Долговая палочка - Никсон Карл

Скоро отец застонет, сядет, встряхнет головой. Голова у него разболится, на лбу вскочит шишка размером с яйцо, потому что он ударился о руль. Шишку надо будет забинтовать, но сперва он поможет им выбраться из машины. Потом они найдут маму и Эмму, а после папа отправится за помощью.

– Хватит, – сказал Морис. – Надо выбираться отсюда. Надо открыть эту дверь.

Кэтрин потянулась, схватилась за ручку и со всей силы толкнула дверь от себя. Та заскрипела и поддалась на несколько дюймов.

– Помоги.

Вместе они толкнули дверь, и та с металлическим лязгом распахнулась. Морис и Кэтрин вытянули руки над головой, думая, что дверь сейчас упадет обратно, но та так и осталась открытой. По щекам забарабанил дождь.

Кэтрин выбралась первой. И лишь когда вскарабкалась на дверь, поняла, что потеряла очки. Она носила их с детского сада; впрочем, в темноте под дождем от них было мало толку.

Одна фара еще светилась и не ушла под воду – единственный источник света в темноте. Волна с белым гребнем разбилась о крышу машины, прижатой к большому камню. Кругом бушевала пенная река. Рев шумящей воды и в машине был громким, а теперь оглушал. К нему примешивался перестук гальки, которая катилась по речному дну, гонимая течением. Кэтрин крепче схватилась за металлическую дверцу. Упадет – и ее смоет мгновенно, даже вскрикнуть не успеет. Она повернула голову, посмотрела назад. Там была лишь темнота, идти в ту сторону не было смысла. Напротив нее из воды торчал камень, в который уперлась машина. За ним просматривались смутные силуэты – кажется, деревьев.

Она посмотрела вниз, на лица братьев.

– Тут большой камень. Мы можем на него залезть.

– А дорогу видно? – спросил Морис.

– Нет.

– Где-то рядом должна быть дорога.

Кэтрин протянула руку.

– Дай одеяло.

Морис в кои-то веки не стал ей перечить. Одеяло промокло: она еле его подняла. Отжала, прижимая к дверце машины, но под дождем шерстяная ткань мгновенно пропиталась водой.

Вытащить Томми оказалось нелегко. Он, кажется, не понимал, чего от него хотят. Наконец он вылез, сел рядом с ней на дверцу и уставился в одну точку.

Еще сложнее оказалось с Морисом. Тот дышал резко и судорожно, втягивая воздух всякий раз, когда шевелил пострадавшей ногой. Дважды вскрикивал и падал. Наконец и он залез наверх. Она указала в темноту.

– Вот. Видишь?

– Что?

– Можно вскарабкаться на те камни. Пойдем.

Перелезть с машины на камень оказалось не сложнее, чем выйти из вагона метро на платформу. Морис обнимал Кэтрин за плечо. Томми слепо шел за ними, как щенок, которого достали из мешка.

Перебираясь с камня на камень, дети наконец добрались до берега. Их била неуправляемая дрожь; мокрая одежда прилипла к телу. Они стояли и смотрели на горящую фару автомобиля. Намокшие волосы облепили лица. Руки безвольно свисали вдоль тел, с кончиков пальцев на каменистую почву стекала вода.

– Отец скоро проснется, – тихо проговорила Кэтрин. – Он сам выберется. И мама тоже, – добавила она, вдруг ощутив себя виноватой, что забыла про маму, пусть даже на несколько секунд. Морис промолчал. Заморгал, смахивая капли с ресниц.

Кэтрин знала, что фары питались от аккумулятора. Если случайно открыть дверцу – однажды мама так сделала, – маленькая лампочка в машине останется гореть, и даже этого хватит, чтобы «аккумуляторы сдохли». В начале поездки отец об этом предупреждал. Рано или поздно аккумулятор сядет; наступит полная темнота. Она оглянулась. За спиной лишь косой дождь и темные силуэты деревьев.

– Надо укрыться от дождя, – сказала она.

Морис ничего не ответил. Он осел на землю и уткнулся в грудь подбородком.

– Морис.

Он поднял голову. Глаза сверкнули в полумраке.

– Что?

– Надо найти укрытие, иначе нам конец.

Глава вторая

14 ноября 2010 года

Сюзанна с двумя внуками стояла на пороге своего лондонского дома и смотрела, как автомобиль сына подъезжает к дому под дождем. Над крышами домов на противоположной стороне улицы возвышался купол Имперского военного музея. Тим ушел за машиной, мальчики остались с ней. Теперь он парковался вторым рядом; в сгущающихся сумерках мигали оранжевые аварийные огни. В доме зазвонил телефон.

