Хрустальная сказка - Рейн Макс

– Пластинки – это круто, сказал Антуан. – Но погода, он неуверенно пожал плечами. В такую погоду хотелось закутаться в плед и не высовывать носа на улицу, но время, проведенное рядом с братом, было слишком ценным. Алекс слегка нахмурился, заметив, как он ковыряется в тарелке:

– Хочешь весь воскресный день дома проторчать? И чего ты всё возишься? Что стряслось? Выкладывай.

Антуан смутился и отвёл взгляд. Пальцы машинально сжали чашку.

– Мне опять снился сон, тот самый, – он старался говорить ровно, но голос все равно дрогнул. Антуан ненавидел свою беспомощность перед собственным подсознанием и старательно пытался ее скрыть, но Алекс всё равно заметил. Всегда замечал.

– А почему не поговоришь с профессором, как его… профессором ван Хершем? – Алекс подлил себе кофе, не отводя внимательного взгляда от брата. – Он же вроде практикующий психиатр. Может подсказать, как справиться с кошмаром.

– Уже, – признался Антуан, залпом выпив воду. – Он предложил мне самому придумать концовку, хороший финал. Закончить сон так, как хочется.

– И что?

– Не могу его закончить. Просыпаюсь, стараюсь представить своё лицо там, в витрине… Но не получается. А когда пытаюсь достроить картину, выходит только хуже. То глаз на лбу появляется, то второй нос…

– Послушай. – Алекс отставил чашку в сторону. – Я где-то читал, что через сновидения человек знакомится с теми частями себя, которые предпочёл бы не замечать. Может, ты не доволен своей внешностью?

– Внешностью? – удивился Антуан, поскольку эта мысль никогда не приходила ему в голову.

Повисла пауза. За окном барабанил дождь, и его монотонный шум действовал гипнотически. Немного помолчав, Антуан неуверенно пожал плечами:

– Не знаю, может быть…

Он снял очки, открывая красные пятна на переносице. В его сознании родилась неожиданно ясная мысль: «Я недоволен своей внешностью. Значит, нужно просто принять себя, а не искать в своем сне какое-то страшное предзнаменование. Неужели всё так просто?» Он шумно выдохнул, испытывая облегчение от этого открытия, и почувствовал, как его лицо изменилось, разгладилось, словно внутри спало напряжение.

Алекс, наблюдавший за этой картиной, невольно улыбнулся. Ему вспомнился маленький Анте. Точно так же лицо Антуана менялось в детстве: только что хмурился, а через секунду уже сияет – ямочки на щеках, озорной блеск во взгляде. Ясные голубые глаза, правильные черты лица и зачёсанные наверх светлые волнистые волосы придавали Антуану юный невинный вид, словно подтверждая, что в нем всё ещё живет та детская чистота. Жизнь ещё не успела его потрепать.

– А с работой что? – осведомился Алекс, сделав глоток кофе.

Глаза Антуана загорелись. Он торопливо надел очки обратно и с энтузиазмом ответил:

– Диссертация почти закончена, в мае уже защита. Тема – огонь! Мой научный руководитель говорит, что она тянет на докторскую. Советует продолжить работу, чтобы в следующем году начать писать.

– Ого, круто! – Оживился Алекс. – А докторская о чём будет?

– Да всё о том же. Ты не представляешь, мы вышли на очень интересные результаты…

Алекс не сдержал усмешки – эту фразу он слышал от брата всякий раз, когда спрашивал о его исследованиях. Но Антуан, ничего не замечая, уже погрузился в свой мир:

– О том, что музыка исцеляет организм, ты слышал. Все слышали. Моцарт считается самым целительным из классиков. Так сказать, панацея широкого спектра…

– Амадей от всех горестей жизни! – вставил Алекс, а затем рассмеялся, показывая белые ровные зубы.

– Почти так. – Антуан кивнул, даже не улыбнувшись. – Знаешь, мы начали с самого очевидного – с влияния музыки на мозг. И сразу наткнулись на поразительные вещи. Например, эпилепсия. Представляешь, когда пациентам включают «Сонату для двух фортепиано», частота припадков у них значительно уменьшается.

– Да ну? – Алекс тоже посерьёзнел и подался вперед, теперь уже по-настоящему заинтересованный.

– Абсолютно точно. Это подтверждено исследованиями – электроэнцефалограмма показывает заметное снижение эпилептиформной активности.

