Инженер Петра Великого 5 (СИ) - Гросов Виктор

Я нахмурился.

— Государь уже знает?

— Ему доложили. Сейчас будет буря. Идем, барон. Твои уши в этом разговоре не помешают.

Он оказался прав. Не успели мы дойти до царского кабинета, как навстречу нам вылетел сам Петр. Лицо его побагровело, глаза метали молнии.

— Яков! — прогремел он. — Какого дьявола у тебя творится⁈ Я доверяю тебе южное направление, а ты позволяешь этим басурманам хозяйничать на моей земле! Где была твоя разведка?

На лице Брюса мелькнула тень досады, но он постарался ответить спокойно.

— Мы не проморгали, Государь. Предупреждали о скоплении орды у Перекопа еще месяц назад. Но все силы сейчас на севере. На юге гарнизоны ослаблены.

— Ослаблены! — взревел Петр. — Моих людей в рабство угоняют, а у него гарнизоны ослаблены!

Тут его взгляд упал на меня. И глядя на эту бурю во плоти, я вдруг отчетливо вспомнил того гвардейца за дверью. Ушаков. Будущий глава Тайной канцелярии. Железный человек, который сейчас слушает этот рев с тем же невозмутимым видом, с каким будет слушать предсмертные хрипы на допросах. Надо запомнить это имя.

— Ты! Барон! Как нельзя кстати! — Петр подошел вплотную. — Мне нужны твои винтовки! Не сотни — тысячи! К весне я хочу иметь хотя бы один полк, полностью вооруженный твоим оружием! А к лету — всю армию, что я отправлю на юг под началом Шереметева!

Схватив меня за камзол, он вперил в меня горящий взгляд.

— Слышишь меня, Смирнов⁈ Все! Все силы твоего Игнатовского — на выпуск винтовок! Забудь про свои прожекты, забудь про дороги! Это все потом! Сейчас — война! Настоящая, кровавая война на два фронта. Мне нужно оружие. Делай что хочешь, но оружие должно быть! Крымские ханы должны быть низложены, это наверняка неспроста, османы там увеличивают армию — неспроста это.

Он развернулся и так же стремительно удалился, оставив нас с Брюсом в оглушительной тишине.

Царский ураган стих. Все мои планы и долгосрочные проекты, выстроенная стратегия — все летело к чертям. Царский приказ был абсолютен. Моя промышленная машина, которую я так тщательно выстраивал для марафона, должна была немедленно переключиться на спринт. На военные рельсы. Без права на ошибку.

Забыв про сон и отдых, мы работали в три смены. Весь декабрь прошел как в тумане, я даже не заметил, как наступил новый, 1706 год. Праздник прошел мимо, фоном; устроенный по старой памяти фейерверк своим грохотом не принес радости, а лишь подчеркнул общее, лихорадочное напряжение. Вся моя промышленная империя, не успев родиться, встала на военные рельсы.

Этот месяц превратился в ад. Ничего не шло гладко: первые партии унифицированных деталей не подходили друг к другу; станок для нарезки стволов, постоянно ломался из-за негодных резцов; мастера портили одну заготовку за другой. Мы жили в цехах, спали урывками и ругались до хрипоты, но медленно, мучительно, шаг за шагом, отлаживали процесс. И вот, в середине января, первая серийная партия — пятьдесят винтовок — была готова.

На наш полигон для финальных испытаний вышли все. Осунувшийся и злой Нартов лично проверял каждое ружье. Магницкий готовился фиксировать результаты. Де ла Серда расставлял стрелков. Чуть поодаль, скрестив руки на груди, стоял неожиданно нагрянувший с инспекцией Меншиков, не скрывая скепсиса и явно ожидая нашего провала.

Первая часть испытаний прошла блестяще. Точность, скорострельность — все на высоте. Меншиков даже удовлетворенно хмыкал. Я уже готов был праздновать победу.

А потом начался тест на живучесть — имитация настоящего боя. Я сам взял в руки одну из винтовок.

Первые десять выстрелов. Двадцать. Тридцать. От цевья пошел легкий дымок. Я перезарядил ее в тридцать пятый раз, прицелился, нажал на спуск.

Сухой, трескучий щелчок. И тут же — сильный удар по левой руке, от которого винтовка дернулась, едва не выпав. Деревянное цевье под моей ладонью треснуло, опалив кожу горячими газами.

