Анна. Биография самой влиятельной женщины Vogue - Оделл Эми

Еще одной новенькой, столкнувшейся с теми же проблемами, была Вивьен Ласки. Ласки приехала в Лондон из Берлина^xiii, где ее отец Мелвин, уроженец Нью-Йорка, издавал влиятельный проамериканский журнал Encounter. Впоследствии выяснилось, что его финансировало ЦРУ. Вивьен сочла Анну сдержанной в истинно британском стиле.

Анна, как и ее отец, подчеркнуто четко выговаривала каждое слово^хiv. Ласки поняла: Анна хотела, чтобы на нее обратили внимание, но на ее собственных условиях. Она стояла как модель с модного разворота – спина округлена, плечи подняты, – демонстрируя определенную модную уверенность^xv.

Хотя Ласки стала ее подругой, Анна могла быть излишне резкой. Она отпускала при подруге безжалостные комментарии по поводу внешности других людей. Больше всего ей были ненавистны кудрявые от природы волосы и соученицы, которые, по заключению Анны, провели все детство в коричневой форме и поэтому не имели «ни малейшего представления о цвете или стиле»^xvi.

Но подобная критика не касалась семьи Анны. Ее отец каждый день ходил на работу в типичной для Флит-стрит униформе – белая рубашка с закатанными до локтей рукавами и галстук^xvii. Волосы ее сестры Норы не были такими идеально прямыми, как у Анны, и она не прилагала никаких усилий, чтобы это исправить^xviii. Мать Анны покупала одежду в магазине среднего ценового сегмента. Впоследствии, когда Анна начала работать, она купила матери темно-синюю юбку в Browns, дизайнерском магазине в Мэйфэйре. Нони узнала, что плохо сидевшая юбка обошлась в 100 фунтов, только когда пришла в магазин возвращать ее^xix.

Бо́льшую часть дня Анна проводила в школьной форме, но следила за новинками и трендами, с жадностью читая книги, газеты (по субботам до восьми изданий), глянцевые и литературные журналы^xx. Анне особенно нравился журнал Seventeen, который ей присылала американская бабушка. На обложке всегда была изображена красивая девушка, зачастую с развевающимися на ветру волосами и в платье с графическим принтом или дерзком наряде. Заголовки на обложке касались моды и красоты, но внутри было намного больше информации, включая советы по питанию и интервью с тогдашним генеральным прокурором Робертом Ф. Кеннеди, которое у него взяли корреспонденты-подростки. «[Seventeen] был просто моей мечтой, – призналась Анна годы спустя. – Я не могла дождаться нового номера»^xxi.

Анне было недостаточно просто хорошо выглядеть, ей хотелось, чтобы ею восхищались как самой хорошо одетой девушкой в комнате^xxii. Для Анны это было самым важным, и в этом проявлялось противоречие. Жизнь дома обеспечивала ей элитный комфорт, а благодаря Чарльзу она получила определенную власть. Когда Анна стала подростком, куда бы она ни пошла в Лондоне, ее везде узнавали как дочь знаменитого главного редактора газеты Чарльза Винтура. Тем не менее за пределами дома она часто чувствовала себя невидимкой: одноклассницы игнорировали ее, а одинаковая для всех форма душила ее индивидуальность. И это касалось не только школьной формы, но и общего тоскливого впечатления, характерного для большинства одежды в Британии. Попытка выделиться была не просто тактикой для обеспечения мгновенной узнаваемости, а еще и подтверждением того, что человек может избежать бежевого и коричневого, и, в случае Анны, созданием основ стиля Винтур. В ее ритуалы красоты входили дрожжи в таблетках от Филипа Кингсли, а также приемы у трихолога, к которому обращался ее отец, чтобы не допустить потери волос (хотя ее волосы были великолепны от природы)^xxiii. Анна посещала дерматолога, хотя у нее была практически безупречная кожа. Она покупала дорогой крем от бренда Charles of the Ritz, чтобы справляться со случайными прыщами, хотя она никогда не использовала много декоративной косметики^xxiv. Когда Анна жила в Северном Лондоне, она посещала салон Vidal Sassoon, где была придумана стрижка боб, эмблема той эпохи^xxv. Анна коротко стригла прямые от природы волосы, оставляя челку длиной до ресниц. Главными были свежеподстриженные кончики волос и челка, что требовало частых визитов к парикмахеру. У Анны не было с этим проблем. Она регулярно посещала салон Leonard of Mayfair, куда перешли некоторые мастера Sassoon. Этот стиль стал ее фирменным, но не привлекал никакого внимания в Лондоне, где у многих девушек была такая стрижка.

