Черный маг - Грин Лейтон

– А второй? – поинтересовался Данте. – Его зовут Доминик Грей.

– Это его партнер.

– Оук, похоже, счел его опасным, – сообщил Данте.

– Он приедет в Лондон или Париж, причем скоро. Оставляю его на тебя.

Данте провел большими пальцами по лезвиям своих ножей.

Глава 14

Когда Грей проснулся, причудливый сон о незнакомке все не шел у него из головы. Ее исчезновение в самолете, тревожные образы из сновидения… Все это беспокоило и выбивало из колеи.

Он встретился с Виктором в той же кофейне и, подавив зевок, заказал кофе. Виктор заседал в укромном уголке нога на ногу, задумчиво опустив голову. Перед ним на столике рядом с пустой чашкой из-под капучино стояла новая, полная. Все еще стараясь стряхнуть с себя ночной кошмар, Грей заговорил:

– Что у нас на сегодня? Опрос других свидетелей, встреча со специалистом по поджогам, экспресс-проверка активности Оука в последние несколько месяцев?

– Все идеи неплохи, – отсутствующим тоном ответил Виктор. Он наконец поднял глаза, и Грей был поражен тем, что увидел. Хотя профессор был чисто выбрит и одет в привычный черный костюм, глаза выдавали бессонную ночь. Широкое лицо и темные брови, всегда сведенные, казалось, сошлись в поединке с какой‑то невидимой сущностью. Грей знал, как крепко шеф держит в узде свои эмоции, и понимал: все, что написано у Радека на лице, на самом деле ощущается в двадцать раз сильнее.

– Виктор, что с тобой?

Профессор взял себя в руки.

– Извини меня. Я думал о проповеднике, выступления которого ты просил меня глянуть. Ночью я как раз и смотрел его пресс-конференцию.

– Ты о Саймоне Азаре? – уточнил Грей.

– Да, хоть я и знал его когда‑то под другим именем.

– Ты его знал? – удивился Грей. – По какому‑то другому расследованию?

Крупная голова Виктора качнулась из стороны в сторону.

– Он был моим лучшим другом.

Радек предложил вернуться в отель, прежде чем дальше обсуждать Саймона Азара. Профессор с отсутствующим видом откупорил абсент, хотя не было еще и десяти утра. Ничто не могло удивить Грея сильнее, чем услышанные в кофейне слова. Виктор и Саймон выглядели ровесниками, обоим было под шестьдесят, но на этом сходство заканчивалось. К тому же Грей никогда не видел, чтобы его босс нервничал из-за дел.

– Его настоящее имя – Дарий Гассомиан, – сообщил Виктор, усаживаясь в кресло напротив Грея. – Он из Нью-Йорка, а в Лондон переехал, когда учился в старших классах. Оба его родителя из Ирана. Когда я учился в Оксфорде, мы с Дарием были очень близки. Я не получал от него вестей со времен университета, хотя одно время до меня доходили слухи о том, где он и чем занят.

– Слухи? – переспросил Грей.

Виктор взял бокал двумя руками и навис над ним, подобно великану или темной хищной птице.

– Помнишь тот наш разговор о двух типах сатанизма?

– Конечно.

– Дом Люцифера и Церковь сатаны Лавея – примеры символического сатанизма, как ты, думаю, понимаешь и сам. А вот приверженцы L’église de la Bête и им подобные известны как теистические сатанисты, потому что на самом деле поклоняются дьяволу. Однако есть и третий тип, куда более редкий, и его корни уходят глубоко в историю, во времена, предшествовавшие даже гностикам. Он зародился в древней Персии, где и появилось само понятие дьявола.

– Опять зороастризм, – присвистнул Грей. – И твой друг-иранец.

– Он, конечно, иранец, но не питал любви к Зороастру, и расстались мы не по-дружески.

У Грея возникло неуютное подозрение, что Виктор знает слишком многое об этом третьем типе поклонения дьяволу, что бы тот в себя ни включал.

– А что случилось?

– Помнишь, я сказал, что происхождение дьявола – история для другого дня? – вздохнул Виктор. – К сожалению, этот день настал.

– Так всегда бывает.

