Тысяча шагов в ночи - Чи Трейси

– Конечно, я… – Голос Миуко затих. Сквозь рухнувшую стену она увидела призрачную армию Огава, продвигающуюся на восток по неплодородным сельскохозяйственным угодьям. С ужасом наблюдала, как один из ближайших к Нихаою призраков внезапно подрос, а из его пальцев вырвались когти. Рядом с ним взревел другой солдат, обнажив усеянную шипами глотку.

Ясасу.

Туджиязай, должно быть, подбирается все ближе.

– Конечно, это я должен тебя сменить! – Миуко заставила себя обратить внимание на охранника. Покопавшись в своей сумке, нащупала единственный алый шарф, который у нее остался. – Разве ты не видишь? Я солдат, призванный охранять заключенного Омайзи. Вперед, сейчас же! Армия не ждет никого!

Охранник скрестил руки на груди.

– Ты не мужчина.

Бестелесный дух доро выпрямился, прислонившись к стене. Он не казался шокированным ее появлением, даже особо испуганным не выглядел, как сделал бы другой человек, но с любопытством… и в ожидании смотрел на нее, как будто не знал, что сказать.

– Ты демон? – спросил он.

– Нет, это не демон. – Солдат Огавы просиял, будто поразившись своей собственной сообразительностью. – Она чайник! Которому не хватает…

Миуко вздохнула. Уловка в любом случае не увенчалась бы успехом.

– Меня зовут Отори Миуко.

Он поклонился ей.

– А я Парека, знаменосец Огава.

– Хорошо, ты прав, Парека. Я чайник. Но я здесь из-за пленника. – Она хотела было протиснуться мимо него, но он заслонил проход с удивительной скоростью, и его алебарда встала между ней и душой доро.

Мухи сердито зажужжали.

Будь она смертной, смогла бы пройти сквозь него, но сейчас, когда она тоже стала одной из насу (или, во всяком случае, большая ее часть), древко оружия ощущалось опасно твердым на ладони.

Омайзи Рухай присел на корточки, переводя взгляд с Миуко на Пареку, как будто сомневался, кому из них стоит доверять: солдату-призраку, заключившему его в темницу, или синекожему демону, который появился из ниоткуда, чтобы забрать его.

– Это сын моего великого врага, – выдал Парека. – Мне поручено охранять его, и я не отдам его чайнику.

Миуко почувствовала, как в Нихаое силы Туджиязая рвутся наружу и, словно разворачивающиеся спирали, изливаются по полям и превращают все больше солдат Огавы в извращенные, чудовищные версии самих себя.

«Поторопись», – прошептал человеческий голос.

– Убирайся с моего пути, – прорычала она.

Но Парека направил на нее свое оружие, приняв боевую стойку перед доро.

– Ты чайник? – потребовал он ответа. – Или мой враг?

С рычанием Миуко отбросила алебарду в сторону. Она бросилась к доро и накинула на голову последний алый шарф, вознося молитву к Амьюнаса, чтобы тот не прошел сквозь призрачную форму.

– Эй! – Душа Омайзи Рухая растерянно моргнула, когда ткань аккуратно опустилась на его плечи. – Что это?

«Сработало!» – воскликнул тихий голосок внутри.

– Защита. – Миуко схватила его за руку, поднимая на ноги. – Давай. Мы должны…

Но удар в бок свалил ее с ног.

Парека, возвышаясь над ней, преображался. Из его шлема полезли рога. Клыки проросли из раздвоенной челюсти.

Силы Туджиязая достигли поместья.

Парека испуганно отшатнулся назад.

– Чайник? – Его голос дрожал. – Что со мной происходит?

Взгляд Миуко пробежался по кладовой в поисках выхода.

– Ты солдат, – напомнила она, пытаясь успокоить его.

Но Парека с каждой секундой становился все больше и страшнее: новые руки, глаза, голова, что мешали их побегу. Оставались считаные секунды до того, как он полностью потеряет рассудок и превратится в ясу, нацеленного на разрушение.

– Помнишь? – вопрошала она. – Ты знаменосец Ога…

Словно почувствовав своего старого врага поблизости, Парека набросился на душу доро, наступая и разбрызгивая слюни.

Миуко отступила назад, споткнувшись о маленький круглый камень, который подкатился под ее каблук, едва не повалив на землю.

