Река Другой стороны - Томах Татьяна Владимировна

Холли облегченно вздохнула. Обычно, когда мама занималась домашними делами, она включала по телевизору какие-нибудь длинные нудные фильмы, и тогда и Черный и Солнечный, видно, тоже, как и Холли, смертельно заскучав, отступали. Солнечного, конечно, было жаль, но он бы и так продержался недолго.

В следующий раз, когда пришла Ираида Львовна, мама отозвала ее на кухню и о чем-то говорила с ней за закрытой дверью. Холли было велено пока играть гаммы. Но она иногда будто сбивалась и пыталась прислушаться, о чем идет речь. Получалось, честно сказать, не очень. И гаммы, и подслушивание. Может быть, мама хвастается, как хорошо Холли сыграла «Колыбельную»?

Ираида Львовна вышла из кухни с пылающими щеками. За ее плечом маячил Темный, а Светлый держался на расстоянии – такого Холли еще не видела ни разу и даже немного испугалась. Весь урок Ираида Львовна была какая-то растерянная. Холли без поддержки Светлого тоже все время сбивалась, и учительница от этого нервничала еще больше. Мама на ее месте уже давно бы наорала на Холли, но Ираида Львовна, кажется, только огорчалась сама – как будто это она была виновата.

И учительница, и ученица на этот раз вздохнули с облегчением, когда время урока подошло к концу. Холли хотелось расплакаться от досады, что все получается так по-дурацки – потому что она очень любила и музыку, и Ираиду Львовну, и эти уроки. А если она больше не придет? – испугалась Холли, поймав потерянный взгляд учительницы. И, не зная, как еще можно исправить ситуацию, принялась торопливо упрашивать ее что-нибудь сыграть перед уходом. Ираида Львовна сперва отнекивалась, неуверенно и одновременно с предвкушением поглядывая на пианино, – она еще в самый первый раз восхитилась: какой хороший инструмент. Это папа мне подарил, похвасталась Холли. О, да, конечно, твой папа, – с еще большим восхищением сказала Ираида Львовна и покраснела. Конечно, она знала, кто папа Холли, и относилась к нему с еще большим благоговением, чем к этому пианино.

Как Холли и надеялась, Ираида Львовна и на этот раз не устояла. Опуская руки на клавиши, она уже почти счастливо улыбалась. А Светлый наконец подошел ближе. И на середине «Лунной сонаты» его сияющие пальцы сплелись с тонкими пальцами Ираиды Львовны, и музыка зазвучала совершенно так, как нужно – красиво и так пронзительно нежно, что Холли захотелось заплакать. «Мне ни за что так не сыграть, – подумала она. – Никогда. Сколько бы я ни училась». А потом ей вдруг пришло в голову то, о чем она почему-то не задумывалась раньше. «А ведь за моей спиной, наверное, тоже кто-то стоит? Темный? Или Светлый? Или… или нет? Почему я никогда его не видела?» Эта мысль так ее ошеломила, что Холли не заметила, что музыка уже закончилась, а Ираида Львовна молча и задумчиво смотрит на нее.

– Ой, я… – опомнилась Холли. – Спасибо! Это было так… Так здорово! Мне понравилось очень-очень…

– Девочка моя, – вдруг тихо и торжественно сказала Ираида Львовна взволнованным и каким-то незнакомым голосом, – скажи мне правду… – она запнулась на секунду, но потом решительно продолжила: – Ты правда видишь ангелов и демонов, что стоят за спиной каждого человека и нашептывают ему советы и искушения?

Холли вздрогнула. Такого вопроса от Ираиды Львовны она не ожидала. А взгляд Ираиды Львовны, наблюдавший за ней с совершенно необычным выражением – пристально и жадно, – вспыхнул торжеством.

– Я знала! – тихо воскликнула она, поймала руку Холли своими горячими ладонями и порывисто сжала. Холли испуганно отпрянула.

– Не бойся, – зашептала учительница, – не бойся, дитя! Я никому не скажу! И я пойму, если ты мне расскажешь. Ты ведь видишь?

Холли испугалась. Такого восторженного лица она раньше у Ираиды Львовны не видела. Даже когда та играла свою любимую музыку на пианино, которым восхищалась. И Светлый сейчас немного отступил, а Темный, наоборот, подошел ближе – и положил ладонь на плечо Ираиды Львовны, отчего та, кажется, напряглась и выпрямила спину. «Что он сделает, если я сейчас расскажу про него?» – сглотнув, подумала Холли. С другой стороны, хоть кто-то не считал это все выдумками.