Пусть сработает автоответчик, подумала она.

Тим привозил мальчиков из Брайтона два раза в месяц по воскресеньям. Сюзанна всегда ждала этих дней. Иногда они шли в итальянский ресторан через дорогу или в греческий – тот нравился ей меньше, но сын его любил. Когда ей хотелось что-то приготовить – а это случалось через раз, – она готовила обычно жаркое из ягненка. Бывало, мать мальчиков, Астрид, тоже приезжала, но чаще Тим был один. Сюзанна не обижалась на отсутствие Астрид: сноха много работала, в выходные ей наверняка хотелось побыть одной.

Сегодня дождь то переставал, то усиливался, и они никуда не пошли. После обеда Сюзанна оторвала детей от айпадов и усадила всех играть в настольную игру.

– Пока, бабушка, – сказал Джордж. – Спасибо, что позвала в гости.

Милый Джордж, всегда сама вежливость.

– Не за что, дорогой. Я всегда вам рада.

– Пока, – сказал Дэнни и торопливо ее обнял.

Они перепрыгнули через затопленный водосток между припаркованными машинами. Дэнни сел на переднее сиденье, тут же достал телефон и начал его проверять. Джордж уселся назад. Он взглянул на нее через открытую дверь и улыбнулся; белые зубы блеснули на темном лице.

Тим опустил стекло и потянулся через Дэнни.

– Пока, мам, – крикнул он. – Через две недели опять приедем. Я позвоню.

Машина уехала, а Сюзанна услышала высокую одиночную ноту – сигнал автоответчика. Тихий женский голос наговаривал сообщение.

Несмотря на дождь, она вышла на тротуар и помахала им вслед. Это был их с мальчиками ритуал с самого детства, хотя теперь только Джордж в нем участвовал. Он обернулся и замахал рукой. Сюзанна замахала сильнее. Джордж удвоил усилия, и его рука замелькала так быстро, что превратилась в пятно. Автомобиль удалялся, Джорджа стало не видно. В конце улицы включились тормозные огни, и машина свернула налево. Они уехали.

Она еще немного постояла, испытывая меланхолию, которая всегда накатывала, когда дети уезжали. Дэнни и Джордж были биологическими братьями; Тим и Астрид усыновили их в приюте в Эфиопии. Никто не знал, как и где умерли их родители. Не осталось никаких записей. У родственников не было средств, чтобы взять детей к себе, – так сказали Тиму. Тогда Сюзанна сомневалась насчет усыновления; сомневалась – даже не то слово, она испытывала первобытный страх, но, естественно, ничего не сказала. Очевидно, дети были травмированы из-за пережитых в детстве событий, но что именно это были за события, никто сказать не мог. А межрасовое усыновление? Возникнет много вопросов: и у окружающих, и у самих ребят. Вся эта затея безнадежно усложнит им жизнь, только и всего.

Сюзанна впервые увидела ребят в Гэтвике, когда те только сошли с самолета. Дэнни тогда едва исполнилось два, он недавно научился ходить. Джордж был еще младенцем. Они оказались намного чернее, чем она думала. Как бы ужасно это ни звучало, их вид еще долго приводил ее в смятение. При встрече она вздрагивала всякий раз. Ей постоянно хотелось к ним прикоснуться, тайком погладить их руки и ноги, когда они спали или сидели рядом, пока она читала им сказки о заботливых кроликах и добросовестных поездах. Она нежно проводила пальцем по их мягким животам и щекам, нащупывала под кожей тонкие косточки. Больше всего ее удивляли стопы. Она зажимала их в ладони и поглаживала в том месте, где заканчивалась розовая кожа подошв, будто хотела нащупать конкретное место, стык, где начиналась чернота.

С тех пор прошло двенадцать лет. Дети полностью адаптировались. Они определенно не были заложниками детской травмы. Сюзанна напрасно боялась. Бывало, она по-прежнему вздрагивала, когда видела их черную кожу, но это случалось реже. Например, недавно в доме Тима, когда Дэнни вышел в коридор из душа в одном только полотенце, обернутом вокруг узких бедер. Или в школе, когда Джордж позвал ее на презентацию своего проекта в конце семестра. Он нервничал, стоя перед классом со своим макетом вулкана; на нем была белая школьная рубашка, и он стоял на фоне белой маркерной доски. Или прошлым летом в открытом бассейне, когда Дэнни замер на высоком трамплине и готовился прыгнуть. Снизу ее внук казался черной дырой с красивыми очертаниями, которую кто-то вырезал в голубой стали неба.