Хрустальная сказка - Рейн Макс

– Вот это правильно. В конце концов, Анте, жизнь – это не только наука. Твои двадцать четыре – идеальное время, чтобы совершать глупости, в них весь смак.

При этих словах брата Антуан поморщился, словно хлебнув чего-то кислого.

– А ты не кривись. – Алекс зевнул и потянулся. – Нет в мире ничего отважней глупости. Я пойду прилягу, тоже неважно вчера спал, да и дорога вымотала. А потом двинем на блошку, как раз и дождь к тому времени прекратится.

Он взял свою чашку и тарелку, явно намереваясь их вымыть, но Антуан возразил:

– Оставь, я сам. Иди отдыхай.

Когда за братом закрылась дверь, Антуан сложил грязную посуду в посудомойку, протер стол и посмотрел в окно. Дождь лил стеной. Сплошная непроглядная водная завеса. «Прекратится дождь, как же…»

***

В комнате громыхала музыка. Стены дрожали, и одинокая лампочка на потолке нервно подрагивала в танце. Лексус развалился в компьютерном кресле, обтянутом дешевым дерматином, и рассеянно наблюдал за стекающими по грязному стеклу каплями дождя.

Больше смотреть было не на что. Погода разогнала людей по домам, и из окна его цокольной квартирки в такой день не было никаких шансов увидеть даже пару стройных ног… Мысли о женских ножках заставили его вспомнить про вчерашний вечер. Он заметил Фрейю сразу, едва она вошла в клуб. Это точно была она, он не мог обознаться. Бледная анорексичка с длинными фиолетовыми волосами и пирсингом на брови. Она выглядела так, словно только что очнулась после долгой тусовки любителей тяжелого рока. Черная драная майка приоткрывала надетый на плоскую грудь ярко-розовый бюстгальтер, грубые тяжелые ботинки на «спичечных» ногах казались огромными. Было непонятно, как ее ноги вообще отрывались от пола под тяжестью этой нелепой обуви, напоминающей кандалы.

Увидев Лексуса на сцене, она вытаращила свои словно углем намалеванные глаза, и какое-то время они с подозрением пялились друг на друга. Лексус наконец осознал, что она -обычная девушка с напускным вызовом и угловатыми движениями. Она, видимо, тоже что-то осознала, но что именно, Лексус не понимал, но появившийся на ее лице кривой оскал давал это понять.

Он впервые заприметил эту девушку в тот злополучный день, когда после долгих треволнений скинул в интернет песню, которую сам сочинил и спел. С трепетом в душе и тремором в ногах он ждал первых отзывов. И они полетели, будто камни, прямо ему в лицо – безжалостно и метко, никуда не спрятаться, не укрыться. Сам напросился.

В море обрушившейся на него критики он заметил ее пост – словно одиноко плавающий спасательный круг, брошенный утопающему. Она писала сухо, но положительно. И он зацепился – поверил.

Лексус потом часто следил за ней в соцсетях. Фрейя – девушка-гот. Вот уж точно не его мечта. А вчера он увидел ее в Gamla Krogen, в баре, где пел в субботние вечера.

Лексус подкатился на кресле к столу и зашел на страничку Фрейи. Зеленый огонек подсказал, что она в сети. Пальцы Лексуса быстро застучали по клавишам.

Лексус: «Привет, просто хотел пообщаться».

Фрейя: «Круто! Но я странная вообще, так что не знаю, стоит ли».

Лексус: «Я муравьев в детстве ел».

Фрейя: «Тогда попробуем, врубай камеру».

Лексус сделал музыку потише и включил камеру. На экране появилось лицо Фрейи. Оно казалось еще бледнее и накрашеннее, чем накануне. Девушка смотрела на него ничего не выражающими глазами и методично жевала жвачку.

– Привет, – снова поздоровался Лексус.

Она молчала. Он помахал ей рукой и криво улыбнулся.

– Я так и думала, – наконец выдала она, надула и с громким хлопком лопнула пузырь из жвачки.

Лексус вопросительно приподнял бровь.

– Сначала ты скажешь: «Привет!», я отвечу: «Привет!», – пояснила она, растягивая слова. – Потом спросишь: «Как дела?». Я скажу: «Ок». Ты поинтересуешься моими увлечениями, я отвечу: «Ничего особенного». А потом спросишь про бойфренда. – Она приблизилась к камере, и свет от монитора сделал её лицо совсем белым, будто призрачным. – И я тебе больше никогда не отвечу. Потому что все эти вопросы такие плоские, такие дебильные. На фиг вообще это спрашивать, когда подкатываешь к девушке, скучный тупица!