Ираида Львовна смотрела на нее с ожиданием, нетерпением и надеждой. Наверное, нужно было сказать ей, что ничего такого Холли не видит. Что просто она иногда придумывает… разное. Чтобы поиграть.

– Я… ну… – растерянно забормотала Холли. – Иногда…

Глаза Ираиды Львовны вспыхнули, она закивала.

– Конечно, – быстро сказала она, – я понимаю. Иногда. Невозможно видеть такое всегда.

Еще как можно, хмуро подумала Холли, соображая, как бы прекратить этот странный и страшноватый разговор, из-за которого Ираида Львовна стала сама на себя не похожа.

– А сейчас? – Учительница понизила голос. – Сейчас ты видишь?

– Ну…

– Кого ты сейчас видишь, девочка? Скажи, милая, мне очень надо знать! – почти умоляюще попросила Ираида Львовна.

– Светлый… как бы человек… светлый, потому что светится… – пробормотала Холли. – Он как бы стоит за вашим правым плечом… А Темный – слева, – неохотно добавила она.

– Я знала! – воскликнула учительница, и на ее глазах блеснули слезы. – Я знала, что так и есть!

– Откуда вы знали?

– Слева, дитя, дьявол, который нашептывает искушения, но нельзя их слушать и поддаваться им, потому что приведут они в бездну. А справа – ангел-хранитель, он подсказывает и поддерживает, если тебе случится оступиться…

– А откуда вы знали, что я их вижу? – перебила Холли.

Ираида Львовна, кажется, слегка смутилась.

– Твоя мама, – сказала она, – считает, что это я забиваю тебе голову, хм, религиозной ерундой, как она выразилась. Но я ничего такого тебе не говорила. И я подумала… Я заметила, что ты иногда странно смотришь на меня. Будто бы за мою спину, как будто видишь там что-то. Или кого-то. И я поняла, что ты видишь. Это редкий дар, дитя. Тебе бы поговорить со священником, но боюсь, что твоя мама…

Договорить она не успела, потому что мама будто почувствовала, что речь зашла про нее.

– Кажется, время урока вышло? – поинтересовалась она, открывая дверь и оглядывая учительницу и ученицу подозрительными взглядами.

– Разумеется, – Ираида Львовна поднялась, – я уже ухожу. Ты запомнила, что повторять, Оленька?

Холли поспешно закивала. Ей было интересно дальше послушать про ангелов и демонов, но, конечно, она понимала, что при маме таких разговоров вести не стоит.

Она вышла в прихожую проводить Ираиду Львовну.

И когда та уже ступила за порог, вдруг, сама от себя не ожидая, бросилась к ней, обняла с восклицанием:

– Спасибо! Приходите скорее, я так люблю вашу музыку!

И, когда растроганная Ираида Львовна нагнулась к ней погладить по голове, Холли шепнула:

– Когда вы играете, ваш Светлый подходит совсем близко. Ему нравится ваша музыка. Играйте ему почаще, хорошо?

И увидела, как радостно вспыхнули глаза Ираиды Львовны.

А повернувшись, похолодела – потому что мама пристально смотрела на них, поджав губы, и ее Черный стоял совсем рядом, наклонившись, будто что-то шептал ей на ухо, и в его тьме таяли, растворялись мамины золотистые волосы.

Больше Холли не видела Ираиду Львовну. Вместо нее стала приходить другая учительница – скучная и бесцветная, за ее спиной, конечно, тоже маячили Темный и Светлый, но они были так бледны и размыты, что нужно было вглядываться, чтобы их различить. И ни один из них не подходил близко, даже когда она играла. Должно быть, поэтому ее музыка никогда не получалась такой красивой и волшебной, как у Ираиды Львовны. От нее хотелось не плакать или смеяться – а зевать. Как и от ее уроков.

Позже Холли подслушала обрывки разговора родителей и поняла, что в исчезновении Ираиды Львовны была виновата мама – и, конечно, сама Холли, неосторожно проговорившаяся про Черного человека. Мама, правда, говорила еще что-то не очень понятное, про «болезненную привязанность», «нервические реакции», но, в основном – про ту самую «религиозную ерунду», которой Ираида Львовна якобы забивала ребенку, то есть Холли, голову.