Еще одно футуристическое отступление на тот случай, если здесь кому-то вздумается обвинить меня в ерничестве. Через «каких-нибудь» 54 года после моих колымских приключений, а именно 12 ноября 2020 года российские СМИ сообщат о сооружении в деревне Ватнаволок Кондопожского района Карелии бутафорского концлагеря, где воскресят жизнь и быт узников не сталинских, разумеется, а финских переселенческих лагерей времен Второй мировой войны. Лагерь, возведенный на президентские гранты, оснащен бутафорскими, слава Богу, бараками, смотровыми и пулеметными вышками. По замыслу или бредовой идее создателей, они предназначены для школьников, которых будут привозить сюда на все выходные для проведения «патриотических игр» и «уроков мужества». Не берусь расшифровывать эти внеклассные развлечения на «вольном воздухе», но почему-то отчетливо вижу юных участников ролевых игр с игрушечными шмайсерами и парабеллумами, внимающих под лай собак «учителям мужества». Неужто кто-то в мое отсутствие порылся в моих черновиках? Впрочем, чего там мелочиться с деревянными муляжами. Уже пару российских городов украшают памятники… советской ядерной бомбе в виде натурального изделия РДС-4. Теперь уже прошлое эксплуатирует будущее, глорифицируя не столько будущих жертв (для них — «уроки мужества»), сколько палачей с их «патриотическими игрищами». «Мир дикого востока» ищет своего суперменеджера, который породнит Освенцим с Диснейлендом). Вот как отреагировал на эту новость известный карикатурист Алексей Меринов:
В ту ночь мы с Просперо возвращались вдвоем с наледи. В нескольких сотнях метров от первых лагерных построек Просперо вдруг буквально рухнул с валуна на землю и, прижавшись к ней, стал испуганно озираться.
— Ты слышал? — пробормотал он.
— А что я должен был слышать?
В этот момент и у моего уха что-то взвизгнуло. Теперь мы уже оба лежали на земле, недоуменно смотрели друг на друга, боясь подняться.
— Это была пуля, — пояснил он почему-то шепотом.
— Но я не слышал никаких выстрелов.
— Ты и не должен был их слышать. Направление ветра и рельеф местности могут глушить даже артиллерию.
Кажется, «баба с косой» вошла во вкус. До лагеря дошли на полусогнутых, почти на четвереньках. В детсадике все сладко спали. Перед самым рассветом весь отряд вскочил, как по команде, напуганный медвежьим ревом якута Васи. Он стоял в дверях, беспомощно размахивая патронташем. Я не мог представить, что якутские глаза («мала-мала») могут расшириться до фонарей филиппинского долгопята, а голос — до диапазона Имы Сумак. Поистине у страха глаза велики. Страх был оправданным. Пока Вася мирно почивал, неизвестные злоумышленники стащили из-под носа его карабин и два патрона. Тут же был поднят по боевой тревоге майор Пономаренко, который (надо отдать ему должное) быстро сориентировался в обстановке. Не задавая никаких вопросов, он подозвал одного из подопечных и распорядился привести к нему Сеньку-кузнечика. Вскоре курносый юнец лет 15 предстал пред нами, как лист перед травой, с заспанным и до сердоболия невинным видом.
— Вот что, кузнечик, — жестко процедил Паномаренко, — я даю тебе 5 минут. До истечения этого времени я хочу видеть украденный карабин. Если ты опоздаешь на одну минуту, то сегодня же вернешься в колонию на полный срок. Время пошло.
Приваленный досками карабин обнаружился в 30 метрах от нашего сходняка в густом кустарнике.
— Где патроны?
Сенька понуро молчал.
— Покажи хотя бы, в какую сторону ты стрелял. — Поучаствовал я в допросе кузнечика.
Не поднимая головы, Сенька кивнул в сторону наледи. Тут я заметил, исступленно приближающегося Просперо и бросился ему наперерез. Просперо послушно ретировался. Напряжение спало, а экскурсантов в тот же день вернули домой. Но свято место пусто не бывает. Едва улеглись страсти, как в лагере объявились новые гости.
