Господи, напугай, но не наказывай! - Махлис Леонид Семенович

Чем быстрей мы забываем об андроидах, тем безвозвратней мы разрушаем и свое будущее. И чем больше мы узнаем о них, тем больше узнаем и о себе и о нашем завтра. Мир уже охватила пандемия хронофобии. И почему эта антиутопия так похожа на реальность? Приготовьтесь! «Колыбель качается над бездной».

В октябре 2016 американский канал HBO запустил сериал, своего рода ремейк фильма Кричтона «Мир дикого Запада» под тем же названием. Одна из тем, выдвинутых на передний план в сериале, — как будущее эксплуатирует прошлое, втаптывает в грязь и даже скальпирует ради примитивной наживы. Авторы фильма пошли дальше Кричтона, защищая прошлое от нас с вами. Они даже готовы жертвовать ради этого аутентичностью. В кадре время от времени появляется пианола с «танцующими» клавишами. Она стоит в салоне у веселых девушек. Ее особенность в том, что она не только выколачивает музыку, под которую танцевали герои дикого запада, но и принимает заявки и исполняет современные нам мелодии, пытается коммуницировать с нами, ищет сочувствия.

По соседству с клубом (прихоть проектировщиков ГУЛАГА) находился карцер для провинившихся вохровцев. По комфорту он мало отличался от других карцеров, которые мне довелось видеть. В один из них — в Западной группе войск под Берлином, в советской комендатуре местечка Фюрстенвальде — я забрел в 1989 году, сразу после падения Берлинской стены. Те же осклизлые стены врытых в грунт бетонных блоков с решеткой из дюймовых чугунных прутьев, экскременты на земляном полу. Из комендатуры я увез сувенир — табличку «Камера для временно задержанных прапорщиков». Всем по ранжиру. А если полковник подгулял или проворовался? Впрочем, высшему офицерскому составу из Группы войск были уготованы наказания посерьезней. В немецких газетах писали о советском генерале, угодившем за решетку за попытку ограбления банка на территории ФРГ.

«Краеведческие раскопки» в зоне принесли новые открытия. Во-первых, установил, что их обитателями были, главным образом, украинцы, прибалты и поляки. Об этом можно было судить по наклейкам на нарах. Победоносная Красная армия поставляла на бездарные стройки коммунизма рабов из недавно «освобожденных» регионов империи. Об этом свидетельствовали и найденные письма и обрывки записей.

Леонид Махлис. Колыма, 1966 г. Судя по наклейкам, на этих нарах доживали свой век, главным образом, выходцы из Литвы и Западной Украины

Каньон был не иначе, как культурной столицей Гулага, поскольку свой клуб обнаружился и в жилой зоне. Зал был пуст, скамейки, должно быть, сгодились на растопку заезжим геологам и метеорологам — мы-то ведь тоже не бурым углем нашу печурку загружали. Следы библиотеки здесь отсутствовали, зато на сцене почему-то валялись истлевшие телогрейки и валенки, а из амбразуры для кинопроектора свисала красная лента, которая когда-то, вероятно, была транспарантом с мобилизующей цитатой из Горького. Но ничто, должно быть, так не поднимало дух зэка, как скромный почтовый ящик у входа, соединивший в своем предназначении ворота Дантова ада с расщелинами Стены Плача. На нем в идеальной сохранности красовалась надпись: «Для писем в Верховный Совет».

Жилая зона тоже не скрывала от любознательных уникальные артефакты. Отдельные ее компоненты даже заменяли музейные пояснения. Над покосившимися дверями бараков намертво приколочены доски с точным указанием «посадочных» мест.

Жилое пространство здесь измеряли кубическими метрами — «Барак № 1, кубатура 168,5 куб.м., площадь 60,2 кв.м., мест 70 чел.». 85 кв. см на человека. Попадались бараки и покрупней. Их убранство, однако, не обещало каторжанам больше удобств. В одном бараке даже свисал на шнуре патрон с ввинченной сороковкой. Длинные умывальники в прихожей придавали помещению сходство с коровником.

Хорошая сохранность лагерных строений можно, наверное, объяснить тем, что он был сравнительно молодым гулаговским образованием. Лагерное отделение Особого Берегового лагеря МВД СССР Каньон ввели в Дальстрой в 1948 г. и просуществовал он лет восемь.