Камень.

Что-то безобидное, во что можно было бы заключить дух.

«Нет! – запротестовал человеческий голос. – У нас есть только одно связующее заклинание, и если мы используем его сейчас, то не сможем применить его к Туджиязаю. Нам придется…»

– Ты солдат, – прошептала Миуко Пареке, поднимая камень. – Разве ты не помнишь?

«Пожалуйста, вспомни».

Парека остановился, посмотрев куда-то поверх нее.

– Пожалуйста. – Миуко потянулась за заклинанием, разматывая его из бамбукового цилиндра. – Я не хочу делать этого с тобой.

«Я не хочу, чтобы так поступали со мной».

Но он перестал быть солдатом. Он стал ясой, бездумным, чудовищным, лишенным всего, кроме желания разрушать. Взревев, он занес алебарду для удара.

Но Миуко, сжимая связывающее заклинание, не дрогнула.

Она собиралась использовать его на Туджиязае, но у нее никогда не будет такой возможности, если не вернет душу доро в тело.

И она не сможет сделать этого, если Парека прикончит ее первым.

Когда лезвие рассекло воздух, Миуко ударила связывающим заклинанием по обнаженным ребрам ясы. Он повернулся, и наконечник оружия едва не задел голову доро, когда Миуко подняла округлый камень, втягивая в него дух, как дым втягивается в легкие. В отчаянии Парека цеплялся когтями за стены, скреб по бревнам, заставляя щепки дождем осыпаться на пол кладовой.

Но это было бесполезно. Его дух истончался и съеживался, неумолимо растворяясь в камне.

– Мне жаль. – Миуко заплакала, она не знала, сожалеет ли о Пареке, или о себе, или о том и другом одновременно. – Мне очень жаль!

Слезы увлажнили щеки, когда искаженный дух солдата исчез, и после него не осталось даже призрачных мух.

Все было кончено.

Он был связан.

Вытерев глаза, Миуко убрала камень в карман, а душа Омайзи Рухая поднялась.

Заклинание исчезло. Даже если ей удастся изгнать Туджиязая из тела доро, теперь у нее был только один способ остановить его.

Ей придется убить его.

– Что сейчас произошло? – спросил доро. – Эй, почему ты плачешь? Что ты за дух такой?

Миуко покачала головой, не в силах говорить.

Она только что отказалась от возможности когда-нибудь снова стать человеком.

Она знала это, но все равно поступила так, потому что должна была. И теперь она, если ей удастся выполнить задуманное, – станет шаоха, кем всегда хотел видеть ее Туджиязай: могущественной, смертельно опасной и совершенно, разрушительно одинокой.

27

Если мир выживет

В тот самый момент больше всего на свете Миуко хотела свернуться калачиком в углу кладовой и оплакивать то, что ей предстояло сделать. В конце концов, не каждый день она примирялась с потерей своей человечности ради спасения мира от хищного демона, и ей нужно было немного времени, чтобы свыкнуться с подобным исходом. Однако, если она чему-то и научилась, живя в Нихаое, так это тому, что все заканчивается, хочешь ты этого или нет, и редко получается так, как ты надеялся. В таких обстоятельствах лучшее, что можно было сделать, это затянуть потуже пояса и продолжать жить дальше.

И она продолжила. Затащив душу доро в укрытие обвалившейся стены, Миуко объяснила доро их затруднительное положение, которое он с достоинством принял, не возражая и не протестуя.

– Хорошо, – ответил он, взмахнув руками, как будто пытался привести в порядок свои мысли. – Итак, ты говоришь, что этот демон, Туджиязай, который забрал мое тело, на самом деле один из Огава, и теперь он хочет уничтожить все, что когда-либо построила моя семья.

– Да.

– А ты вовсе не демон, а девушка из этой деревушки.

– Да.

– И ты хочешь, чтобы я вернул свое тело, потому что ты действительно демон, а также единственная, кто может остановить Туджиязая, прежде чем тот разгромит весь мир, но сперва нам нужно пройти через это. – Он указал на поля за кладовой, теперь кишащие ясу, искаженными фигурами солдат Огавы, сталкивающимися и ревущими, как будто злоба, подпитывающая их все эти столетия, вырвалась внезапно и яростно, подобно воде из гейзера.