Называя этот тип криптопопулистом и размышляя о нем, я выхожу за рамки критической биографии. Мне хотелось не только рассмотреть сам феномен, но и сличить увиденное с изысканиями других исследователей – например, концепциями облачного капитализма и технофеодализма.
Что будет дальше с такими популистами? Как они спасаются от быстрого старения их имиджа, публичной маски и усваивают интонации новых поколений? Как они адаптируются к запросам этих поколений – все более левых, ориентированных на справедливость и безвластные модели взаимодействия? Как их игры влияют на чудовищную поляризацию левых и правых, атеистов и религиозных людей, консерваторов и сторонников разнообразия жизни? Я отвечаю на эти вопросы через призму истории Дурова, но не только: похожие примеры – Илон Маск и Питер Тиль.
Для меня было важно 13 лет спустя продолжить первую книгу потому, что я происхожу из едва ли не последнего поколения, которое подробно помнит мир нерасколдованным. То есть таким, где нельзя нагуглить любые ответы об универсуме за три секунды, нельзя мгновенно связаться с друзьями, увидеть их фото– и видеопослания, услышать их голоса, нельзя путешествовать в трехмерной реальности – зато можно восполнять недостаток информации воображением, строящим о мире самые разные гипотезы.
Я уверен, что трансформация сознания через новые способы смотреть на мир и думать о нем сделала нас другими людьми. Человечество получило доступ к абсолютно любым знаниям, включая фантастические, и передознулось ими. Мы искренне не понимаем, где истина, где фейк и как нам поддерживать дискуссию с теми, чьи взгляды для нас неприемлемы, а не резать друг друга кривыми ножами.
Разбираться со всем этим необходимо, и я хотел бы начать с переосмысления нашего отношения к интернет-платформам и их властителям, криптопопулистам, которые несутся к своим победам на бесплатном топливе наших же историй и страстей.
Часть I.
Код дурова (2012)
Пролог
Поток бурлил, завивался и крутил водовороты из прохожих и зевак, глазеющих на собор, который обнимал крыльями колоннад площадь. По проспекту фланировали студенты, назначившие встречу в средоточии толпы и теперь искавшие своих. Туристы фотографировали особняк на углу канала: гипсовые вазы на голубом, трава сквозь решетку балкона. Человеческий трафик рождал шум, который смешивался с гудками, колокольным звоном и призывами на экскурсию по городу. Течения сгущались у перехода от площади к дому с кованым панно, сохранившим имя первого владельца: Zinger. Медные девы-валькирии с копьями охраняли купол здания, увенчанный стеклянным земным шаром.
На шестом этаже у окна стоял человек в очках и, щурясь от света, высматривал что-то в потоке. Время от времени он приглаживал стриженые волосы и слушал голоса, звучавшие за спиной. Шел третий час переговоров.
За столом восседал мужчина средних лет: профессионально дружелюбная улыбка, акцент экспата, который давно живет в России и говорит вполне бегло. Его компания слыла крупнейшей в стране, занимающейся интернет-торговлей. Директору требовалось навязать программистам, создавшим самую массовую соцсеть в России, свои условия торговли на их территории. Захватить пространство, где ежедневно толчется 20 млн человек, мечтает каждый, поэтому иностранец старался нравиться.
Напротив него сидели двое: блондин с ноутбуком и айфоном (представился главным разработчиком) и невзрачный тип в бейсболке. Каждому на вид не более 25. Программист отрешенно стучал по клавиатуре, а тип в бейсболке как в рот воды набрал, поэтому директор обращался к третьему – человеку у окна. Тот прославился в качестве attack dog, жесткого переговорщика, но сегодня вел себя тихо. Это немного сбивало с толку. Ну что ж, бывает.
Переговорщик наконец отвернулся от окна и спросил:
– Так что, вы продолжаете настаивать, что с разных категорий товара заплатите нам разный процент?
Экспат закивал. Он неоднократно обосновывал свою позицию: каждый товар имеет оборачиваемость, популярность. Короче, это бизнес, ничего личного.
– Послушайте, – вздохнул переговорщик, – мы внедряем этот сервис, «Желания», чтобы миллионы пользователей могли дарить друзьям товары. Мы выбрали вас и даем вам кнопку, которая в один клик позволяет приобрести подарок за нашу внутреннюю валюту. Эта кнопка приведет к вам миллионы покупателей.
