Тысяча шагов в ночи - Чи Трейси

– Кто-то должен сказать тебе, Ишао. Нельзя хитрить, когда у противника на руках все карты. – Он наклонился и прошептал ей в волосы: – Не знаю, чего ты планировала добиться, но это не имеет значения. Я оказался умнее и сильнее, чем ты когда-либо будешь.

– Может быть. – Миуко повернулась к нему, закусив губы, чувствуя, как острые зубы впиваются в них. – Но у тебя есть только ты сам, а у меня есть нечто большее.

Пока она говорила, из тени выскользнул Рухай. Ветерок всколыхнул ее одежду.

Из глазниц Туджиязая полетели искры.

– Что ты сделала? – Он крутанулся на месте, вытянув руку вперед, как будто намеревался остановить атаку.

Но душа Омайзи Рухая была слишком быстра. Он проскользнул под рукой Туджиязая и нырнул прямо в грудь, метко и уверенно, как стрела.

Принц-демон, задыхаясь, попятился назад. Его тонкокостные руки шарили по туловищу, будто искали рану, но не находили ее.

– Что ты наделала? – Он снова зарычал, надвигаясь на Миуко, пока его пылающие рога прочерчивали яркие дуги в дымном воздухе. – МИУКО?

При звуке собственного имени она улыбнулась.

– Выходи, Туджиязай. Давай поиграем.

29

Женщина Авары

– НЕТ! – взревел Туджиязай и, спотыкаясь, направился к ней на конечностях, которые, казалось, были ему не подвластны. Его зубы заскрежетали, два отдельных ряда зубов. Демонические черты уступали и дрожали под человеческими.

Он распадался на части. Из ключицы доро показалось плечо.

– Работает? – закричал Рухай, просачиваясь сквозь Туджиязая.

Из тела доро появилась рука Туджиязая, чья кожа была такой же ярко-красной, как синяя кожа Миуко. Она уставилась на него: когтистая рука, плоть, испещренная именами. Он был совсем юн, вероятно, примерно того же возраста, что и Миуко, когда увидел, как его семья была уничтожена Омайзи.

Когда он умер в первый раз.

Теперь Миуко собиралась убить его снова.

Даже если это будет стоить ей собственной души.

Она схватила его за запястье голой рукой. Через мгновение она почувствовала, как его жизненная сила вливается в нее, обжигая вены.

Голова Туджиязая отделилась от шеи доро, в то время как лицо было объято пламенем.

– Если убьешь меня, – прорычал он, – пути назад не будет.

– Знаю.

– Ты станешь демоном. Ты станешь такой же, как и я.

Но она, тем не менее, не выпустила его.

– Знаю.

Его багровая плоть побледнела.

– Ты уничтожишь себя, чтобы уничтожить меня? – требовал он ответа. – Не валяй дурака, Миуко! Ты не хочешь этого.

– Знаю. – И только сильнее впилась в него пальцами, желая опустошить его, желая, чтобы его тело увяло, как червяк на солнце. – Но тебя нужно остановить.

Туджиязай извивался в ее тисках. Высвободив вторую руку из тела доро, он зацепился за ее свободную руку, как будто хотел оттащить от себя.

Но он этого не сделал. Или не смог.

Когда-то он был сильнее ее, но не сейчас.

Он был слишком разобщен, слишком одинок, одновременно сражался с душой Рухая за контроль над телом доро и с Миуко, которая с каждой секундой вытягивала все больше и больше силы, и за свой собственный дух.

– Мне жаль, – прошептала она.

– Мне тоже. – К ее удивлению, он улыбнулся, в его клыкастом выражении лица сквозила уверенность. – Ты ведь могла бы стать бесподобной.

– Что? – Она дернулась в его объятиях, но хватка только усилилась.

Что-то менялось. Миуко почувствовала, как ее силы дрогнули, как холодный ветерок колыхал огонь. На полях призрачные ясасу уменьшались, их клыки и когти втягивались обратно: они возвращались к своим призрачным обликам, снова маршируя на восток, как будто их никогда не прерывали.

Миуко вспомнились леса над Коэвой: первый охотник, наступавший со своими вилами, Туджиязай, хватавший того за подбородок, и как вся злость вытекала из тела, оставляя его в замешательстве на краю оврага.

