Пако Аррайя. Рам-Рам - Костин Сергей Васильевич "Николай Еремеев-Высочин"

Вот она протискивается к стеллажу за моим креслом, достает оттуда папку, протискивается обратно, задевая мое плечо затянутым в джинсы бедром, в котором нет ни одной лишней клетки, а потом замирает у моего стола. Пока она говорит, я вижу полоску ее упругого шоколадного живота между джинсами и какой-то маечкой, вижу ее пупок с торчащим в нем серебряным колечком, слышу ее низкий, влажный, волнующий не меньше, чем ее тело, голос.

Я долгое время подозревал Элис, что она все-таки ко мне приставлена. Ну не может такая девушка, которая могла бы стать супермоделью, терять время в офисе хотя и процветающей, но все же очень небольшой компании с практически отсутствующими перспективами карьерного роста. Потому что при очень приличном обороте нашего турагентства, тяготеющем к десятку миллионов долларов в год, штатных сотрудников в нем двое – Элис и я. Джессика, хотя и является вместе со мной соучредителем и, соответственно, совладельцем Departures Unlimited, практического участия в работе не принимает. А остальных нужных людей – искусствоведов и историков, сопровождающих наших образованных состоятельных клиентов по очагам культуры всего мира, а также скалолазов, спелеологов, дайверов и прочих экстремалов, берущих под свое крыло пресыщенных состоятельных клиентов, – всех этих людей мы просто нанимаем под конкретный проект. Так что карьерных возможностей у Элис ровно две: оставаться на своем месте или попытаться занять мое.

Есть и третий вариант – создать такое же собственное агентство. У Элис для этого есть всё: умение, опыт, контакты. Она-то справится, вот только где мне искать новую помощницу? Чтобы этого не случилось, я постоянно повышаю и ее зарплату, и ее статус. А в прошлом году я просто сделал Элис младшим партнером – мы с Джессикой подарили ей десять процентов акций. Джессика, разумеется, отнеслась к этой моей затее не без подозрения. Ей, как и мне самому, до сих пор непонятно, как это между Элис и мною по-прежнему сохраняется дистанция – социальная и физическая. Однако малейшее изменение в наших отношениях она просекла бы мгновенно, еще до того, как оное изменение произошло бы, так что долго убеждать ее не пришлось.

Забавно, но новый статус Элис в агентстве немедленно отразился на тоне наших разговоров.

Пример. Вот пару дней назад – точно, позавчера это было – я сообщаю Элис, что уеду дней на десять в Израиль. Якобы чтобы самому проверить маршрут, по которому нам скоро отправлять короля готовой одежды Сохо по имени Соломон Мойн и его не менее пожилую, толстую и почтенную супругу Гиту. Это наши постоянные клиенты, довольно милые, хотя и из старого мира, с которыми мы (пока еще мы с Джессикой, без Элис) обязательно обедаем дважды в год после их возвращения из путешествий.

– Хм, у нас же иудейские древности были обкатаны бог знает когда, – говорит Элис.

Это правда. По этому маршруту мы отправили уже десятка два – да куда там, с полсотни – клиентов. Разница в том, что теперь целесообразность решения босса ставится под сомнение. Раньше Элис спросила бы просто, на какое число заказать мне билет, какие гостиницы, где, когда – что-нибудь такое.

– Именно поэтому, – ровным голосом говорит шеф Элис. – Спектакль, который идет каждый день, какое-то время становится лучше, а потом разбалтывается. Нам надо придумать что-то новое. А то они соберутся на Хануку, а воспоминания у всех одни и те же.

Хотя какого черта я оправдываюсь?

– Может, тогда это лучше сделать человеку со свежим взглядом?

Так, впроброс! В смысле, посиди сам в офисе, а проветриться поеду я. Но в этом скрытом упреке тоже есть доля правды. Мне надо почаще посылать на разведку и обкатку Элис – она справится с делом не хуже меня. Но где мне найти такую же толковую ассистентку в офисе? Вечный эгоизм боссов: вот так, думая придержать лучших работников, они их и теряют.

– Кстати, – как бы раздумывая на ходу, протягиваю я. – Тебе нужно подумать, где найти человека, который сможет заменить тебя в офисе. Не целиком, разумеется. Но так, чтобы снять с тебя бо́льшую часть технической работы.

