Фальшивка - Василькова Ева

– Да ладно, – отмахивается он. – Звони.

Наблюдаю, как он бодро идёт дальше, а за моей спиной раздаётся хлопок дверцы машины. Медленно поворачиваюсь и молюсь, чтобы это было не то, о чём я подумал.

– Это что за чучело? – спрашивает отец.

Несмотря на жаркий день, он одет в деловой костюм с идеально отглаженной белоснежной рубашкой.

– Мой друг, – говорю я.

– Когда ты начнёшь заводить нормальных друзей? – он подходит ближе и внимательно смотрит на меня.

– У меня нормальные друзья.

– Да уж, под стать тебе, – отец подцепляет рукав моей толстовки двумя пальцами и поднимает вверх, отчего становятся отчётливо видны грязь и содранная кожа.

– Я упал, – говорю я, сверля глазами носы его ботинок.

Вокруг пыль, а они блестят так, как будто существуют в какой-то другой реальности.

– На меня смотри, когда я с тобой разговариваю.

Поднимаю голову, расправляю плечи, но не могу удержаться и прячу руки в карманах – это слабость, отец сразу заметит. Маскирую этот жест небрежностью и продолжаю смотреть на него в упор.

Посторонний человек ни за что не догадался бы, что мы с ним родственники, слишком уж разные. Отец выше меня на полголовы, у него чёрные волосы и глаза, грубые черты лица, «волевой» подбородок, плотная фигура. А вот я пошёл в маму, хрупкую синеглазую блондинку. «Трофейная жена», как однажды сказал про неё отец своим друзьям. Похоже, вселенная посмеялась над ним, послав такого сына, как я.

– Идиот, – цедит сквозь зубы отец. – Хотел свозить вас с матерью куда-нибудь, да вижу, что ты предпочитаешь праздновать в компании каких-то отбросов. Иди домой и не позорь меня.

Сам он лезет в машину, а я совершенно точно не собираюсь его дожидаться, поэтому разворачиваюсь и плетусь наверх. Как только захожу в квартиру, на меня набрасывается мама. Можно подумать, я вернулся из кругосветки.

– Кирилл, ну что же ты, – причитает она, осматривая меня тревожно. – Иди скорее в душ, а то сейчас отец должен приехать.

– Я уже встретил его внизу, – говорю я обречённо.

Мамины губы поджимаются, а в глазах мелькает досада.

– Всё равно иди, я тебе чистую одежду принесу.

Послушно киваю. Она права – то, что я выгляжу так, будто спал под забором, само по себе будет его бесить, а мне ещё предстоит рассказать новость дня.

Когда я выхожу, отец сидит за столом и ест стейк со свежим салатом. Он всё в той же белоснежной рубашке, только рукава закатаны. Интересно, он вообще физически в состоянии капнуть на себя едой?

– Занятия начинаются первого? – спрашивает отец.

Ну что же, так даже лучше, разберёмся с этим сразу.

– Я не поступил, – говорю я.

Он аккуратно откладывает в сторону вилку и нож, сцепляет руки в замок, опирается на них подбородком и переводит взгляд на меня.

– Это что, какой-то… Как вы, дети, это сейчас называете? Пранк?

– Нет, – я не оправдываюсь, знаю, что от этого будет только хуже.

– Ты хочешь сказать, что мой сын настолько тупой, что даже не смог поступить в обычный провинциальный ВУЗ?

– Серёжа, – мама кладёт ладонь ему на плечо.

– Помолчи, – рычит отец, и она одёргивает руку, словно её ударило током. – А ты, – он встаёт и указывает на меня, – ещё раз, чётко и внятно.

– Я не поступил, – повторяю я и с трудом сдерживаюсь, чтобы не отступить назад.

– Уверена, что не нагуляла этого дебила где-то на стороне? – обращается он к маме. – Спасибо за обед.

Глава 4

Отец уходит. Я прячусь у себя в комнате и минут десять просто сижу на краю кровати, гипнотизируя стену. Казалось бы, этот день уже не может быть хуже, но у меня есть ещё кое-что, что нужно сделать – попрощаться с лучшей подругой. Тянуть смысла нет, так что я встаю и иду одеваться.

– Кирилл, ты куда? – встревоженная мама появляется в коридоре.

Думает, я теперь сразу в загул уйду, как только выйду из дома?

– Мне надо сходить к Лёхе, – говорю я. – Она завтра уезжает в Питер, ты помнишь?

– Уже завтра? – ахает мама. – Да, тогда конечно. Только возвращайся не поздно, ладно?

– Хорошо, – соглашаюсь я.