Туджиязай отзывал свои силы.

Но почему?

– Миуко! – крикнул кто-то.

Она повернулась и увидела, как Гейки в облике парнишки бежит к ней, его растрепанные волосы были опалены, а из пореза на лбу сочилась кровь. Рядом с ним, тяжело опираясь на трость, хромал пожилой мужчина: широкоплечий, с кровоподтеками на шее и лицом, изуродованным почти до неузнаваемости.

Но для Миуко не имело значения, насколько избит он был или сколько времени прошло с их последней встречи. Она узнала бы его где угодно.

Отец.

На нем не было ни одного из тех алых шарфов жрецов, но он, как и призраки, казалось, избавился от злобных чар Туджиязая.

– Дочка! – воскликнул отец.

Рыдания подступили к горлу.

Он увидел ее.

Узнал ее.

Но после случившегося она больше не будет его дочерью.

– Отойди! – выкрикнула она.

Гейки попятился, остановившись рядом с Отори Рохиро.

– Миуко, твоя кожа!

Она посмотрела вниз. Сквозь прорези в одеждах Миуко увидела, как цвет отступает по ее ногам. Подобно приливу. Синие тени скользили вверх по лодыжкам и икрам, оставляя ее бледнее, чем она была последние недели.

Туджиязай крепче сжал ее руку.

Он лишал ее злобы – так же, как сделал с охотником в лесу, – а поскольку она была шаоха, демоном злобы, он также лишал ее сил.

Миуко подняла глаза и встретилась с торжествующим взглядом Туджиязая. Очертания его черепа потускнели и расплылись, когда зрение демона покинуло ее. Пусть она и не могла видеть этого, но чувствовала, как проклятие стекает с лица, просачивается в уши и горло, будто чернила.

Миуко снова становилась человеком.

– Я никогда не хотел этого, – пробормотал он. – Но не могу тебе позволить убить меня.

На мгновение она испугалась. Проклятие ускользало так быстро, а вместе с ним и ее демоническая сила. Сможет ли она истощить его до того, как он истощит ее?

Если сейчас она потерпит неудачу, он ослабнет, но в итоге восстановит свои силы, становясь все могущественнее и могущественнее от собственной желчи, пока однажды – возможно, через несколько поколений, – не вернется, чтобы завершить начатое разрушение Авары.

Миуко пришла в ярость. Она дернула его на себя.

– Хочешь сказать, что мог избавиться от моего проклятия в любое время?

Сила вспыхнула внутри. Она не нуждалась в проклятии, чтобы подпитывать свою злобу, ведь она была женщиной Авары. Той, кого следовало ограничивать, исключать, подавлять, подчинять, владеть. У нее было достаточно гнева, чтобы насытить ее на сотню жизней вперед, чтобы поцеловать еще тысячу девушек и сотворить еще тысячу шаохасу.

Туджиязай считал, что она могла стать бесподобной?

Возможно, бесподобным оружием. Средством. Предметом.

Но она уже была великолепна, такой, какая она есть. Миуко с воплем вырвала Туджиязая из тела доро. Он сполз на землю, растекаясь и задыхаясь.

Он посерел, его конечности увядали, а огонь тускнел. Он дергался, пытаясь вырваться из ее хватки.

Но и он не ослабил своей власти над ней. Проклятие стекало по рукам все быстрее и быстрее, вытекая из нее, пока он сжимал ее ладонь в своей.

– Не делай этого, – прошептал он.

Приказал.

Даже сейчас, когда он лежал, умирая в ее ногах.

«Жалкий», – пробормотал человеческий голос.

Проклятие соскользнуло по запястью. Демоническая злобная сущность практически покинула ее, но она знала, что ей хватит сил для этого.

– Прощай, Огава Сайтайваона, – прошептала Миуко. – Надеюсь, ты обретешь наконец-то покой.

Туджиязай промолчал. Рога закрутились сами по себе, а пламя, окружавшее его лицо, замерцало и погасло.

Дух Туджиязая, последнего сына Огавы, рухнул рядом со Старой Дорогой, что вела в Удайву, где его клан и знаменосцы были убиты своими врагами много веков назад.

Его рука вырвалась из ее ладони, превратившись в ничто еще до того, как коснулась земли.