Дочь самурая - Сугимото Эцу Инагаки

Все эти божества относятся и к синтоистскому, и к буддистскому пантеону, поскольку народные верования соединяют обе религии. Как правило, они никого не запугивают, хотя демоны из преисподних — если всерьёз относиться к тому, как их изображают в старинных буддийских книгах, — бесспорно, внушают страх, но даже они даруют каждому грешнику два дня в год, когда он, раскаявшись, может духовно возвыситься. Таким образом, для японцев даже печальный и непростой путь реинкарнации, по которому зачастую бредут лишь ощупью, в конце концов, после длительного отчаяния и мрака, приводит к надежде.

Буддизм пришёл в Японию из Индии и за это многовековое путешествие явно утратил многие изначальные пугающие элементы — но, может, они смягчились, а там и исчезли в славном обществе наших добродушных и услужливых синтоистских богов. Их мы ничуть не боимся, поскольку в синтоизме даже смерть — только облако, на котором мы летим, осиянные вечной жизнью Природы.

Наши законы и правила, сочинённые человеком, куда сильнее определяют жизнь людей и оставляют отпечаток в душе, нежели наши боги. Наша мудрёная вера вызывает интерес людей мыслящих и учит подлинному смирению, однако не направляет невежд в постижении мудрости и не подаёт тем, кто в скорби или раздумьях, немедленного утешения, радости и надежды, свойственных вере в бедного смиренного проповедника из Назарета.

Глава XXIII. Тиё

Ханано, узнав, что луна, её верная подруга, последует за нею всюду, куда бы она ни поехала, заинтересовалась историями о луне. Я решила пока не рассказывать ей легенду о белом кролике, обречённом вечно молоть рисовую муку в большой деревянной чаше: его тень японские дети видят каждое полнолуние. Но всё же, чтобы дочь не идеализировала американскую легенду, я рассказала ей о том, что в Японии целые семьи или компании друзей собираются в красивой открытой местности, чтобы полюбоваться луной, пишут стихи, в которых превозносят сверкающие листья ипомеи: осенью она придаёт земле красок (в Америке эта пора называется индейским летом).

Однажды вечером мы сидели на крыльце задней гостиной и глядели на плывущую по небу ясную полную луну. Я рассказывала Ханано, что в Японии в этот же самый вечер в каждом доме — и во дворце императора, и в хижине самого простого его подданного — на крыльце или в саду, откуда видно сияние полной луны, стоит столик с фруктами и овощами, непременно округлыми и разложенными определённым образом в честь богини луны.

— Какая прелесть! — воскликнула Ханано. — Вот бы мне побывать там и это увидеть!

Сзади послышалось шуршание газеты.

— Эцу, — окликнул Мацуо, — есть детская история об этом празднестве. Помню, однажды, когда мы со старшей сестрой дразнили нашу младшую сестричку, девочку очень робкую, наша тётушка рассказала нам историю о госпоже Луне и каверзах кумушки Тучи и бога Ветра, которые в августовское полнолуние попытались испортить ей удовольствие.

— Ой, расскажи! — воскликнула Ханано, захлопала в ладоши и побежала к отцу.

— Рассказчик из меня средненький, — признался Мацуо и вновь закрылся газетой, — но мама наверняка знает эту историю. Эцу, расскажи ей.

Ханано вернулась на веранду, а я попыталась вспомнить полузабытую историю о госпоже Луне и её завистниках.

Однажды погожим августовским вечерком красавица госпожа Луна сидела за туалетным столиком. Припудрив пуховкой яркий свой лик, дабы смягчить его и прояснить, она сказала себе:

— Сегодня мне никак нельзя разочаровать людей на Земле. «Досточтимое пятнадцатое» они ждут с таким нетерпением, как никакой другой вечер года, ведь в эту пору моя красота в зените славы.

Госпожа Луна чуть повернула зеркало и оправила пушистый воротничок.

— Что за скучная жизнь — никаких тебе дел, лишь красуйся да улыбайся! Но чем ещё мне порадовать мир? Значит, сегодня я буду светить как нельзя ярче. Да и к тому же, — добавила госпожа Луна и взглянула с балкона на Землю внизу, — обязанность эта приятная, тем паче сегодня!

