Проклятое искусство - Козин Вадим Алексеевич

11.06.55. 8.04

Вчера решил на ночь поставить на горло компресс, а также молчать, не говорить до самого вечера, т. е. до концерта.

После концерта получил записку, которую привожу: «Тов. Козин! В конце июня я снова буду в Ленинграде и с радостью расскажу об этой встрече, Зинаида Голушко». Это мимолетное напоминание о Ленинграде воскресило в голове картины детства и тех мест, которые тебе стали родными, по которым ты гулял изо дня в день. Возникли воспоминания о М. Дворянской улице и о М. Посадской. Когда вспоминаешь все это, на душе становится темно. Становится жалко золотого чудесного утра детства, юности, когда еще даже и не думалось, что вечер и вторая половина дня будет изобиловать сперва обильными дождями и сильнейшей грозой, а после наступит туманная сырая ночь, непроглядная тьма одинокой старости.

12.06.55. 10.12. Райчихинск

Это горняцкий городок. Здесь уголь добывается открытым способом, уголь молодой, рассыпающийся песком. Из него делают брикеты. На этом угле работает большая электростанция, которая еще не достроена. Полная ее работа обеспечит электроэнергией всю Амурскую область. От Буреи город находится на расстоянии 45 км, связан с ней железнодорожной веткой и шоссейной дорогой, очень плохой и почему-то не приводимой в надлежащее состояние. По ветке поезда ходят медленно, 45 км покрывают за два часа.

Вчера я спел концерт (№12) отвратительно. За такое исполнение меня надобно бить, но большая доля вины ложится на наших администраторов, не сумевших правильно обеспечить доставку актеров к месту работы, в результате 12 часов мы были в дороге, заснуть я долго не мог, да вдобавок связки у меня уже усталые и больные (несмыкание).

13.06.55.10.30. Бурея

Когда прибыли на станцию, подошел поезд «Хабаровск—Москва», некоторые пассажиры меня узнали и стали приветствовать. Дежурная по вокзалу сообщила мне новую частушку:

Берия, Берия,

Потерял доверие.

Надоело жить в Кремле,

Так лежи теперь в земле!

Она рассказала, что одна няня в детском саду разучила с малышами несколько частушек о Берии, и теперь детвора распевает их как песни.

О вчерашнем концерте я без чувства огромного стыда не могу вспомнить. Голос совершенно пропал. Лишь благодаря уважению со стороны публики я смог дать 9 вещей. Благодаря ее сожалению и такту.

Ах, если бы я обладал даром писателя — сколько всего слышишь, сколько видишь! Вот в вагоне слушал бесхитростный рассказ одной колхозницы, вырастившей детей без отца. Она рассказывала о старшем сыне, который, женившись, перестал ей помогать, то есть забыл ее. В большинстве случаев такое происходит от мерзавки жены, которая, став матерью, впоследствии испытает ту же неблагодарность от своих взрослых женатых сыновей. Каждая молодая жена настраивает своего мужа против его матери и, играя на его чувствах к себе, делает свое гнусное дело. Мать всегда останется матерью. Перефразируя старинную русскую песню, можно сказать сыну:

Жену всегда найдешь другую,

А мать вторую — никогда!

Женатый сын должен это помнить и указать своей пассии границы, куда не должно проникать ее влияние. Вот эта старая крестьянка, обливаясь слезами, говорила: «Сказать-то я ему боюсь много. Когда подойдет настоящая старость, куда я денусь. Ведь все равно к нему придется идти!»

Бешенство клокотало у меня в груди против этих жен-мерзавок и мужей, идущих у них на поводу. Вот бы такую песню написать о матери и женах. Своего рода назидание молодым женщинам, которые под видом желания жить самостоятельно заставляют своих мужей бросить самое дорогое существо, давшее им жизнь.

