Наследники чужих судеб - Володарская Ольга Геннадьевна

– Переедем в новый дом к двенадцатому дню рождения Адама, – заверял Олю любимый. И она ему верила: Костя не бросал слов на ветер.

До знаменательного события оставалось три месяца. Дом уже был возведен, в нем велись внутренние работы, и семья, пусть пока не официальная, стала бывать там. С ночевкой они не оставались, но день проводили на участке, играли на свежем воздухе, жарили шашлыки, дети устраивали концерты для отделочников, Костя мастерил беседку, Оля облагораживала садик. Всем хотелось поскорее переехать, но…

Случилось страшное! Автобус, в котором дети ехали на фестиваль в Ярославль, попал в аварию. Многие в ней пострадали, включая водителя. Переломы, рваные раны, сотрясения… В Евино тело воткнулось больше десяти осколков стекла. И все потому, что она заслонила собой Адама! Девочка хотела уберечь его, но… Убила! Когда автобус перевернулся, Ева погребла под собой друга. Ее тяжелое тело придавило тщедушного Адама, и его голова впечаталась в металлический порожек. Когда подоспела помощь и Еву подняли, мальчик уже не дышал.

– Ты не виновата в смерти Адама, – твердил Костя.

– Не виновата, – эхом повторяла за ним Оля.

– Пьяный водитель, что врезался в вас, – убийца! За это его посадят в тюрьму на долгие годы.

– Но это не вернет Адама, – всхлипывала Ева и накрывалась с головой больничным одеялом.

– Не вернет, – уже за ней повторяла Оля.

Она перестала озвучивать собственные мысли. Почему? Не могла сконцентрироваться на них. Или не хотела? Боялась разбиться о них, как об айсберг? Пусть вяло текут, направляясь в гавань спокойствия, и тогда эмоции будут следовать тем же курсом…

На похороны Адама приехала его бабушка, Олина мать. Она была искренне расстроена и озабочена состоянием своего чада. Проявляла чудеса участия и терпения. На погребении плакала. На поминках пила, как портовый грузчик. Следующим утром умирала с похмелья, не выходила из комнаты, ни с кем не общалась. Потом оказалось, ждала…

Ждала, когда дочь выйдет из анабиоза.

– Мы потеряли Адама, – журчал Костя, гипнотизируя Олю своим спокойным голосом. – Его никто не заменит, но… Мы родим другого ребеночка. Сына тебе и мне, брата Еве. Мы станем семьей несмотря ни на что.

– Не станем, – саму себя удивила Оля.

– Несчастье должно нас сблизить, а не разлучить!

– Должно, да не обязано, – припомнила детское изречение она. – Я не смогу быть с вами после того, как потеряла сына.

– Ты все же винишь в его гибели Еву?

– Нет. Но я не смогу простить ей того, что она жива, а Адам мертв. В глубине души, понимаешь? Значит, нам вместе не быть. Прощай, Костя.

– Ты гонишь меня? – Он взял всю организацию похорон на себя и тоже страдал, плакал, изводил себя, а теперь нуждался в поддержке.

– Да. Уходи.

– Не надо так со мной…

– Прочь! – закричала Оля, и ее мать тут же вынырнула из похмельной дремы.

Когда она выбежала из спальни, дочь ее корчилась на полу.

– Он тебя ударил? – выпалила она.

Оля замотала головой. Это сознание выбралось из потока, чтобы потянуть за собой эмоции и кинуть их на айсберг!

Костя пытался помириться. Он вел себя безупречно, проявлял истинную любовь и понимание. Но Оля при виде его впадала в какой-то транс. Она молча выслушивала его, разворачивалась и уходила. Мать оберегала дочь до тех пор, пока Костя не перестал ей докучать. После этого она засобиралась на Урал. С момента похорон прошло чуть больше месяца.

– Поехали со мной, – предложила она. – Сменишь обстановку, отвлечешься.

– Не хочу.

– У нас такие места красивые есть, я покажу их тебе. – Она мотнула головой. – Или к отцу слетай, ты его столько лет не видела.

– У меня нет загранпаспорта.

– Его сделать не проблема. Сейчас никакой волокиты, все через «Госуслуги», – продолжала настаивать мать. – Отец будет рад тебе, я уверена. Делай паспорт, потом я куплю тебе билеты.

– Не полечу я во Вьетнам.

– А в Дагестан? Полазить по горам? В Сочи, поплескаться в море? Оно холодное сейчас, но ножки помочить тоже здорово… – Видя, что Оля никак не реагирует, мама сдалась: – То есть планируешь всю оставшуюся жизнь дома просидеть?

