Чащоба - Лорен Нина

– О, вот как! Передавай ей привет.

– Передам, спасибо, – отвечаю я, потому что так положено отвечать.

– У тебя все в порядке? – спрашивает Фрэнк. – Извини за непрофессиональный тон, но вы, дети, всегда останетесь для меня детьми. Или есть причина, заставившая тебя вернуться в Марли?

Я чувствую, что заливаюсь краской.

– Ну, на самом деле…

– С нынешними подростками – сплошные проблемы, – добавляет он. – А я-то считал вас плохими ребятами. Теперь просто голова кругом: повсюду граффити, чуть ли не каждый день приходится разбираться с воришками в супермаркете. Смотрите, покрепче запирайте входную дверь.

– Ничего не случилось, – уверяю я, гадая: он действительно не понимает причин моего появления или прикидывается. – Мой приезд больше связан с подкастом на радио. Ну, помните, материалы для которого я собирала в прошлый раз.

Я внимательно слежу за реакцией Фрэнка. Если он сделает вид, что не в курсе, – значит, играет в игры. Сплетники давным-давно раструбили о моем визите двухлетней давности. Но шеф полиции не пытается отпираться. Лицо у него мрачнеет.

– А, так ты здесь из-за дела Мишель Фортье?

– Да, – отвечаю я каким-то извиняющимся тоном.

– Мне следовало догадаться. Все об этом только и говорят. Жаль, не могу ничем тебя порадовать: расследованием занимается Служба безопасности, они забрали тело, и результаты экспертизы нам пока не сообщили. Так что тебе лучше обратиться к ним.

Я не намерена посвящать Фрэнка Бергмана в печальную историю об утерянном статусе журналиста.

– Да-да, я так и собиралась сделать. Просто решила сначала заехать к вам.

Он пожимает плечами.

– Боюсь, у меня нет новостей. По крайней мере, ничего такого, о чем мой коллега не рассказал бы тебе в прошлый раз.

Коллега, который не сказал практически ничего. Понятно.

– Я просто хотела взглянуть на дело об исчезновении Мишель. Ваш помощник сказал, что не знает, куда оно подевалось…

– Кхм, как ни обидно, но он прав. Все материалы были отциф… Как это называется – отцифрированы? Оцифрованы? Короче, их перенесли в компьютер лет семь-восемь назад. Поскольку пришлось разбирать тонны бумаг, а некоторые вдобавок так выцвели, что ничего не разобрать, куча материалов потерялась. И если мой помощник не нашел файл в компьютере, даже не знаю, чем я могу помочь.

– А что случилось с бумажным оригиналом?

– Исчезновение Мишель Фортье относится ко временам моего отца. В семьдесят девятом он тут командовал, и именно ему пришлось заниматься делом. Большинство бумажных оригиналов уничтожены, но, возможно, кое-какие уцелели. Могу заглянуть в архив. Исключительно ради тебя.

– Большое спасибо!

– Но я ничего не гарантирую.

– Понимаю. Как поживает ваш отец? – спрашиваю я из вежливости.

По лицу Фрэнка пробегает быстрая гримаса и тут же исчезает.

– Не очень хорошо, здоровье подводит в нынешнем-то его возрасте, сама понимаешь. Но я, пожалуй, избавлю тебя от подробностей. Недавно мы наконец получили приглашение из пансионата для пожилых людей в нескольких милях отсюда. После трех лет в списке ожидания! Система здравоохранения в нашей провинции – просто смех.

Со вздохом киваю: система здравоохранения в нашей провинции и правда обхохочешься.

– Но ожидание стоило того. Место очень хорошее, не какая-нибудь занюханная богадельня из тех, которые рекламируют по телевизору, – с содроганием добавляет мистер Бергман. – Кстати, в том же пансионате живет Мари Фортье.

Я не застала даже конца славной службы Пьера Бергмана. Помню его уже стариком, разъезжающим по Мейн-стрит в своем любовно отреставрированном «корвете-импала» 1960 года выпуска. И автомобиль, и его водитель представлялись нам реликвиями, символизирующими былой расцвет и величие Марли.

Фрэнк делает паузу.

– Послушай, Стефани. Не знаю, сколько ты намерена оставаться в городе, но тебе лучше набраться терпения. Понятия не имею, когда из штаб-квартиры пришлют хоть какую-то информацию. Если вообще пришлют.

К счастью, время – единственное, что у меня есть, причем в буквальном смысле.