Радек шевельнул бокал, и абсент закружился в крохотном водовороте.

– Большинство теологов даже не понимают, что концепция дьявола в качестве антагониста Бога возникла до появления христианства.

– Я бы решил, что идея злого божества лежит вне времени. Что она универсальна.

– Это не совсем так, – возразил Виктор. – Пантеистические верования в многочисленных божеств, добрых и злых, конечно, были очень распространены в древние времена, как и псевдомонотеистические религии вроде индуизма, где множество аватаров представляют собой различные грани одного высшего существа. Но лишь после возникновения авраамической концепции чистого монотеизма мы столкнулись с единым всемогущим Господом и проблемой зла.

– Что привело к потребности в созданиях с рогами и вилами, – подхватил Грей, хотя ему и пришлось обдумать слова Виктора, прежде чем ответить. Энциклопедические знания друга, касающиеся религий и культов, поражали Доминика, но во время подобных лекций он часто чувствовал себя студентом, который пытается не потерять нить рассуждений профессора.

– Совершенно верно. Как я сказал, дилемма теодицеи с самого начала беспокоила умы монотеистических теологов, но зороастрийцы подошли к ней по-новому задолго до наступления христианской эры.

– Дуализм, – кивнул Грей, припоминая прочитанное о зороастризме. – Вера в равную Богу сущность, которая ему противостоит.

Виктор встал и принялся расхаживать по комнате – воплощение эталонного профессора.

– Логическое решение проблемы зла. Зороастрийцы верили, что во Вселенной действуют силы-близнецы, Ахура-Мазда и Ангра-Майнью, известный также как Ахриман. Заратустра и его последователи поклонялись Ахура-Мазде как благосклонному Богу-создателю, в то время как Ахриман и его легион дэвов, или демонов, представляли собой силы тьмы.

– Весьма упрощенный взгляд.

– Концепция дуализма угрожала раннехристианской церкви, – пояснил Виктор. – Гностики, самая серьезная опасность для католической церкви в истории, заимствовали дуалистические элементы своей теории из веры в Ахримана. Так же поступили и многие другие еретики.

– Если честно, – откинулся на спинку дивана Грей, – мне легче представить, что какой‑нибудь злой божок там, наверху, творит всякие мерзости, чем уверовать в Господа, ответственного за существование геноцида и детской проституции.

– И многие ученые умы в истории с тобой согласились бы. Не будь католическая церковь так сильна, популярные дуалистические ереси вроде манихейства, катаризма, богомильства, альбигойства и марсионизма, скорее всего, дожили бы до наших дней. Кстати, святой Августин в течение девяти лет был манихеем.

– Святой Августин состоял в секте? – удивился Грей. – Я про манихеев в жизни не слышал.

– Это потому, что культы, ереси и альтернативные верования не просто осуждались католической церковью: они уничтожались.

– Звучит… космически. Сама идея злого бога.

Виктор перестал расхаживать, уголки его губ приподнялись.

– Кто на самом деле считает себя воплощением зла, Грей? Тебя бы удивил взгляд на вещи тех, кто находится внутри секты, даже такой ужасной, как L’église de la Bête.

– Думаю, я получил некоторое представление об истории и понял, что к чему, но как это связано с Дарием или с убийствами?

Виктор стоял перед окном, снова глядя в никуда. У Грея возникло подозрение, что он решает, сколько готов рассказать.

– В первую очередь я искал знания, и, надеюсь, ты это понимаешь. Когда в самом начале своего пути я учился в Оксфорде, то практиковал магию. Дарий, я и… одна девушка исследовали черную магию вместе.

Грею сложно было представить Виктора хоть молодым беззаботным студентом колледжа, хоть романтиком, но по задумчивому тоскливому взгляду профессора становилось ясно, что когда‑то именно таким он и был. А еще Доминик видел, что в воспоминаниях Радека таятся грусть и боль большой потери. Интересно, подумалось ему, не об этой ли девушке вспомнил Виктор после вопроса о том, был ли он женат?

– Есть группа черных магов, – продолжал профессор, – в которой верят, что магия исходит не только от законов Вселенной, но и от сущности или сущностей, которые держат под контролем темные силы. Таких магов называют дьяволопоклонниками.