Чащоба - Лорен Нина

Велика вероятность, что родители этих юнцов были моими одноклассниками. Жуть.

Я захлопываю крышку ноутбука – на сегодня интернет дал мне все, что мог, – покидаю теплый зал и отправляюсь к поджидающей меня возле кафе старушке-«хонде». Почти уверена, что за время моего отсутствия кто-нибудь непременно написал на заляпанном грязью заднем стекле «неудачница». Сумка с ноутбуком отправляется на пассажирское сиденье, и я выезжаю с гигантской парковки. Странное чувство, надо признать: я позабыла о существовании парковок размером со взлетное поле: в больших городах такого не встретишь.

Миную знакомый поворот на главной дороге: сверни я туда – через пять минут оказалась бы перед домом Кэт. Ах, простите, перед домом Люка и Кэт. Часть меня изнывает от желания проехать мимо, но оба наверняка знают потрепанную машину моей матери, и тогда я буду выглядеть уже не просто ревнивицей, но еще и ревнивицей завистливой.

И все же я не могу избавиться от чувства, что меня предали. Дважды. Нет, трижды. Думаю, не стоит удивляться, что Кэт набросилась на моего парня, едва мой «грейхаунд» отъехал от автовокзала. С другой стороны, вы вправе ожидать от друзей, что они не станут пакостить у вас за спиной – даже если ваши лучшие друзья больше смахивают на закадычных врагов, которые вечно дулись из-за того, что вы красивее и у вас больше поклонников. Хотя в случае с Кэт это не совсем верно: она была достаточно популярна в школе, и к тому же ее отец получил приличное наследство, скупил немало земли и построил шикарный дом, в который Люк с готовностью переехал вместе с молодой женой.

Но едва ли можно винить его за это. Предательство, которое по-настоящему расстраивает меня, совсем иного рода: мы с Люком вместе собирались бежать из Марли. Тот «грейхаунд» должен был увезти нас обоих.

Мой путь лежит через старый город по Мейн-стрит. Ладно, кого я обманываю! Существуют десятки дорог, которыми я могла бы добраться до полицейского участка, не приближаясь к Мейн-стрит. Ведь я отсутствовала всего несколько лет, а не столетий и прекрасно помню местные маршруты, но почему-то выбираю именно этот. Легонько нажимаю на педаль, сбрасываю газ и качу со скоростью гораздо ниже допустимой.

Приземистый коттедж возле гаража, окруженный желтой лентой, притягивает взгляд. Теперь, когда я одна, может, имеет смысл рискнуть и заглянуть внутрь? Но лезть в дом прямо сейчас – не самая разумная идея, особенно в Марли, где любой шаг, совершенный при свете дня, мгновенно становится известен всему городу. Правда, если хорошенько подумать, прогулки под покровом ночи тоже ни для кого не будут секретом.

Я помню старого механика, владельца гаража, и его жену. Заурядные обыватели, ничем не примечательные по меркам Марли. Но ведь именно к таким людям и стоит приглядеться, когда распутываешь подобные преступления, верно? И все же мне трудно представить, чтобы автомеханик мог схватить бойкую девятилетнюю девочку посреди улицы и затащить к себе в логово, пусть даже все так и было и городу рано или поздно придется смириться с этим. С другой стороны, прошло сорок лет. Конечно, судебная экспертиза заметно продвинулись за последние годы, с новыми методами копы на многое способны. Однако подозреваемые по этом делу либо сами давно лежат в могиле, либо находятся в доме престарелых. Вряд ли выжившие из ума старики способны давать показания.

Мне приходит в голову, что я снова, как и в прошлый раз, могу уехать отсюда ни с чем.

Я проезжаю мимо городской церкви. «Paroisse de Saint David De Himmerod»  [12], – гласит надпись, высеченная на сводчатом фронтоне над высокой двустворчатой дверью. Здание стоит на холме, вероятно поэтому оно почти не пострадало от наводнения. Похожую церковь можно встретить в любом провинциальном городке: узкая, вытянутая в длину серая каменная постройка с высокой колокольней в передней части. Круглое витражное окно над входом – предмет гордости местных жителей, хотя сомневаюсь, что за пределами Марли слышали об этом шедевре. Автор, малоизвестный художник конца XIX века, изобразил святого Давида Химмеродского, совершающего чудеса экзорцизма. Однако, находясь внутри, можно различить лишь проходящие сквозь витраж лучи света, которые яркими цветовыми пятнами ложатся на дощатый пол. Трудно сказать, что, по замыслу автора, должны символизировать эти красочные узоры. Витражи в остальных окнах сделаны намного позже и кем-то гораздо менее талантливым. Помню, как изображенные на них святые строго смотрели на меня, когда я пару раз бывала в церкви на Рождество.