– Нет, выйду на работу. Устроюсь в парикмахерскую при «Детском мире» и вернусь в дом престарелых.

– Я не об этом.

– Оставь уже меня в покое. Ты свой материнский долг выполнила, поддержала в трудную минуту.

– Хорошо, я оставлю, – поджала губы мать. Ей было обидно слышать эти слова от дочери. В кои веки она повела себя как примерный родитель, но этого не оценили. – Сегодня же улечу домой. Но через полтора месяца приеду. У меня командировка запланирована, остановлюсь не в гостинице, а в собственном доме. Не против, надеюсь?

После ее отъезда Оля, как и говорила, вышла на работу. Думала, что найдет в ней спасение, но нет. Оказалось, работать с людьми, находясь в состоянии депрессии, крайне тяжело. Тем более с детьми и стариками. Они все чувствуют и начинают нервничать. Раньше Оля могла их успокаивать, отвлекать, заинтересовывать, а через прикосновения делиться своим душевным покоем. Но то раньше…

– Я знаю, куда хочу отправиться, – сказала Оля матери через полтора месяца, когда та приехала в Москву по работе.

– Очень интересно.

– В Крым, к бабушке и Алене.

– Не лучшее решение.

– Почему же? Крым – дивное место, бабушка уже старенькая, нуждается в уходе, а у Алены наверняка есть дети, и я могла бы помогать ей с ними. – Оля дивилась самой себе: почему она раньше не подумала о них? – У тебя есть адрес или хотя бы телефон? Не верю я в то, что ты совсем не общалась со своей матерью. Хотя бы иногда звонила, так ведь?

– Иногда звонила, – нехотя ответила та.

– Можно номер?

– Он вот уже полгода не работает.

– Почему? – Но Оля уже сама понимала причину. – Бабушка умерла?

– Умерла, – эхом повторила родительница.

– И ты ничего мне не сказала?

– Я думала, ты о ней забыла.

– С чего бы?

– С того, что, как родился Адам, для тебя все остальные люди перестали существовать. Ты мне не звонила сама, но это ладно, я была против рождения нездорового ребенка, и ты меня за это не простила, но отец…

– Он тоже советовал сделать аборт.

– Все тебе это советовали. Но с Петром ты не развелась. Ты и сейчас жила бы с ним, не брось он вас с Адамом. Нас же, своих родителей, ты отстранила. А ведь с отцом была очень близка, не как со мной. – Оля хотела перебить, но мама не дала ей и рта раскрыть. Шикнула и ладонью воздух рубанула – заткнула. – О бабушке ты за последние десять лет ни разу не спросила. А могла бы, ведь, по твоему мнению, она жила в Крыму, куда вы с Адамом дважды ездили в санаторий. Не нужна она тебе была… Повторюсь, никто не нужен!

– Ты лишила меня возможности с ней общаться.

– Естественно, виновата я, – с сарказмом проговорила мать. – Кто же еще? Никому не угодила! Плохая дочь, сестра, жена, мать, бабушка…

– Я этого не говорила, – запротестовала Оля.

– Ты красноречиво молчишь, доченька. Может, поэтому я живу за Уральскими горами, а не в столице, куда стремятся ученые всего мира? – Лицо матери оставалось спокойным, голос ровным, поэтому Оле трудно было понять, насколько глубока ее обида. Эта женщина привыкла держать свои чувства в узде и прятать их за грубостью или сарказмом. – Анна Никифоровна скончалась в ноябре прошлого года. Сейчас конец мая. Вот-вот будет полгода с момента смерти, и это значит, ты сможешь вступить в права наследства.

– Я?

– Именно. Бабушка оставила тебе свой дом. Все бумаги там. – Она указала на ящик под отделением для посуды. – А также ключи. Не знаю, сколько дом стоит, но предположу, несколько миллионов. Три-четыре?

– Так много?

– Отличное место, много земли, улица газифицированная, а само строение не только добротное, но и в некотором роде историческое. Его построили в начале прошлого века по заказу купца Егорова. В Ольгино сейчас заезжают туристы, и дом можно превратить в ресторан или лавку. Продай его и отправься в тот же Крым. Попутешествуй, поживи в разных городах. Тебе нельзя тут оставаться. Все в квартире, в доме, во дворе напоминает об Адаме. Как и твоя работа (поэтому она и стала ненавистной). И избавься уже от вещей сына! Отдай их в детский дом, а что негодно – сожги.