Притаившись за угловым столиком, я поужинал утиным паштетом и отбивными из ягненка, запив их бутылочкой «Кот-дю-Рон». Лулу получила морского окуня, жаренного на гриле. На десерт я взял кусочек пирога с грушей, кофе и бокал кальвадоса. Лулу принесли еще порцию рыбы. Ти-Эс все не звонил. Тогда мы с Лулу отправились на небольшую прогулку по чистеньким улочкам Южного Кенсингтона. Дождь стих. На улице стоял туман и царила унылая, мрачная атмосфера. Такая подходит для людей глубоких, основательных, умудренных. Чистое небо — для волейболистов, арбитражеров и сценаристов. Лулу постепенно осваивалась в Лондоне. Она радостно обнюхивала кусты, деревья и фонарные столбы, не пропуская ни одного. Перемазала лапы в грязи. Спать мы улеглись поздно. Ти-Эс так и не позвонил.
На следующее утро я отправился на Джермин-стрит [143]. Зашел во «Флорис» [144] и купил одеколон и тальк. В магазине «Тернбулл энд Ассер» приобрел шелковый халат в клеточку. Старый у меня увела Мерили — как и многие другие вещи, что не очень меня расстраивало, особенно если учесть тот факт, что Мерили смотрелась в них гораздо лучше меня. Молодой щеголеватый продавец по имени Найджел пытался втюхать мне безвкусные полосатые рубашки, но поняв, что это бесполезно, предложил обычные, белые. Оттуда я прогулочным шагом направился на Сэвил-роу [145], где заказал серый шевиотовый костюм и новые броги из кордовской кожи. Вернулся в отель — никто так и не звонил. Остаток дня я провел на балконе в обществе лондонского тумана, Лулу, одеяла, чайника с чаем, «Гленморанджи» и томика «Шесть десятилетий» — сборника рассказов Ирвина Шоу, которые я перечитываю раз в несколько лет из желания напомнить себе, что такое подлинное владение пером. Телефон молчал. Я сходил на спектакль по новой пьесе Эйкборна [146]. По-прежнему никто не звонил.
Звонок разбудил меня посреди ночи.
— Похоже, произошла ошибка.
Голос в трубке звучал вежливо и культурно. Никаких следов знаменитого ливерпульского говора. Джей предупреждал, что в жизни Ти-Эс разговаривает вовсе не так, как на публике, — все это напускное.
— Видите ли, я думал, что вы приедете на следующей неделе.
В ответ я не проронил ни слова. Просто слушал его дыхание. Судя по звукам, трубка застряла у Ти-Эс где-то посередине горла.
— Накладка, в общем, вышла, понимаете? — повторил он, уже с оттенком беспокойства.
Я по-прежнему молчал.
Умолк и он. Наконец, после долгого, очень долгого молчания, он произнес:
— Извините.
— Я приеду на утреннем поезде, следующем до Гилфорда. Позаботьтесь о том, чтобы меня встретили.
— Да-да. Конечно. Разумеется.
— Вы больше ничего не хотите сказать?
— Например?
— Ну, например, может, вы признаетесь, что никакой накладки не было? Что вы намеренно проигнорировали мой приезд, чтобы выяснить пределы моего терпения. Мне бы хотелось взять с вас обещание, что больше такого не повторится.
В трубке послышалось хмыканье. Мне вспомнилась злобная ухмылка Джолли — героя рок-оперы группы Тристама на пиратскую тему. В начале семидесятых было продано то ли восемь, то ли девять миллионов пластинок, а потом Кен Рассел [147] снял по ней фильм, совершенно тошнотворный.
— Не надо давить на меня, корешок, — прорычал он. — Отдача замучает.
А вот теперь уже чувствовалось, что со мной разговаривает волчара, который прогрыз себе путь наверх с самого ливерпульского дна.
— Вот и договорились. Пусть отдача мучает кого-нибудь другого, а с меня хватит. Я с вами работать не буду.
Я повесил трубку и стал ждать, когда Ти-Эс перезвонит. Звезды всегда перезванивают, когда я бросаю трубку. Они не привыкли к подобному обращению. Звездам нравится, когда им бросают вызов.
Когда телефон зазвонил снова, я выждал три длинные трели и только после этого снял трубку. В ней снова послышалось тяжелое дыхание. Наконец, раздался голос:
— Больше такого не повторится.
