Долговая палочка - Никсон Карл

Камни, вода, вихрь белого света

Машина

Упала

Почти

Упа…

Наверху, на трассе, почти не осталось следов, которые бы указывали, что тут недавно кто-то проехал. Лишь два размытых отпечатка шин вели к стене деревьев, но ветки почти не были сломаны. Другие машины появились на дороге только на рассвете; отпечатки к тому времени смыло проливным дождем. Вопреки прогнозу Джона Чемберлена, незадолго до рассвета дождь стих. Следы стерлись как по волшебству. Пробыв в Новой Зеландии всего пять дней, семья Чемберленов испарилась на ровном месте.

Это произошло 4 апреля 1978 года.

Часть первая

Глава первая

4 апреля 1978 года

Кэтрин очнулась в темноте и хаосе. Ее швыряло из стороны в сторону, трясло и переворачивало; что-то острое вонзилось в бок. Оказавшись в эпицентре взрыва, она не могла понять, где кончалась она и начинался мир. В этом сумбурном небытии «до» и «после» не существовало, остались лишь шум и боль. Она не знала, сколько все продолжалось.

Пока…

Первый судорожный вздох. Второй. Еле-еле она продралась сквозь густую тьму. Что за звук? Вода? Ветер? Наверное, вода, да – вода. Вода хлещет из кранов в продолговатую белую ванну в их ванной комнате на верхнем этаже дома на Хорнтон-стрит. Но этот звук намного громче, как будто она подставила ухо прямо к крану или несколько ванн наполняли одновременно. За ревом воды – наверное, это все-таки была вода, – слышались также стоны и поскрипывание металла, как будто поезд приближался к станции. Наверное, она уснула в метро по пути домой; в субботу они с мамой ходили по магазинам. «Поезд сошел с рельсов, – спокойно подумалось ей. – Я в метро, вот почему так темно – авария. А может, террористы подложили бомбу?» Она как-то слышала, родители говорили про взрывы в городе. Погибли люди. «Это ирландцы, они вечно все взрывают», – сказала мама, а Кэтрин тогда не поняла, почему ирландцы? У мамы был тревожный голос. Папа сказал, что такое нельзя обсуждать при детях.

– Кэтрин.

Кто-то звал ее по имени, голос слышался издалека.

– Кэтрин. Проснись.

Она открыла глаза. И снова закрыла. Потом опять попыталась открыть. Глаза были как кукольные, они открывались, только когда кукле поднимали голову. Откуда-то проникал молочно-белый холодный свет. Что-то сдавливало грудь. Было больно дышать, с каждым вздохом боль пронзала грудную клетку, и красные сполохи вспыхивали перед глазами, даже когда глаза были закрыты. Шея тоже болела, когда она поворачивала голову. Все кругом заволокли маслянистые тени; напирали смутные фигуры, смотреть на них было невыносимо. Она точно понимала лишь одно: она находится в тесном замкнутом пространстве.

Вдруг закружилась голова; содержимое желудка запросилось наружу. Рот открылся сам по себе, и рвота хлынула на грудь и живот. Запахло кислотой. Ей стало стыдно: что скажет папа?

– Кэтрин.

Она узнала голос Мориса. Вытянула руку.

– Не надо! Больно.

Она нащупала что-то мягкое.

– Прекрати!

Теперь она видела лицо брата, хотя тело по-прежнему окутывала тьма. Морис был не далеко, как ей сначала показалось, а очень близко. И Томми. Тот тоже был рядом, смотрел на нее и моргал.

– Мы разбились, – всхлипывая, произнес Морис.

– Что?

– Разбились на машине, – громче повторил он. – У меня нога болит.

– Что случилось?

– Авария.

– А машина? Что с машиной?

– Ты не слушаешь! Тебе надо проснуться.

Кэтрин отчего-то разозлилась. Почему Морис говорит с ней таким тоном? Почему он все время задирает нос? А сейчас к тому же он говорит слишком тихо; из-за шума воды слов не разобрать.

– Значит, авария, – медленно повторила она, пытаясь свыкнуться с новой реальностью.

– Да, пока мы спали. Тут везде вода. Помоги. Нога застряла.

Вдруг она все поняла. Они разбились ночью и все еще находятся внутри, в автомобиле, на заднем сиденье. Все втроем.

– Мама, – позвала она и добавила громче: – Папа!

