу Би-би-си-1 восьмую часть шестнадцатисерийного фильма «Гигантские морские черви». И кто, интересно, смеет утверждать, что британское телевидение запросто утрет нос американскому? Вы вообще телевизор в Британии включали? Затем позвонила Памела и сообщила, что ужин подадут через пятнадцать минут. Я поинтересовался, следует ли мне специально к нему одеваться во что-нибудь парадное. Оказалось, что в этом нет необходимости.
