Долговая палочка - Никсон Карл

Глава третья

4 апреля 1978 года

Морис и Томми сели под дерево всего в нескольких шагах от реки и завернулись в мокрое одеяло. Автомобильная фара почти погасла. Река грохотала, как проходящий поезд.

Из темноты вышла Кэтрин:

– Пойдемте со мной.

Морис медленно поднял голову. В отсутствие сестры – а он даже не мог сказать, долго ли та пропадала, – он ушел в себя. Дождь, холод и даже боль в лодыжке, вгрызавшаяся в ногу подобно живому существу, – все отдалилось, и ему стало легче.

– Что тебе нужно? Сядь.

– Пойдемте.

– Оставь меня.

Кэтрин вечно суетится. Провести ночь под этим деревом – не такая уж плохая идея. Совсем неплохая. Корень больше не врезается ему в бок. Томми перестал издавать эти противные звуки. Морис даже согрелся:

ночь была почти теплая. Отец сказал бы: «Приятный вечерок». Он закрыл глаза.

– Вставай, Мо!

Он вздернул подбородок. Почему Кэтрин кричит? Теперь она тянет его за руку. Даже одеяло сдернула, совсем обнаглела. Перекатившись набок, он свернулся калачиком. Сама пусть идет. Какая разница. Он лучше здесь поспит, пусть она оставит его в покое.

– Пойдем, Мо. Пожалуйста. Я нашла сухое место.

– Не трогай меня. Я в порядке.

– Нет, вы должны пойти со мной!

Сестра продолжала тянуть его за руку. Ничего не оставалось, кроме как неохотно подняться на колени.

– Вот, держи, – сказала Кэтрин.

– Что это?

– Будешь на нее опираться.

Двигаясь как во сне, он взял предмет, который она ему протянула. Это была сломанная ветка с рогатиной на конце. Морис растерянно уставился на нее.

– Вот так, – Кэтрин показала, как подпереть рогатиной подмышку.

Он оперся на ветку и убедился, что та выдерживает его вес. Кэтрин помогла Томми встать. Морис пошел за сестрой, спотыкаясь и еле держась на ногах на каменистой почве. Слабый свет фары остался позади. Падая, он всякий раз норовил свернуться калачиком и заснуть. Кэтрин поднимала его и тащила дальше за собой. Даже ущипнула пару раз. Будь рядом отец, ей бы досталось. Морис все ему потом расскажет.

– Мы здесь. Пришли.

Морис не понимал, о чем речь. Они стояли у края уступа на границе света и тьмы. Длинный участок гравия вперемешку с почвой и корнями поднимался вверх на восемь футов, отделяя реку от леса. Вверху росли деревья. Прямо перед ними было повалившееся большое дерево; упало поверх другого, и корни задрались вверх.

– Сюда, – сказала Кэтрин и указала на хитросплетение корней.

– Куда?

– Смотри.

Она шагнула вперед и исчезла в темноте.

Морис растерянно моргнул и подошел ближе, опираясь на самодельный посох. И увидел что-то вроде пещеры между корней.

Оттуда вышла Кэтрин.

– Иди сначала ты.

Опираясь на посох, он переступил через небольшой ров с бегущей водой и нырнул под корни. Внезапно дождь перестал барабанить по затылку; проход сузился, и он вынужден был опуститься на колени. В тесном пространстве палка была уже не нужна, и он оставил ее позади. Ползти на четвереньках из-за ноги было очень больно – попробовал и больше уже не пытался; лег на живот, перевернулся на здоровый бок и стал подтягиваться на руках. В глаза лезли тонкие корни, а может, паутина, но ему было все равно: он слишком устал и вымотался.

Нащупав впереди стену из сухой земли вперемешку с мелкими камушками, он неуверенно сел. Потолок был высоким, можно выпрямиться и прислониться к стене. За спиной зашуршали сухие листья. Оттого, что он полз и подтягивался, сильно заболела нога.

– Морис?

Голос Кэтрин раздался прямо над ухом.

– Дальше прохода нет, – ответил он.

Кто-то закряхтел в темноте. Его коснулась рука, холодная, как кусок сырого мяса, и он ее схватил. Догадался, что это Томми. От брата пахло кислятиной.

– Эй, осторожно, нога! – Кто-то из них сильно его толкнул.

