Дочь самурая - Сугимото Эцу Инагаки

Отцу мисс Хелен было уже девяносто, когда мы с ним познакомились. Он был замечательный человек, высокий, с широкими плечами — возраст лишь чуточку их ссутулил, — густыми седыми, цвета стали, волосами и кустистыми бровями. Когда он говорил, суровое лицо его смягчалось и веселело. Он казался мне энциклопедией американской истории. А историю я всегда обожала, и в детстве, и в школе, но вот именно американскую знала плохо и часами просиживала с Генералом и его немощной женой, слушая рассказы о прежней жизни. Генерал знал, что особенно я люблю случаи из жизни, и как-то раз рассказал, что обширное их поместье его отец некогда приобрёл у индейского вождя в обмен на стул, ружьё и кисет с табаком, а на месте большого дома нашей матушки прежде стояла индейская деревня из крытых корою хижин, и её купили за полдюжины кухонных стульев. Мне эти случаи казались почти что доисторическими, ведь прежде я не знала никого, чей дом не был бы выстроен в далёком прошлом.

Когда Америка была ещё совсем юной, Генерал в качестве дипломата представлял свою страну в Европе и со своей молоденькой красавицей женой участвовал в светской жизни Парижа, а после и Вашингтона. Начальное представление о жизни американцев за границей я получила из образных описаний этой любезной дамы и благодаря пережитому ею прониклась сочувствием к американцам в Японии, стремящимся понять японцев (прежде-то я замечала исключительно трудности японцев, которые пытаются понять американцев).

С самого детства и до знакомства с Генералом всё старинное вызывало у меня почтение. Я сознавала, что генеалогическое древо рода Инагаки уходит корнями в глубокую древность и наши участки на кладбище старейшие в Нагаоке. Необходимость следовать тем же традициям, которые веками блюли наши предки, представлялась мне бесспорной; я гордилась тем, что это традиции одной из старейших династий в мире.

После того как я познакомилась с Генералом и послушала его рассказы о чудесном развитии государства, бывшего куда моложе моего генеалогического древа, слово «старинный» отчасти утратило для меня ценность. Даже при жизни Генерала — за годы жизни одного человека — американское государство развивалось настолько стремительно, что порой я взирала на Генерала с благоговейным трепетом, гадая, так ли на самом деле ценна старина. «Пожалуй, — думала я подчас, — было бы лучше не оглядываться с такой гордостью на славное прошлое, а смотреть в славное будущее. Первое подразумевает спокойное удовлетворение, второе — усердный труд».

Однажды вечером мы с Мацуо возвращались от Генерала; мисс Хелен проводила нас до моста. Мацуо ушёл вперёд, к матушке на крыльцо, а мы с мисс Хелен уселись на ступеньку моста и, как часто бывало, разговорились.

— Когда отец рассказывал о Молли Питчер [61], вы, наверное, думали о японских женщинах, — предположила мисс Хелен.

— Почему? — удивилась я.

— Мне не раз доводилось слышать, — нерешительно пояснила мисс Хелен, — как вы говорили, что американки и японки похожи между собою. Но, по-моему, таких, как Молли Питчер, в Японии не найти.

— Вы просто не знаете нашу историю, — воскликнула я. — У нас много героинь.

— Да, разумеется, — с готовностью согласилась мисс Хелен. — В каждой стране найдутся благородные героини, готовые жертвовать собой в час испытаний. Но они всё-таки исключение. И книги, и путешественники отзываются о японках как о женщинах тихих, кротких, мягких, покорных. Чего не скажешь об американках.

— Разное воспитание, — заметила я. — Но в душе те и другие, думаю, во многом похожи.

— Что ж, — ответила мисс Хелен, — когда у нас войдёт в привычку не скрывать чувств, быть может, и мы покажемся кроткими и покорными. Но, — добавила она, поднявшись, — едва ли ваши мужчины с вами согласятся. Не далее как сегодня, когда я рассказывала о книге о Японии, которую прочитала, и призналась, что, по моему мнению, автор справедливо заявляет: «Скромностью и кротостью японки правят миром», ваш муж улыбнулся и поблагодарил меня, словно тоже так считает.