— Прекратить стрельбу! Всем прекратить стрельбу! — закричал я, отбрасывая раскалившееся оружие.

Мои стрелки мрачно смотрели на винтовки, которые тоже были в ужасном состоянии. Магницкий схватился за голову, уже прикидывая масштаб убытков. Почти на всех стволах змеились тонкие, рваные трещины. Катастрофа.

Меншиков не злорадствовал. Подойдя, он бросил:

— Плохо дело, барон. Государь ждет оружие, а не треснувшие железки. Если к весне не управишься, не только твоя голова полетит, но и вся южная кампания под угрозой. А это не шутки.

Развернувшись, он не прощаясь зашагал к своим саням, оставив меня на заснеженном полигоне, оглушенного провалом.

— Все, — глухо произнес Нартов, проводя пальцем по трещине на одном из стволов. Его лицо стало серым. — Сталь хрупкая.

Я подобрал одну из испорченных заготовок и в ярости ударил ее о камень. Она не погнулась — с сухим звоном разлетелась на несколько кусков. Я тупо уставился на излом: крупные, блестящие кристаллы. Перекалили. Слишком много углерода. Гомогенный, однородный материал не выдержал. Мы зашли в тупик.

Сев на край наковальни, я чувствовал себя опустошенным. Мысли неслись вскачь, но ни одна не давала ответа. Мой бесцельный взгляд блуждал по замершему полигону и зацепился за фигуру де ла Серды. Старый испанец стоял, положив руку на эфес своей шпаги. Толедский клинок. Взгляд упал на лезвие, на едва заметный, призрачный узор, который я считал украшением. Волнистые линии, переплетающиеся друг с другом. Он как-то показывал его, гордился им.

Узор. И в голове с лязгом провернулись нужные шестерни. Вскочив, я подлетел к испанцу.

— Капитан, вашу шпагу!

Он удивленно посмотрел на меня, расстегнул портупею и протянул оружие.

Я взял клинок в руки. Узор не был нарисован. Он был самой сутью металла. Не краска — структура. Видимая структура!

И тут меня пронзила мысль. Воспоминания из лекции по материаловедению. Композиты! Углепластик, стекловолокно… Принцип тот же: соединить несовместимое, чтобы получить новые свойства! Древние мастера интуитивно пришли к тому, до чего инженеры будущего дошли через науку. Они не пытались создать идеальный, однородный металл. Это было невозможно. Они брали два неидеальных — твердый, но хрупкий, и вязкий, но мягкий. И соединяли их!

Я посмотрел на Нартова, глаза которого расширились от моих непонятных ему действий.

— Андрей! Они не лили его! Они брали разное железо… и перековывали их вместе! Слой за слоем, снова и снова! Твердые слои, чтобы держали выстрел, и вязкие, чтобы не давали стволу треснуть!

Я поднял шпагу, и зимнее солнце блеснуло на ее узорчатой поверхности.

— Бросай все! Нам нужна кузница! Мы будем сталь… варить!

Глава 5

Не обращая внимания на ошарашенных мастеров, я ворвался в кузницу. За мной, едва поспевая, семенил Магницкий, а Нартов, сообразив все с полуслова, уже на ходу срывал с себя камзол. В этом аду нам предстояло либо победить, либо провалиться окончательно.

— Механический молот готовь! — рявкнул я на старшего мастера. — И два бруска! Один — из нашей партии стали. Второй — из старого, сырцового железа!

Андрей, уже хозяйничавший у горна, с профессиональной сноровкой подбрасывал уголь. Его лицо превратилось в суровую маску. Через пару минут два куска металла —тускло-серый и с рыжими прожилками — уже шипели в огне. Дойдя до нужной, слепяще-белой кондиции, они были молниеносно выхвачены щипцами Нартова и одним движением брошены на наковальню под механический молот.

— Давай! — выдохнул он.

К рычагам встал я сам. Громадная паровая машина натужно пыхнула, и многопудовая стальная баба с оглушительным грохотом обрушилась на раскаленный металл, высекая сноп искр.

Удар, еще удар. Под эти выверенные удары Нартов ловко поворачивал заготовку. Тонкая работа, требовавшая идеальной синхронизации: одно неверное движение — и драгоценный металл превратится в лепешку.