– Прости.

Кэтрин накрыла его одеялом. Он потянул за край, пытаясь забрать себе часть одеяла, которая по праву ему принадлежала.

Без одеяла дети умерли бы хоть на открытом воздухе, хоть в готовой могиле среди корней, которую Кэтрин им нашла. Перед тем как забраться в нору, она еще раз как можно тщательнее отжала одеяло и теперь укутала им плечи и спины братьев. В машине, к недовольству отца, они с Морисом ссорились за каждый дюйм свободного пространства. Теперь же она радовалась, что братья прижимались к ней и делились теплом своих тел. Они сидели так близко друг к другу, что когда один вздрагивал, дрожь тут же передавалась другому. Их окутал запах земли и мокрой шерсти. Снова запахло экскрементами, и Кэтрин догадалась, что Томми наделал в штаны. Морис иногда стонал и кряхтел от боли. Он часто ворочался, прерывисто и поверхностно дышал и перекатывался с бока на бок, утягивая за собой одеяло и ничуть не думая о других.

Томми с момента аварии не произнес ни слова.

– Томми?

Он молчал.

– Морис?

Тот тоже не ответил.

– Утром придет помощь, нас найдут, – сказала она, успокаивая братьев и саму себя. – Все будет хорошо.

За пределами укрытия у автомобиля наконец разрядился аккумулятор. Следом усилился дождь; начался настоящий ливень. Потоки воды обрушивались на верхние листья деревьев; широкие листья внизу подрагивали от попадавших на них капель, зазубренные края папоротников трепетали, растения в самом низу едва подергивались от воды, которая наконец уходила в землю, пропитывая мох и суглинок. Струи дождя стекали по отвесной скале. Дождь барабанил по полноводной реке, камням и искореженному металлу.

Поначалу Кэтрин решила, что огни ей привиделись. Мерцающие булавочные головки в темноте, тусклые, почти голубоватые, сгрудились у земли и корней у самого входа в пещеру. Они были близко, и она могла их различить, но мерцали так тускло, что не освещали ничего вокруг.

– Морис?

Он тут же ответил:

– Что?

По одному его слову она догадалась, что ему очень больно.

– Там огоньки. Видишь?

– Да.

Он добавил еще одно слово.

– Что?

– Светлячки, – повторил он.

Прежде Кэтрин видела светлячков лишь один раз – над полем на юге Франции, в окрестностях Ниццы, куда папа возил их в отпуск.

– Они не шевелятся, – сказала она.

– Спят, – ответил Морис. – Из-за дождя.

– Может, они тут другие. Может, это и не светлячки.

Морис пошевелился. С потолка и стен пещеры посыпались камушки. Огоньки погасли.

– Зачем ты это сделал?

– Это светлячки.

Кэтрин долго лежала и смотрела в темноту. Лежать на земле было неудобно, стоило вздохнуть слишком глубоко, болели ребра. Она обрадовалась, когда светлячки снова зажглись: первый горел так тускло, что она сперва решила, что ей показалось, но потом загорелся другой, будто в подтверждение. Третий пошевелился и оставил за собой светящийся след. Постепенно они все загорелись по очереди. Морису она ничего не сказала. Еще отпугнет их своими дурацкими камушками, мальчишка, что с него взять. Она еще немного посмотрела на светлячков, затем усталость взяла верх, и впервые за долгую первую ночь она погрузилась в некое подобие сна.

Глава четвертая

5 апреля 1978 года

Не успела заняться робкая серая заря, как птица в кронах деревьев четырежды громко вскрикнула, возвещая скорый рассвет. Кэтрин слушала восходящие и нисходящие ноты; те напомнили ей о фортепианных этюдах, которые она играла дома. На зов первой птицы откликнулась вторая чуть вдалеке, потом еще одна. Через несколько минут шумный птичий хор затянул свою нестройную песнь.

Кэтрин прислушалась, надеясь различить знакомые птичьи голоса – те, что пели в их саду на Хорнтон-стрит или в Кенсингтонских садах, где они часто гуляли с родителями и братьями воскресным утром. Но все голоса были незнакомыми. В этом хоре не было дроздов и трупиалов, не было лазоревок, не слышались даже крики шумных грачей, которые пугали ее в детстве.