– Неужели там не пошевелятся? – удивляюсь я. – Ведь речь идет о нераскрытом деле, пропаже девятилетнего ребенка.

– Из того, что мне известно, – говорит шеф полиции, – пока даже не установили, принадлежат ли останки Мишель Фортье.

– Нет, просто нелепость какая-то, – еще больше удивляюсь я. – Разве это может быть…

– …Кто-то другой? – Фрэнк пожимает плечами. – Но нам так сказали: никаких дальнейших действий, пока тело не будет идентифицировано. Труп пролежал в стене почти сорок лет. Никаких медицинских записей того времени – стоматологических карт, данных ДНК – не обнаружено. Поэтому у судмедэкспертов возникли проблемы.

– Но я тщательно изучила обстоятельства дела, когда была здесь два года назад. Просмотрела списки людей, пропавших в Марли. Это действительно не может быть никто другой. Последний случай исчезновения произошел за десять лет до Мишель… – Осекаюсь и делаю вид, что закашлялась: определенно Фрэнк Бергман – не тот человек, с которым следует обсуждать тот инцидент. Это было бы бестактно.

Он милостиво пропускает мою оплошность мимо ушей.

– Я передаю лишь то, что сказали в Службе безопасности.

– Спасибо. – Опускаю глаза, надеясь, что краска, выступившая на обычно бледных щеках, не слишком выдает мое смущение. – Я ценю вашу откровенность.

– Идем, провожу тебя до двери, – кивает шеф полиции. – Слушай, а почему бы тебе не повидаться с Люком, пока ты здесь? Уверен, он будет рад встрече.

– Да, непременно! – Не стоит говорить, что я уже виделась с Люком. – Так вы позвоните мне, если появится какая-то информация? Я оставлю свой номер мобильного.

– Нет необходимости, – отвечает Фрэнк. – Позвоню Лоре на домашний.

Я прощаюсь и выхожу обратно в холодный сырой день, шагаю мимо единственной полицейской машины, припаркованной возле крыльца, мимо палаток, где скучают специалисты службы психологической помощи, и направляюсь в дальний конец парковки, где оставила машину Лоры.

Здесь меня ждет еще один неприятный сюрприз, второй с момента моего прибытия в родной город.

Стекло со стороны пассажирского сиденья разбито. Стеклянная крошка усеивает асфальт, словно россыпь бриллиантов. У меня перехватывает дыхание, я напряженно всматриваюсь внутрь салона сквозь дыру в окне и торчащие из рамы острые осколки.

Рюкзак и ноутбук исчезли.

Глава 5

Домой Лора вернулась поздно. Настолько поздно, что даже родители могли бы поинтересоваться, где она болталась столько времени. Поэтому в ее интересах было пробраться к себе незамеченной. Она вошла через заднюю дверь, как делала не раз, и осторожно прикрыла ее за собой. Голова кружилась: бурбон, выпитый прямо из горлышка металлической фляжки, оказался гораздо крепче дешевого пива, которое родители лили в глотку, словно воду. Однако был и положительный момент: когда напьешься в стельку, гораздо легче заснуть. Лора рухнула на кровать и мгновенно отключилась.

Ей даже в голову не пришло умыться, почистить зубы или хотя бы раздеться. Если отец обнаружит завтра утром – предположим на минутку, что родители встанут раньше нее, – что дочь валяется на неразобранной постели поверх покрывала, да еще в уличной обуви и верхней одежде, ни он, ни мать не посчитают такую картину из ряда вон выходящей. И коль скоро для них это нормально, то для Лоры – тем более.

Но утром Лора просыпается одна в пустом доме. Едва открыв глаза, она понимает, что родителей нет. Она садится на постели – пульсирующая боль в висках и сухость во рту просто убивают – и прислушивается: ни звука, дом погружен в какую-то пыльную тишину.

Лора скатывается с матраса и стягивает с себя измятую одежду. Сегодня суббота, некуда идти и совершенно нечем заняться. Она отправляется в ванную. Мельком глянув в висящее над раковиной старое, засиженное мухами зеркало, в котором отражается ее отекшее лицо, Лора открывает кран и ждет, когда вода станет похолоднее. Затем наклоняется и пьет жадными глотками до тех пор, пока не сводит зубы, а губы не начинают неметь от холода. Она выпрямляется, тяжело дыша; капли воды стекают по подбородку и падают на грудь.