– Значит, хорошо, что я слушаю классику. Эпилепсия мне не грозит, – сделал поспешный вывод Алекс.

– Не всё так просто. – Антуан красноречиво развел руками. – Классика классике рознь. Продолжая разговор об эпилептиках, им противопоказана, например, музыка Гайдна. Девяносто четвертая симфония повышает эпилептиформную активность мозга на сорок пять процентов.

Алекс изумленно присвистнул. Антуан понизил голос, словно собирался поделиться секретом:

– Но наше открытие совсем о другом. Мы в экспериментах использовали тяжёлый рок. – Полностью захваченный рассказом брата, Алекс отставил чашку в сторону. – Помнишь японца Масару Эмото? Я тебе показывал его опыты с водой. Когда он включал рок и быстро замораживал воду, снежинка получалась асимметричная, корявая, будто больная. – Алекс кивнул, вспомнив фотографии кристаллов, а в глазах Антуана появился лихорадочный блеск. – Так вот, мы взяли крыс с глиобластомой, агрессивной опухолью мозга. Давали им лекарство и параллельно включали тяжёлый рок. На громкости в сто децибел музыка увеличивала проницаемость гематоэнцефалического барьера, это такая белковая стена между кровью и нервной системой… – Антуан говорил всё быстрее, сопровождая свои слова выразительными жестами: – Понимаешь, обычно этот барьер не пропускает лекарства из крови в нервную систему, поэтому лечение опухолей мозга часто неэффективно. А тяжёлый рок эту преграду открывал! Лекарство начинало работать, и в этой группе почти все крысы выжили.

Судя по нараставшему стуку капель по стеклу, дождь за окном усилился, но Антуан, казалось, не замечал ничего вокруг, продолжая свой монолог:

– И это ещё не всё! Если правильно подобрать музыку, она поможет мозгу находиться в гармонии, и рака можно вообще избежать.

– А как такую музыку подобрать? – поинтересовался Алекс. – Это вообще возможно?

– Мы уже выяснили, что три самые целебные ноты против рака – это до, си и соль, – Антуан старался говорить тихо, но в его голосе все равно звенело возбуждение. – Их нужно протяжно пропеть…– Щёки рассказчика порозовели. – Всё возможно, Алекс, всё. Ты понимаешь, что это означает?

– Удар по фармацевтике и Нобелевская премия Антуану Бергу? – Алекс, по привычке скрыл за иронией гордость за брата.

Но Антуан словно не услышал этого. Глаза его горели энтузиазмом:

– Это прорыв, величайший прорыв человечества. Миллионы спасённых жизней. Мы так близки к цели. Только бы всё получилось…

В последней его фразе прозвучала тревога. Алекс внимательно посмотрел на брата:

– Анте, это прекрасные новости, правда. Только ты сильно не заводись. Не растрать себя в ноль – Он помолчал, подбирая слова. – Ты же знаешь, наука – словно пишущая сама себя книга, которую можно изучать бесконечно. В конце каждого раздела неизменно появляются новые абзацы. Там, где должна была быть последняя глава, бам! – и снова середина книги. И всё тот же вопросительный знак.

Антуан слушал брата, и левый глаз его слегка подёргивался, а тот продолжал свои увещевания:

– Если ты будешь продолжать в таком же режиме, то в лучшем случае выгоришь, а в худшем… – Алекс на секунду умолк, ища убедительную формулировку. – Станешь чудиком, вроде тех, на групповых занятиях: «Здравствуйте. Меня зовут Антуан. Я учёный. Я изучаю эритроциты, мой отец изучал эритроциты, мой дед изучал эритроциты. Эритроциты – это у нас в крови…»

На этот раз Антуан оценил шутку, и братья дружно рассмеялись.

– Так и есть, – уже серьёзно кивнул Антуан, соглашаясь со словами Алекса. – Я за последние месяцы очень устал.

– Ну вот, а ещё удивляешься, что тебя преследуют кошмары.

«Кошмары… – мысленно вздохнул Антуан и беспокойно постучал по столу. – Если бы только они». Он обеспокоенно посмотрел на старшего брата, но промолчал.

– Всё нормально? – насторожился Алекс.

– Да, да, – Антуан быстро отвёл взгляд. – Мне нужно отдохнуть. Я сегодня же напишу профессору Ван Хершу и возьму недельный отпуск.