— Мисс Хелен, — ответила я серьёзно, — наших женщин действительно изображают мягкими и покорными, и наши мужчины не станут это оспаривать, однако правда и то, что под этой мягкой кротостью японки подобны… вулканам.

Мисс Хелен рассмеялась.

— Вы единственная японка, которую я видела в жизни, не считая тех, что на Выставке [62], — призналась мисс Хелен, — и мне как-то не верится, что в вас таится вулкан. Но вам виднее, и я поверю вам на слово. Среди ваших женщин есть и Молли Питчер, и кокетки — наподобие той дамы, как её бишь, о которой вы мне рассказывали на днях: вот уж кокетка была, да какая! — теперь же вы утверждаете, что японки подобны вулканам. Ваши с виду скромные соотечественницы явно обладают удивительными способностями. Когда я в следующий раз приду к вам в гости, попрошу вас привести в пример какую-нибудь японку, которая принимает близко к сердцу права женщин.

— Запросто, — со смехом откликнулась я. — Японка, которая принимает близко к сердцу права женщин, не борется за них — они у неё уже есть. А если это означает и право выполнять мужскую работу, я с лёгкостью приведу вам пример. У нас есть целый остров женщин, которые выполняют мужскую работу — и рис сажают, и законы пишут.

— Что же тогда делают мужчины?

— Готовят, ведут хозяйство, воспитывают детей, стирают одежду.

— Шутите! — воскликнула мисс Хелен и села обратно.

Но я не шутила — и рассказала ей о Хатидзё [63], островке в сотнях миль от побережья Японии; тамошние женщины, высокие, красивые, прямодушные, великолепные волосы собраны в узел на макушке, в длинных просторных платьях, перехваченных завязанным спереди узеньким пояском, работают на рисовых полях, жмут масло из семян камелии, прядут и ткут оригинальные жёлтые шелка и носят их через горы в свёртках на голове, управляясь одновременно с крохотными волами — не крупнее собак, — тоже нагруженными рулонами шёлка, которые предстоит отправить на продажу на материк. И в довершение всего они издают лучшие из законов, какие только есть в Японии, и следят за их соблюдением. Старшие мужчины в общине, привязав на спину младенцев, расхаживают по делам или сплетничают на улицах, покачиваясь под напевную колыбельную; мужчины помоложе моют сладкий картофель, режут овощи, готовят ужин или, повязав широкие фартуки и засучив рукава, моют, трут и выжимают одежду на берегу ручья.

И подобное необычное положение вещей установилось давно, несколько веков назад, когда мужья и сыновья вынуждены были отправиться на соседний остров, милях в сорока от Хатидзё, чтобы рыбачить — возле их родного острова рыба почти не ловилась. Впоследствии оказалось, что шёлк куда прибыльнее рыбы, мужчины вернулись на остров, но власть уже была в умелых женских ручках, и они её не отдали.

Всё это я поведала мисс Хелен и заметила в заключение:

— Вам стоит подумать над тем, что с такими женщинами у власти здоровы и счастливы и мужчины, и женщины, а общественная жизнь куда нравственнее, чем в любой другой столь же разумной общине.

— Вам бы надо вступить в партию, которая выступает за равное избирательное право для женщин, — сказала мисс Хелен, — и рассказать эту историю с трибуны. Она способна воодушевить и покорить сердца избирателей. Что же, — она снова поднялась, — ваши женщины такие оригинальные создания, что я уверена более, чем когда-либо: американки ничуть не похожи на японок. Мы так много говорим и так бурно интересуемся общественной жизнью, что, кажется, способны на всё. Однако, что бы мы ни выкинули, свет нам не удивить. Ваши же робкие и застенчивые соотечественницы осмеливаются на поступок дерзкий и сильный — например, поднять мост и прочее в этом роде — и вмиг опрокидывают все наши предвзятые представления. А потом вдруг оказывается, что они исподволь и весьма действенно поступают так en masse, как те островитянки, тогда вовсе не знаешь, что и думать.