Ерзая в кресле, экспат согласился, но повторил свои аргументы. Он давно и железобетонно уяснил: всему есть цена и благородные устремления существуют, чтобы ее поднять. Таким образом, парни просто торгуются.
– Хорошо, – произнес он. – Уважая цели вашей компании, я готов на 5% по мягким игрушкам.
Программист продолжил стучать по клавиатуре. Переговорщик вернулся к столу, сел, откинулся и развел руками:
– Мы настаиваем – 10%.
– Понимаю, – твердо сказал менеджер. – Но такая комиссия для нас неприемлема.
– Тогда 20%! – неожиданно заорал тип в бейсболке. – 20%! Или мы подписываем контракт немедленно, или мы не работаем с вашей компанией!
Он вскочил, сунул руки в карманы черных брюк и зашагал, чуть скособочившись и наклонившись вперед, вдоль стола. Экспата предупреждали об эксцентричности этого деятеля, но не до такой же степени, мы здесь все приличные люди.
– Черт возьми, я думал, что мы работаем с инновационным проектом, а вы торгуетесь, как на базаре, – продолжал возмущаться тип. – Мы создаем новое, совершенное средство коммуникации, а вы… что вы тут вообще устраиваете?!
Директор слушал его и соображал, как себя вести: исполнитель роли attack dog сидел совсем не там, где он предполагал, и напал неожиданно. Ему говорили, что «плохого следователя» играет стриженый очкарик, а этот, якобы гениальный программист, всегда вежлив. Хотя чего сейчас думать, надо успокаивать чертова неврастеника, пока не сбежал.
– Подождите, Павел, – сказал экспат примиряюще. – Я прекрасно вас понимаю и ценю ваш продукт, вы работаете на переднем крае технологий… – продолжал он, краем глаза фиксируя, что гений вернулся на стул, сбросил бейсболку, пригладил типичным для него жестом черные волосы и водрузил бейсболку обратно.
Удивительно, что за два часа у этого человека несколько раз тасовались, как карты, личности. Первая – подросток, глядящий черными глазами куда-то вбок, растерянный. Подбирает слова, держится неестественно. Угловатые жесты – то плавные, то стремительные – выдают тлеющее внутри безумие. Вторая – нагловатый бизнесмен. Третья – интеллигент, который при всей своей деликатности мгновенно разбирается в проблеме и способах ее решения.
Об этом человеке говорили, что выше всего он ценит кодеров, а всех остальных в компании считает вторым сортом. Впрочем, много что рассказывали про его социальную сеть. Что больше нигде нет программистов такого класса, чтобы 30 человек поддерживали сложную архитектуру серверов и обслуживали более сотни миллионов юзеров. Что «ВКонтакте» создали масоны или, наоборот, чекисты, а Павел Дуров – сгенерированная ими голограмма.
Экспат взял себя в руки, отбросил иррациональную симпатию, которую вызывал наглый противник, и аргументировал:
– Наша компания тоже высокотехнологичная, но бизнес-резоны одинаковы для любой отрасли.
Переговорщик кивал, буря его эго стихла. Можно и повторить насчет 5%. Но тут Дуров опять рассердился:
– Вы считаете, будто мы набиваем себе цену. Вы просто тратите наше время. Два часа я слушаю вас, хотя мы могли бы договориться и запустить эксперимент. Хватит! – и опять направился к двери.
В мозгу экспата столкнулись и заискрили несколько соображений. Эксперимент по-любому выгоден, а если безумец оборвет переговоры, то более сговорчивые конкуренты быстро заключат с ним контракт. Проклятые программисты, возомнили о себе черт знает что… Но как отреагируют на известие о разрыве сделки акционеры?
– Павел, подождите! – крикнул экспат устремившейся к дверям фигуре в черном. – У меня есть предложение, я согласен, и вы правы! Мы сейчас разгорячились, а это вредно для бизнеса. Предлагаю договориться в общих чертах, а конкретизировать условия приглашаю вас, Илью и Андрея в мое шале в Швейцарии. Встреча, отдых – все на мне. Мы спокойно посидим…