Идти пешком нет никаких сил, поэтому я вызываю такси. Понимаю, что это была плохая идея, когда на первом же повороте чуть не впечатываюсь головой в боковое стекло. Пятнадцатиминутная прогулка меня бы точно не убила, а вот эта поездка – вполне возможно. Если с таким водилой мы не разобьёмся насмерть, меня точно доконает головная боль.

По дороге пишу Лёхе, что скоро буду, и про провал с поступлением. Она, как только открывает дверь, без лишних слов бросается мне на шею. Сжимаю её так крепко, что подруга начинает кряхтеть и вырываться.

– Кирилл, блин, раздавишь, – возмущается она. – И что это за ужас? От тебя перегаром несёт.

Отпускаю подругу и тяжело вздыхаю. Тащусь к ней в комнату, а по дороге коротко рассказываю про вчерашний идиотский вечер.

– Серьёзно? – прищуривается Лёха и качает головой. – И ты позвонил ему, а не мне?

– Я… Э-э-э… Не знаю, как так получилось, – смущаюсь я.

– Меня уже достал твой Морозов. Что ты вообще с ним вечно болтаешься? Зачем рассказываешь ему такие вещи?

– Он мой друг.

– Ага, конечно, – фыркает Лёха. – Уже забыл, как полгода назад руку ему сломал? Как терпеть его не мог? Как он…

– Я всё помню, – обрываю я её, но тут же начинаю оправдываться. – Просто я заходил к Толстому, он тоже вечно у него торчал. И оказалось, что он вообще-то нормальный.

– «Нормальный» – это не повод становиться друзьями.

– Лёх, я понимаю, что ты обиделась. Давай закроем эту тему?

– Нет уж, ты объясни, – говорит она, а когда видит, что я не собираюсь отвечать, спрашивает ещё раз. – Ну серьёзно, что ты в нём нашёл?

Я пожимаю плечами.

– Ему как будто вообще всё равно, как на него посмотрят другие люди. Вечно говорит, что думает, даже если это полная чушь, и делает только то, что хочет. Я не понимаю, как ему это удаётся.

– Кирилл, – начинает Лёха, но замолкает.

– А представь, что сделал бы со мной отец, если бы Морозов сам тогда эту историю со сломанной рукой не замял. И это при том, что он тоже меня терпеть не мог.

– Напишу ему письмо с благодарностями, – ворчит подруга.

– Лёх, нам с тобой кроме этого поговорить больше не о чем? – спрашиваю я.

– Да, извини, – смягчается она. – Просто я ещё не уехала, а ты уже…

– Ничего я не «уже». Ты собралась?

Я осматриваю бардак в комнате: впечатление, как будто кто-то высыпал сюда грузовик шмоток.

– Нет ещё, – говорит Лёха. – Не могу решить, что брать, а что оставить. У меня всего один чемодан.

– Ну тогда давай, собирайся, а я посижу с тобой.

Расчищаю небольшой участок на кровати и забираюсь туда, подогнув под себя ноги. Наблюдаю, как подруга вываливает из шкафа все вешалки, а потом перебирает вещи по одной и осматривает критическим взглядом.

Радуюсь, что Лёха не поднимает тему с поступлением, ждёт, когда я сам начну говорить. От того, как хорошо она меня знает, становится и тепло, и одновременно горько.

– Сыграем в «придурков»? – предлагаю я.

– Угу, – кивает она, – ты начинай.

Эту игру мы с Лёхой придумали сами. Так мы могли рассказать друг другу о своих стыдных желаниях и не получить за это осуждения.

– Если бы я был придурком, – начинаю я, сглатывая ком в горле, – то попросил бы тебя остаться.

Лёха застывает с вешалкой в руке и опускает голову. Похоже, даже игра не смогла сгладить эту неловкость.

– Твоя очередь, – говорю я и отворачиваюсь, спуская ноги на пол.

– Кирилл… – Лёха сегодня не намерена мне подыгрывать. Матрас сзади меня проминается. – Как бы я хотела взять тебя с собой. Можем купить тебе парик, будешь ходить на пары вместо меня. Разницы никто не заметит.

Я фыркаю от смеха. Мы уже как-то пытались провернуть подобный номер в детском саду, только вместо того, чтобы надеть на меня парик, обстригли Лёхе волосы.

Родители нас, конечно, сначала отругали, а потом долго смеялись, что мы стали похожи на двух одуванчиков. И тогда мы начали делать вид, что мы близнецы. Из-за этого подруга и превратилась из Алёны сначала в Алёшу, а потом в Лёху.