На крыльце собралась небольшая группка прихожан. Странно, неужели церковь уже привели в порядок и возобновили богослужения? Быстро управились. Хотя, полагаю, именно во времена кризиса люди больше всего нуждаются в утешении подобного рода. Собравшиеся слышат шум двигателя, некоторые оборачиваются и наблюдают за проезжающим автомобилем. Полагаю, кое-кто уже заметил, что за рулем «хонды» сидит не Лора. Вот гадство.

Ладно, едем дальше. Я вновь миную дома, окна которых забиты фанерой, но во второй раз зрелище уже не производит столь жуткого впечатления. Тут и там видны припаркованные грузовички с логотипами клининговых компаний. Колеса машины глухо стучат по развороченному асфальту. Чувствуется каждая выбоина. В салоне внедорожника Люка ощущения были гораздо мягче.

Подъезжая к полицейскому участку, я ожидаю увидеть то же, что два года назад: пустую парковку и здание, в котором, кажется, не осталось ни одной живой души. Но вместо этого передо мной открывается площадка, сплошь заставленная белыми полотняными палатками, словно на городской ярмарке. Над одной из них висит баннер: «Служба неотложной психологической помощи», над соседней палаткой другой: «Юридические консультации». Чуть дальше еще одна вывеска – большая жирная стрелка указывает направо, вниз по улице, а надпись гласит: «Благотворительный центр».

Я паркуюсь на обочине и выхожу. Под полотняными навесами скучают незнакомые мне работники социальных служб. Полагаю, спрос на их услуги невелик. Они провожают меня безразличными взглядами, в которых чувствуется скорее облегчение, чем разочарование, когда я прохожу мимо, направляясь к полицейскому участку.

Открываю дверь и захожу в вестибюль. Внутри пахнет пережаренным кофе и унынием маленького городка. За стойкой регистрации пусто. Я вижу записку, сложенный пополам листок бумаги, на котором торопливым почерком нацарапано шариковой ручкой: «Вернусь через пять минут».

– Стефани! – неожиданно раздается у меня за спиной.

Голос застал меня врасплох, я вздрагиваю и оборачиваюсь.

– Так и знал, что рано или поздно ты у нас появишься, – добавляет обладатель голоса. В его словах нет неприязни, скорее удивление.

– Здрасьте, мистер Бергман, – говорю я, машинально скатываясь к привычной интонации, словно мне снова четырнадцать и я пришла к Бергманам, чтобы вместе со своим парнем посмотреть фильм в их домашнем кинотеатре. Спускаясь следом за Люком в цокольный этаж, где был установлен видеомагнитофон, я спиной чувствовала неодобрительный взгляд главы семейства: еще бы, сын уважаемого в городе человека встречается с девчонкой О’Мэлли – скверная история!

– Думаю, теперь мы можем обращаться друг к другу по имени, – произносит отец Люка со сдержанной улыбкой.

– Пьер-Франсуа?

– Фрэнк. Этого вполне достаточно.

В прошлый раз я не застала Фрэнка на рабочем месте. Мне сказали, что он в отъезде. Пришлось иметь дело с другим стражем порядка, который также не испытывал симпатии к семье О’Мэлли. Впрочем, не то чтобы мне удалось провести с ним долгую беседу. Ответы полицейского были краткими и категоричными, не подлежащими обсуждению: ему нечего сказать по интересующему меня вопросу, точка.

– Прошло столько лет, – замечает Фрэнк. – Надеюсь, город встретил тебя приветливо?

Трудно понять, что это: формальная любезность или скрытый сарказм.

– Вообще-то, я намерена задержаться тут на какое-то время, – осторожно говорю я, желая с самого начала положить конец возможным недоразумениям. – Пока остановилась у мамы.