Долину пересекали заросшие тропинки, дороги и дорожки, обрамленные где колючей проволокой, где дощатыми табличками «Шаг вправо, шаг влево расцениваю как побег — стреляю». По духоподъемности и душевности они соперничали с плакатами. По ним я продвигался к противоположной сопке, туда, где еще недавно бился пульс страны и останавливался пульс невольников, — к штольням и обработочной фабрике. Поймал себя на том, что стараюсь идти, как приказано, не отклоняясь от намеченного пути. Затылком чувствую глазок прицела. То и дело поглядываю на вышки, протянувшиеся от сопки до сопки. Фабрика — Лохнесское чудовище, примерзшее к скале, почти отвесной, в которой зияют рваные контуры штолен, затянутые льдом или заложенные бревнами. Чудовище веером разбросало ржавые щупальца в виде узкоколеек для вагонеток, которые валяются неподалеку. Концы щупальцев увязли в отвалах измельченных горных пород. Дробильное оборудование американского происхождения с клеймом «Денвер» (никак, по ленд-лизу получили), транспортеры, мастерские внутри фабричных строений любовно законсервированы, могут быть задействованы в нужный момент, стоят в масле и с ремнями на шкивах. Повсюду разбросаны ветошь, рукавицы, фуфайки, инструменты, кружки да шлюмки. Казалось, что всех просто увели на перекур.

Из каждой прогулки по лагерным «достопримечательностям» я притаскивал трофеи. Чтобы не пропадало «добро», я устраивал импровизированные выставки, «красный уголок» на открытом воздухе, которые, однако, не вызывали большого интереса у моих «солагерников».

ПОДО ЛЬДОМ

После встречи на наледи с диким зверем, который столь благородно позволил мне еще пожить, каждое дежурство стало казаться последним. В мире всеобщей некомпетентности даже смерть не всегда справляется со своими прямыми обязанностями. Но в заповеднике при том, что все роботы и андроиды отечественного производства, нельзя свои неудачи бесконечно валить на недобросовестных конструкторов. А может, я сам андроид, взбунтовавшийся, запутавшийся в паутине микросхем? Ведь сколько раз я выслушивал противный внутренний голос, ехидно шипевший: «Ну, что? Ведь тебя предупреж-ждали, не лезь туда, иди, как все, по камеш-шкам. Я умываю руки. А тебе на этот раз не выкрутиться. Прощ-щай, иш-шак карабахский». Потом случалось чудо, позволявшее мне ответить на злорадный выпад: «Ну что? Сам ишак. Ты просто забыл, что я родился в рубашке». — «Ну да, в смирительной. В следующий раз, если тебе и удастся выторговать снова время у смерти, то ровно столько, сколько требуется, чтобы прочесть собственный некролог».

Через неделю наш пункт был «укреплен» восьмым членом отряда. Его, вернее, ее привез на специально нанятом в Сеймчане «газике» руководитель всей научной программы Котов. Не очень красивая и не очень приветливая девушка Лена с таинственной фамилией Ханза была, в отличие от всех нас, настоящим гидрогеологом, студенткой, которой будут поручать аналитические задания. Ей не терпится осмотреть наледь, которую мы наблюдаем. Наутро начинается моя смена, и Котов просит захватить ее с собой, показать хозяйство.

Добираемся до места, скачем с валуна на валун, как горные козлы, чтобы копыт не замочить. Вдруг спохватываюсь — и чего надрываюсь, в ботфортах же. Но в воду ступать все равно не тянет. Нечего там искать. Ледяной язык по краям большей частью пологий, но кое-где подмыт снизу горным потоком, зияет черными гротами и гротиками. Чем ближе к центру долины, тем толще тело наледи, достигающее 3 метров, тем цветастее своды ледяных гротов, тем чернее их сердцевина, тем глубже и волшебней бело-сине-бирюзово-изумрудно-ультрамариновая гамма. Оторваться от этого зрелища нет сил. Много часов провел я, рассматривая эти ледяные аркады. Вот и сейчас вместо того, чтобы двигаться к цели кратчайшим путем, вдоль правой кромки, где таежная твердь плавно переходит в талый снег, затем в ледяную крошку, и, наконец, в плотные слои снежного фундамента, я с гордостью хозяина хрустального замка повел гостью вдоль левой сопки, о чем вскоре горько пожалел. Лена, в отличие от меня, была профессионалом, вернее, молодым специалистом, дорвавшимся до большого дела и мечтающим о научных открытиях, аспирантуре. Мои же открытия ее занимали куда меньше.