Анна обычно не говорила прямо, что не согласна с выбором человека: что носить, что есть, как поступить. Но у нее была способность вызывать у людей ощущение, что им следует поступить определенным образом, то есть действовать так, как поступила бы она.

В то время модно было быть худыми.

«Нам хотелось быть такими же худыми, как Твигги, – вспоминала Ласки, – то есть по-настоящему тощими»^xxvi. В школе Анна и Ласки съедали лишь по одному яблоку. Анна пригласила Ласки к себе и приготовила свои любимые блюда, например чизкейк, но сама не съела ни кусочка. У Ласки появилось ощущение, что она поступает неправильно – это ощущение часто возникало у тех, кто был близок с Анной, – и что ей не следует отставать от Анны не столько ради внешнего вида, сколько ради одобрения Анны^xxvii. Когда образ вышел из моды в 1964 году, Анна стала следовать правилам «Диеты пьющего человека: Как потерять вес с минимальным усилием воли». Принцип питания заключался в одной фразе: «Каждый день ешьте меньше 60 граммов углеводов»^xxviii.

Анне нравилось приходить домой к Ласки и разговаривать с ее родителями. Мать Ласки – красивая, стройная бывшая балерина – носила дизайнерскую одежду и кормила девочек изысканными блюдами. «Нони знала об этой увлеченности Анны моей матерью, – вспоминала Ласки. – Они были полной противоположностью друг другу. Моя мать никогда не выходила из дома, не надев кутюрный костюм. Она носила многочисленные нити жемчуга. Она никогда не весила более 85 фунтов (38,5 кг)»^xxix.

Хотя Анна безжалостно судила других, жестче всего она относилась к самой себе. Однажды она купила дорогой наряд – розовую юбку и жакет с цветочным узором, – чтобы пойти к родственнице на свадьбу. Получив фотографии с торжества, Анна расстроилась. «Я никогда не обращала внимания на свои ноги», – сказала она. Потом Анна нашла сантиметр и проверила толщину коленей у себя и Ласки и пришла в ужас, когда колени подруги оказались стройнее. Она словно почувствовала себя навеки проклятой из-за крошечной разницы. Ласки утверждает, что вес Анны, судя по всему, не менялся с восемнадцати лет^xxx.

Даже когда Анна освоилась в школе, круг ее подруг ограничивался Ласки^xxxi. В интервью Анна говорила, что в детстве была застенчивой^xxxii, но друзья расходятся во мнении, была ли она такой на самом деле. По крайней мере, они согласны в том, что она была молчаливой^xxxiii. Ласки не считала ее застенчивой. «Она не хотела быть частью существующей группы, – сказала Ласки. – Она хотела жить в собственной разреженной атмосфере». И добавила: «Анна не прилагала особых усилий, чтобы общаться с тем или другим, если в этом не было необходимости. Это придавало ей загадочности»^xxxiv.

В подростковом возрасте Анны брак Нони и Чарльза дал трещину. Причиной, вероятно, были многочисленные интрижки Чарльза, но скорее всего непоправимый ущерб их отношениям нанесли последствия смерти Джеральда. Семейные ужины стали невероятно напряженными, гости боялись, что супруги начнут ссориться в их присутствии. По словам Мэри Кенни, работавшей в то время на Чарльза, их перебранка за ужином была очень резкой, и у нее сложилось четкое ощущение, что Чарльз и Нони на самом деле старались поставить друг друга в неловкое положение. «Находиться с ними рядом было просто ужасно», – сказала она^xxxv.