Кэтрин попыталась подвинуться и заглянуть за высокие подголовники передних сидений, но, когда пошевелилась, в груди резко заболело, а перед глазами полыхнула вспышка. Она задержала дыхание и откинулась назад. С ее места виднелась лишь часть ветрового стекла.

Его покрывали сотни трещин, оно стало молочно-белым. Снаружи сквозь стекло просачивался белый свет.

– Папа!

– Не ори, – сердито шикнул на нее Морис. – Он не проснется. Никто не поможет мне, кроме тебя.

– Я ничего не вижу.

Она учуяла запах экскрементов, смешанный с рвотой. Почувствовала вкус крови во рту.

– Вода холодная. – Морис закашлялся.

Кэтрин испугалась. О чем он говорит? Откуда вода? Они же в машине. Она вспомнила, что они ехали под сильным дождем. Может, дождь просочился сквозь крышу?

– Хватит закрывать глаза. Ты должна очнуться! Посмотри на меня. Посмотри вниз!

Вниз? Теперь она поняла. Морис сидел не рядом. Они с Томми были внизу. А она – наверху. Она слепо ощупала себя. Ремень был на месте; она по-прежнему сидела пристегнутой. Ремень ее держал, вот почему она не упала вниз. Значит… значит, машина лежит на боку.

– Папа!

– Хватит!

Морис пошевелился и вскрикнул.

– В чем дело?

Он захныкал.

– Морис? Мо?

– Нога застряла. Надо выбираться. Вода очень холодная, и мы, кажется, погружаемся.

Кэтрин вгляделась в тени, которые были повсюду, кроме головы и плеч брата, и вдруг поняла, что это и правда вода. Вода проникла в машину. Мимо проплыла наполовину полная детская бутылочка с молоком. Она различила очертания промокшей подушки, одеяла, разбухшую от влаги книгу. «Пятеро идут в поход». Она одолжила ее у одной семьи в Веллингтоне, с которой познакомились в первый вечер после приезда.

Река. Это не вода из-под крана шумит, это река. Машина упала в реку.

Кэтрин нащупала замок ремня безопасности. Тот щелкнул и расстегнулся. Она соскользнула с сиденья, и ремень оказался под подбородком. Повернула голову, и ремень больно царапнул по уху. Ногами вперед Кэтрин съехала к дверце, которая теперь находилась внизу и заменяла пол. Ноги погрузились в ледяную воду; она судорожно вдохнула. Вода доходила до колен.

– Слезь с меня! – Морис пытался ее отпихнуть.

В нее уперлись локти и плечи Томми, и тот простонал – впервые за все время подал голос.

– Томми! Ты ранен?

Томми молчал. Он стоял и почти не промок.

– Все будет хорошо, – маминым голосом проговорила Кэтрин. – Морис, постарайся освободить ногу.

– Говорю же, не могу. Она застряла.

Кэтрин сунула руку под воду и попыталась нащупать ногу брата. Ей пришлось погрузить руку в воду по плечо – только тогда она нащупала его ботинок. Пальцы быстро онемели.

– Не надо! – закричал он ей прямо в ухо.

– Я должна пощупать.

– Больно!

Она попыталась не обращать на него внимания. Вот ботинок Мориса, а это, кажется, металлическая часть сиденья, механизм, с помощью которого сиденье скользит вперед-назад. Она попыталась понять, где именно застряла нога.

– Надо развязать шнурки.

– Осторожно.

Кэтрин провозилась долго. Наконец развязала шнурок и потянула ногу. Нога освободилась, а Морис снова закричал и ударил ее ладонью по лицу.

– Ты что! – воскликнула она.

Она вытащила его из воды; Морис замерз и промок насквозь. Теперь он стоял на одной ноге.

Все трое сбились в кучку, дрожа от холода в тесной машине, лежавшей на боку.

Теперь Кэтрин видела отца. Его темная фигура упала на руль, лицо было повернуто туда, где должна была сидеть мать, но ее там почему-то не было.

Наверное, ей удалось спастись. Выбралась и пошла за помощью. И Эмму взяла с собой.

– Папа, – сказала Кэтрин, потянулась между сиденьями и дернула отца за рубашку. Тот не шевелился.

Все хорошо, в кино всегда так бывает. Люди ударяются головой и ненадолго теряют сознание.