Лексус на секунду замер, но быстро взял себя в руки.

– На хрена мне твои дела? – он откинулся в кресле, и голос его стал жёстче. – Тем более, бойфренды. Я вообще-то спасибо хотел сказать. Что поддержала тогда. Но вижу, дела у тебя стрёмнее, чем мне казалось.

– Я тебя предупреждала, – не меняя интонации сказала она и пожала плечами.

– Предупреждала… – Лексус потянулся за сигаретами, лежавшими на краю стола. – Так бы сразу и сказала: «Я долбанутая». А то прогнала так скромненько: «Странная я…»

Он щёлкнул зажигалкой, небрежно спросив:

– Ты не против, если я закурю?

– Можешь даже застрелиться…

Её вытаращенные глаза казались огромными. Она не моргала. Лексусу стало не по себе от её взгляда. Надо же, какая ирония – единственный человек, по достоинству оценивший его песню, оказался больной на голову девицей. Не очень-то жизнеутверждающе… Дым от сигареты поплыл по комнате.

– Что уставилась? Хочешь напугать меня, что ли?

– Оно мне надо?

– А чё я тогда боюсь?!

– Потому что ты трус.

– А может, потому что ты страшная?

– Ты думаешь? – слегка растеряно спросила она, и в её голосе ему почудилось что-то детское.

Он внимательно вгляделся в её лицо: за тёмными тенями прятались синие глаза, на мертвенно-бледном лице маленький нос, пухлые губы, чётко обведённые чёрной помадой. По отдельности ее черты, может и ничего, но все вместе… Он замялся:

– С одной стороны, ты, конечно, не красавица…

– А с другой? – оборвала она его на полуслове.

– А с другой стороны у тебя затылок.

– Да пошёл ты!

– Сама пошла!

Лексус ждал, что Фрейя отключится, но она продолжала пялиться на него. Он глубоко затянулся и, выпустив дым в сторону экрана, спросил:

– Музыку слышишь?

Она наклонила голову, прислушиваясь. Фиолетовые пряди упали на лицо.

– Мой новый сингл, – пояснил он, и в голосе мелькнула гордость. – Хочешь послушать?

– Нее, я только поела.

– И что?

– Стошнить может.

– Дура!

– Сам дурак!

Лексус крутанулся в кресле, дотянулся до колонок. Музыка ударила по ушам, стены задрожали. Он резко захлопнул крышку ноутбука.

***

Впервые в жизни Антуан не знал, как поступить. Потребность поделиться с братом была очень острой, но страх буквально скручивал внутренности. Рассказать об ужасе, в котором приходилось жить в последние дни, попросить совета… Но тогда придется открыть свою тайну. Страшную тайну. Глаз дёрнулся. «Господи, почему ты допустил, чтобы это произошло? Зачем?» По лбу покатились холодные капли пота, горло сжалось. Дрожащими руками Антуан схватил со стола небулайзер, зажал губами и резко вдохнул лекарство. Спазм медленно отпустил. Теперь он повсюду таскал с собой ингалятор – приступы астмы участились, становясь всё тяжелее.

Мысли метались как в лихорадке: «А если всё-таки рассказать Алексу? У него всегда есть идеи, на все случаи жизни. Хотя бы станет легче… – Антуан осёкся. – Легче мне, тяжелее ему. Прекрасная перспектива! Нет, никто не должен об этом знать». Он провёл рукавом по мокрому лбу, заставил себя глубоко вдохнуть. И тут его пронзила поистине ужасная мысль: «А что, если все-таки кто-то узнает?»

Снизу раздался грохот, пол задрожал. Антуан вздрогнул. В ту же секунду комнату заполнил яростный рев музыки. «О нет, опять началось!» – мысленно взвыл Антуан.

– Что происходит? – в дверях появился заспанный Алекс. – Зажигаем? – Он принюхался: – Накурил-то как… – Алекс поморщился и распахнул окно.

– Я не курю, – огрызнулся Антуан. – Это сосед снизу. Устроил тут настоящий притон.

– М-да, похоже, весёлый парень.

– Отвратительный тип, – скривился Антуан. – Ты бы его видел!