Это для Элис нечто новое. На самом деле ее карьерный рост заключается в этом: новые обязанности, новые горизонты. На шоколадной мордашке проявляются все признаки радостного смущения: рот раскрывается в полуулыбке, глаза вспыхивают, но тут же опускаются вниз. Белая женщина еще бы и зарумянилась, но у мулаток, по моим далеко не исчерпывающим наблюдениям, от удовольствия цвет лица заметно не меняется. От страха, когда белые бледнеют, люди с черной кожей становятся серыми – я это наблюдал, – а вот на радость кожа реагирует мало. Так что Элис только обнажила в улыбке примерно двадцать восемь из тридцати двух ровных белоснежных зубов.

– Это такое повышение? – бесцветным голосом уточняет она.

– Это такая производственная необходимость. Сама знаешь: заказов всё больше. Я скоро перестану справляться – нам так и так придется расширяться.

– Так я буду кого-то подыскивать?

Ей нужно подтверждение. Цену моему слову она знает – ей не нужна подпись на формальном обязательстве, – но Элис хочет быть уверена, что я запомню это так же хорошо, как и она.

– Я, по-моему, выразился предельно ясно, – развожу руками я.

Элис немедленно вооружается своим блокнотом.

– Так, на когда билет и где ты будешь жить?

В английском языке эта разница неуловима, но, по-моему, у нас произошло еще одно изменение. Мы всегда говорили друг другу Элис и Пако, однако при этом мне казалось, что я с ней – на «ты», а она со мной – на «вы». Так вот, теперь мне это больше не кажется.

Выполнив свои пока еще прямые обязанности, Элис, покачивая бедрами – они у нее стройные, и походка как-то по-восточному соблазнительна, – выходит из моего кабинета. Вот чего мы точно делать не будем, так это ездить куда-то вдвоем. Как и у всякого металла, у легированной стали, из которой сделана моя воля, есть свой порог прочности.

Только что закрывшаяся дверь тут же приоткрывается, и в проеме возникает очаровательный шоколадный профиль с чуть вздернутым тонким носиком и слегка выпяченной нижней губой.

– Я не подаю вида, – говорит Элис, – но на самом деле я все это очень ценю.

И, не дожидаясь моей реакции, закрывает дверь.

Я потом подумал и отпустил Элис в отпуск на время своего отсутствия. Иначе она будет звонить мне по делам по пять раз в день.

Есть еще одна женщина, для которой моя жизнь имеет значение. Я часто думаю – думать ведь свободному человеку не запретишь, – что, не будь у меня Джессики, я мог бы быть счастлив с Элис. И точно так же я знаю, что моя жизнь была бы не менее полной рядом с Пэгги.

Пэгги – это мать Джессики, соответственно, моя теща. Она, конечно, старше меня на девять лет, но где-то сразу после сорока – собственно, столько ей и было, когда мы познакомились, – время перестало испытывать на ней свою власть. В сущности, теперь, когда и Джессике уже под сорок, они выглядят как две сестры. Надеюсь, эта особенность матери генетическая и передастся ее дочери.

Учитывая наши общие возможности – скидки на всё Departures Unlimited и собственное состояние мой тещи, Пэгги при желании могла бы путешествовать круглый год. Она и делает это, только по-своему. И летом и зимой каждое утро, почти без исключения, она садится за мольберт в своем зимнем саду и встает только к вечеру, когда выкурит пачку сигарет и проголодается. Выставлялась Пэгги редко – две-три персональные выставки за всю ее карьеру художницы, – при этом картины ее ценятся очень высоко. Есть такие музыканты, которые почти не выступают, а диски их раскупаются во всем мире как свежеиспеченные булочки.

Кстати сказать, в этом есть и моя заслуга: большинство наших клиентов озабочено не столько тем, как истратить деньги, сколько, как их сохранить. Так что живопись Пэгги есть в самых престижных частных коллекциях не только Нью-Йорка, но и других городов и даже стран. Можно предположить, учитывая обычную судьбу таких коллекций, что скоро на них можно будет полюбоваться и в Метрополитен. Я как-то даже обижаюсь на этот музей, в официальной, доступной лишь для избранных, группе друзей которого я состою уже много лет. Пусть бы сами по себе купили одну из картин Пэгги! Хотя это скорее моя вина. Надо как-нибудь устроить вечеринку для попечителей и сотрудников музея, чтобы они посмотрели на эти работы, которые у нас висят во всех комнатах. Квартирка, правда, маловата. Кстати, об этом тоже давно пора подумать.