МЕДВЕЖЬЯ ОХОТА
Питер, проснулся в борделе. Накануне вечером он стоял перед выбором — принять участие в ограблении банка или остаться с девушкой-андроидом. Он благоразумно выбрал второе. На его месте я поступил бы также. Питер подошел к окну. Улица была усеяна трупами.
Поначалу охотничий азарт заразил и меня. В сеймчанском отделении милиции нам выдали под расписку пару револьверов и карабин, которые начальница выдавала нам тоже под расписку на время дежурства на наледи или таежных переходов — чтобы отбиваться от медведей. Вместе с аспирантскими стволами и Просперовским вальтером мы располагали вполне приличным арсеналом. От револьверов, правда, проку было никакого. Для медведя это была детская хлопушка, а в войну играть было уже поздновато. Зато можно было бегать с револьвером за дикими утками, бурундучками или даже подстерегать у речки вальяжных хариусов, как это практиковал непредсказуемый Пятница. А однажды я застал его в нашей комнате затаившимся на кровати. Из кладовки до середины комнаты тянулась тонкая дорожка из крупы. Оказалось, что накануне Пятница заметил возле наших съестных припасов мышонка. И вот боец дожидался грабителя с оружием в руках.
Каньон подо мною…
Стволы с утра до вечера драились, чистились, проверялись, смазывались в надежде на то, что вот-вот подвернется настоящее дело. Энтузиазм возрос после того, как якут Вася предупредил — где-то поблизости бродит крупный подранок, старайтесь не попасть ему в лапы. Раззадоренные этим известием, мы разработали план ночной засады. Решили поджидать косолапого вблизи отвалов в том месте, где долина буквально перерезана от сопки до сопки сторожевыми вышками (пригодных к использованию было в аккурат по числу охотников). Светлая северная ночь создавала идеальные условия для обзора местности. Трудно было представить себя в более нелепой ситуации — в лагерной вышке с оружием в руках. Чтобы не уснуть, я пытался представить себе эту же картину лет эдак 15 назад. Те парни в тулупах, что когда-то дежурили на моем месте, тоже, небось, боролись со сном, высматривая во все глаза своего зверя. Еще в сеймчанской столовке я услышал от бзэка (бывший зэк) рассказ о двух украинцах, братьях-двойняшках, сидевших с одинаковыми сроками по одинаковым обвинениям в этом лагере. Одного из них расстреляли конвоиры на глазах близнеца. В 50-градусный мороз уцелевший брат пробрался ночью за жилую зону, чтобы похоронить его. Сделал из снега холм, соорудил крест. Когда возвращался в зону, заметили и расстреляли с вышки (не с моей ли?) из пулемета. А сколько было их, неоплаканных, непогребенных! Современная Антигона Надежда Мандельштам заблуждалась, утверждая, что «мы принадлежим к бесслезному поколению». Мы принадлежим к бесслезной цивилизации. И «железного Феликса» (у меня на глазах) оземь грохнули, и камушек Соловецкий на Лубянке любовно уложили. Сегодня, когда пишутся эти строки (это через 50-то лет после той бесславной медвежьей охоты), в российской печати идет жаркая дискуссия: целесообразно ли обнародовать имена гулаговских охранников. Заметьте, не наказывать, а обнародовать… Хотите знать, как относится к этой инициативе новое поколение — «слезливое», в глаза не видевшее ни похоронок, ни самиздата? Из откликов на сайте «Эха Москвы»:
— Вы хотите, чтобы Россию обвинили в антисемитизме? (Изящный намек — исполнители, мол, все — жидомасоны);
— Боюсь, больше в антихохлизме (дань политической конъюнктуре);
— Лучше составить списки тех, кому приходят в голову такие идеи по разжиганию в обществе конфликтов (идеи по канонизации «святого Иосифа» — Сталина — разумеется, продуктивней для консенсуса);