— Благодарю вас. Спокойной ночи, Тристам.
— Спокойной ночи, Хогарт.
Я повесил трубку, улегся и снова уснул. Ну что ж, начало сотрудничеству положено.
В Гилфорде у вокзала меня ждал бордовый «Роллс-ройс-Силвер-клауд» [148] с мускулистым краснолицым и усатым шофером лет за сорок, одетым в форму. Я помог ему загрузить свои сумки в багажник, и мы с Лулу устроились на заднем сиденье. В машине обнаружился мини-бар — и это не считая холодильника, телевизора, отделки из кожи и редких пород дерева, а также стеклянной перегородки, отделявшей нас от водителя. Даже с точки зрения человека избалованного поездка прошла совсем неплохо.
На окраинах Гилфорда там и сям торчали безобразные современные жилые дома и торговые центры. В их уродливости британцы переплюнули даже нас. Впрочем, вскоре этот кошмар уступил место березовым рощам, вересковым пустошам и каменным оградам. Ну и, конечно же, деревням, дышавшим покоем и миром, — ну просто сошедшим со страниц романов. Шир. Гомшолл. Уоттон. За Доркингом на вершине холма громоздились крепостные валы лежащего в руинах норманнского замка. Миновав Блетчингли, мы свернули на узкую дорогу, обрамленную живой изгородью, и шофер открыл окошко в перегородке.
— Обратите внимание, сэр, — буквально нараспев произнес он, — справа Плейс-Фарм.
Повернув голову, я увидел замок столь колоссальных размеров, что он бы пришелся по вкусу и Дональду Трампу, реши он провести здесь остаток своих дней.
— Здесь жила Анна Киевская. Генрих VIII преподнес это имение ей в дар, когда они развелись в 1540 году.
— Боюсь даже подумать, сколько бы она стрясла с Генриха, если бы в те времена жил Марвин Митчельсон [149].
— Простите, что, сэр?
— Ничего.
Мы проехали еще километра два, и обрамленная живыми изгородями дорога уперлась в кованые железные ворота, у которых дежурили двое охранников в деловых костюмах. Один из них открыл багажник и принялся осматривать мои вещи, а другой вежливо попросил меня выйти из машины.
— Дальше пешком? — спросил я.
— Обычная проверка, сэр, — ответил охранник. — Ничего личного.
Выговор у него был американский. Как, собственно, и костюм. Охранник охлопал меня руками в поисках спрятанного оружия, после чего разрешил вернуться в автомобиль. Второй охранник хлопнул крышкой багажника. Ворота медленно открылись. Мы въехали в царство Тристама Скарра — царство, охраняемое неусыпной стражей.
Вдоль покрытой мелким гравием дорожки росли буки. Мы миновали луга, рощи, сады и озеро. Затем в окне промелькнули гаражи, конюшня, часовня и горстка небольших каменных домиков для охраны и прислуги. Практически целая деревенька. Удивительно, что так долго можно ехать по земле, принадлежащей одному-единственному человеку. Удивительно, но при этом приятно — если поместье принадлежит тебе. Мы перемахнули мост через речушку и остановились у Гэдпоул — трехэтажной кирпичной усадьбы XVIII века, середину которой венчал стеклянный купол. Думаю, в здании было комнат шестьдесят — не больше.
— Оказывается, на роке можно неплохо заработать, — сказал я.
— Еще как, сэр, — согласился шофер. — Не то слово.
У дверей особняка стояли еще двое охранников. Впоследствии я узнал, что всего их в поместье четырнадцать. Все — бывшие агенты ФБР.
Пухленькая, розовощекая и седовласая экономка щеголяла в свитере и плиссированной юбке из кашемира одного и того же бутылочно-зеленого цвета. На ногах ее красовались темные бугорчатые полуботинки. На вид ей перевалило за шестьдесят. Когда я выбрался из машины, экономка одарила меня улыбкой и приветливо помахала рукой.
— Здравствуйте-здравствуйте, мистер Хог, — веселым голосом крикнула мне женщина. — Прошу вас, проходите. Он еще долго не проснется. Прежде чем улечься спать, он попросил меня окружить вас заботой, чтоб вы тут себя чувствовали уютно. Меня зовут Памела.