Неудивительно, что она довольно улыбнулась: ведь целый мир украсили в её честь. В каждом городе, большом и маленьком, в каждой деревушке, каждой одинокой хижине на склоне горы, каждой утлой рыбацкой лачуге на берегу у дверей или на веранде — так, чтобы видела госпожа Луна, — ставили столик с драгоценными подношениями. Были там и о-данго из рисовой муки, и сладкий картофель, и каштаны, и хурма, и горошек, и сливы, а посередине — два круглых кувшинчика-токкури для саке, а в них сложенные плотные белые бумажки [75]. Все предметы тщательно подобраны таким образом, чтобы их форма стремилась к идеальному кругу, поскольку круг — символ совершенства, а в такой вечер чистой и совершенной небесной госпоже подобает показывать только лучшее.

Кумушка Туча, соседка госпожи Луны, завистливо глазела в затуманенное окно. Она видела, как на Земле украшают дома в честь её соседки, слышала шёпот молитв, несущихся в небеса из уст молоденьких девушек: «Великая тайна! Сделай душу мою чистой, как лунные лучи, а жизнь идеальной, как круглый и яркий лик госпожи Луны!»

Слушая эти слова, кумушка Туча так яростно трясла юбками, что зонтики, украшавшие их, раскрылись, и кумушка Туча едва успела их подхватить, чтобы вода, которая их наполняла, не пролилась вниз. И всё равно землю окатили брызги, сверкающие в лунном свете, так что люди в изумлении воззрились на небо.

— Я такого не видывала с прошлого августа, — раздражённо сказала кумушка Туча. — Кажется, во всех вазах на земле стоят луноцветы, на вычищенных до блеска крылечках лежат лучшие подушки, чтобы почтенные старцы и старицы сели полюбоваться госпожой Луной во всём её великолепии. Это несправедливо!

Кумушка Туча снова тряхнула юбками, и землю вновь окатили брызги дождя, сверкающие в лунном свете.

Мимо как раз пролетал Бог ветра, крепко сжимая в руках мешок с ветрами. Кумушка Туча поймала его угрюмый взгляд и крикнула:

— Добрый вечер, Кадзэ-но ками-сан! Рада вас видеть. Похоже, вы ищете, не найдётся ли для вас дельца.

Бог ветра остановился, уселся рядом на облаке, по-прежнему крепко сжимая края своего мешка.

— Земные жители престранные создания! — посетовал он. — Госпожа Луна живёт в мире небесном, как и мы с вами, но они, кроме неё, ни о ком и не помышляют! Наградили её почетным титулом и пятнадцатого числа каждого месяца [76] устраивают празднества в её честь. Даже на третий день, когда она выбирается из своего подвала и показывает лицо, они приветствуют её с такой радостью, как будто — подумать только! — не ожидали её увидеть!

— Да-да! — воскликнула кумушка Туча. — Особенно этот вечер в августе! И вечно они с тревогой вглядываются в небо, боятся, что мы с вами появимся, незваные и нежеланные.

— Ох уж этот августовский вечер! — презрительно выкрикнул Бог ветра. — Ну, сегодня я покажу этим земным созданиям, на что способен!

— Давайте повеселимся, — лукаво проговорила кумушка Туча, — налетим и перевернём всё, что выставили в честь госпожи Луны.

— Хо-хо-хо! — рассмеялся Бог ветра: эта мысль так ему понравилась, что он выпустил край мешка — и дунул ветер, ввергнув в оцепенение людей на земле.

Госпожа Луна безмолвно и спокойно улыбалась миру, ум её занимали мысли кроткие, бескорыстные, как вдруг Бог ветра с кумушкой Тучей беззвучно выскользнули из-за гор и отправились в долгий путь, чтобы появиться неожиданно со стороны моря. Но госпожа Луна заметила их и, раздосадованная и опечаленная, спряталась за покровом, в то время как её недруги с ликованием пронеслись по миру.

Ах, как ярились и бушевали ветер и дождь! Бог ветра мчался по небу, толкая перед собой развязанный мешок с ветрами, а за ним по пятам с громким свистом следовала кумушка Туча, извергая потоки воды из сотен раскрытых зонтов на своих юбках.

Но какое же горькое их ждало разочарование! Раскатистый смех Бога ветра, на миг выпустившего край мешка, послужил предостережением востроглазым земным обитателям, пусть они и не видели клубов тумана, надвигающихся с гор. Все дома подготовились к грозе. Красивые столики исчезли, и порывы ветра с дождём разбивались о запертые деревянные двери. Бог ветра и кумушка Туча выли, визжали, метались, кружились, пока не выбились из сил, — и тогда Бог ветра, ворча, поспешил прочь, в свой дом за долиной, а за ним с плачем последовала кумушка Туча.