В Хабаровске, может быть, застанем Белозерскую, кстати, она вчера разговаривала из Хабаровска с нами по телефону. Она должна ехать в Находку по своим книжным делам. Мармонтову она сообщила, что у меня плохо с голосом. Так что сегодня концерта не будет. Да его все равно не могло быть, поскольку поезд сильно опаздывает. Вот и сейчас мы долго стоим, нас уже обогнали два состава. В поезде, кажется, имеется вагон-ресторан, но я в него не пойду. Деньги летят, как птицы. Не успел оглянуться, как уже страчена «косая». Правда, я отправил домой 4 бандероли книг.

Мой вагон стоит напротив станционного базара. Обилие молока, сметаны, яиц, раннего зеленого лука. Огромное количество едущих людей разных профессий, но в большинстве случаев не старше сорока лет. Вижу много спортсменов, направляющихся, видимо, в Хабаровск на соревнования или возвращающихся с них...

9.00 вечера. Мы опять стоим на каком-то разъезде. Заходил к Тернеру, они с Кабаловым едут в 3-м вагоне, купейном, жестком. Кабалов с кем-то флиртует (природа берет свое). Боря, оказывается, по случаю выходного дня уже немного «клюкнул», но стойко держится. Со мной кто-то поздоровался, но кто? Я его не знаю. Сходил в ресторан поесть: щи, гусь с гарниром, порция масла и 100 гр. московской водочки. Сделалось немножко жарко и как-то безразлично к тому, что ожидает меня. Пора прекратить петь. Пусть поют другие, а мне пора на покой.

Солнышко заходит в мелкие барашковые облачка, расходящиеся лучеобразно. Горизонт ярко-светло-золотистого цвета незаметно переходит в голубой. Редкие молодые дубовые рощицы и ярко-зеленая трава, пестрящая белыми отцветшими одуванчиками и золотыми головками молодых. Кучка небольших домиков, с чернеющими вокруг квадратами прямоугольных огородов с картофелем и овощами, которые явятся зимой большим подспорьем для питания их хозяев.

Уже птички запрятались в укромные местечки на ночной отдых. Природа подготовляется ко сну. Темнеют купы деревьев. Закатное небо переливается перламутровыми оттенками. Солнышко уже зашло. Поезд, слава богу, тронулся.

Мы стояли на ст. Отроги.

14.06.55.20.42. Хабаровск.

Дальстроевская гостиница, комн. 18

Вчера около 11 час. прибыли на ст. Облучье, где нас ожидали Мармонтов и представитель клубной администрации. Уговорились, что утром я покажусь врачу, и от его решения будет зависеть устройство моего концерта. Ночевали в вокзальной гостинице. Я принял три таблетки бромунала и сразу же заснул.

Утром отправились в больницу, которая расположена несколько выше вокзального здания. Дело в том, что Облучье лепится на склоне большой горы. От вокзала ведет вверх деревянная лестница в несколько десятков ступеней. На выемке расположились больница и другие здания, здесь же примостился... цыганский табор. Цыгане раскинули шатер, с цепной собакой, перинами, одеялами, подушками и прочим тряпьем.

В больнице врач после осмотра посоветовала мне помолчать несколько дней, ввиду того что у меня несколько набухли и порозовели голосовые связки. У меня немного отлегло от сердца. Хотя я, откровенно говоря, мало верю в ее опытность как ляринголога, но в данный момент она решала судьбу концерта в Облучье. Вернувшись в гостиницу, Мармонтов решил, не откладывая, ехать в Хабаровск. Выяснилось, что на перроне стоит поезд «Челябинск—Хабаровск», на него можно приобрести билеты, и что он отходит через 5 минут. Похватав вещи, мы как сумасшедшие понеслись к поезду, готовому вот-вот тронуться. У нас был 7-й вагон. Только благодаря задержке состава успел и Кабалов, который еле-еле собрал свои пожитки. Всей группой были проявлены максимальная оперативность и молниеносность. Если бы заснять наши сборы, то эти кадры можно было бы назвать «Эвакуация евреев из земли Ханаанской», или «Были артисты и — нет их!». Представляю, как будет удивлен представитель клубной администрации, который спокойно, не торопясь зайдет в вокзальную гостиницу и не найдет наших следов. Мне все это напоминает кадры из недавно шедшего советского комедийного фильма «Сеанс гипнотизера». Финальная часть его — бегство актеров.