Жуков. Халхин-Гол (СИ) - Алмазный Петр

В небе жужжали истребители прикрытия. Из окошка автомобиля я видел «Ишачки», что шли параллельно дороге. Смушкевич держал слово. И если япошки попытаются выслать навстречу колонне бомбардировщики, безнаказанно им налет совершить не удастся.

Танки и автомобили стали покидать дорогу, выходя в район дислокации. Моторы начали затихать, а пыль оседать. Мы с Мишей догнали штабную машину. Адъютант просигналил и та остановилась на обочине.

Из кабины выбрался командир. Я вышел навстречу. Судя по шпалам в петлицах, в звании полковника. Увидев меня, он едва ли не бегом кинулся навстречу. Лицо его ни мне, ни Жукову знакомо не было.

— Командир одиннадцатой легкотанковой бригады полковник Яковлев, товарищ комдив! — отрекомендовался он.

Я ответил на приветствие и пожал ему руку. В памяти всплыл список командиров 1-й армейской группы.

— Вижу, Михаил Павлович, что в район развертывания вверенные вам батальоны вышли, — сказал я. — Надеюсь, в пути обошлось без задержек?

— Разведчики вычислили засаду диверсионной группы противника, товарищ комдив, пришлось шугануть.

— Видать, плохо шуганули, товарищ полковник, — сказал я. — Один из них обстрелял мою машину. Пришлось пристрелить.

— Я передал информацию о диверсантах в особый отдел корпуса, — принялся оправдываться полковник. — Полномочий ловить их у меня не было.

— Ладно, дело прошлое. Я приехал не за тем, чтобы вас отчитывать. Хочу посмотреть, как вы тут готовитесь к выполнению главной директивы.

— Да вот только прибыли в район, товарищ комдив. Стрелки еще вчера начали осваиваться…

— Ну что ж, идемте к… — я чуть помедлил, ожидая покуда подгрузится из памяти моего предшественника нужная фамилия, — к Дорофееву, посмотрим, как он тут устроился.

Мы двинулись к линии траншей, которые стрелки успели выкопать в сухом монгольском грунте. Я сразу обратил внимание, что окапываются они основательно, словно готовятся к обороне, а не к наступлению. И мне это не понравилось.

Спустились в ход сообщения и направились к командирскому блиндажу. Видать, кто из младших командиров стрелков успел позвонить полковнику Дорофееву, потому что он выскочил нам навстречу.

— Товарищ командир дивизии, двадцать четвертый, семьдесят шестой и сто сорок девятый полки… — начал было докладывать он, но я жестом оборвал его.

— Вижу, окопались, как по учебнику, — проговорил я. — Ждете самураев в гости, полковник?

— Простите, товарищ комдив, — растерялся тот.

— Вы получили мой приказ, полковник Дорофеев?

— Получил, товарищ комдив. Начальник штаба Кущев передал мне ваш приказ выйти в район развертывания и подготовить плацдарм к принятию трех танковых батальонов.

— Для чего?

— Об этом в приказе сказано не было.

Та-ак. Что это — саботаж? Или Кущев, получив радиограмму от командарма, просто перестраховался? Ладно. В любом случае винить командира стрелковой дивизии в том, что он подготовил позицию на случай внезапной атаки противника не стоит.

— Прошу в мой КП, товарищи, — пригласил нас в свой блиндаж Дорофеев.

Мы вошли. Внутри было не так жарко. У смотровой щели стояла стереотруба БСТ, явно направленная в сторону левого берега реки Халхин-Гол, до которой отсюда оставалось не более километра. Я прильнул к окулярным трубкам, всматриваясь в территорию врага.

Нельзя сказать, что мне удалось многое разглядеть. Япошки умели маскировать свои позиции. И все же я увидел достаточно, чтобы понять, что штурмовать их укрепления в этом месте было бы самоубийственно. Ну так я на самом деле и не собирался.

Главное, чтобы противник был уверен в обратном. И надо бы эту его уверенность укрепить еще до того, как капитан Юсио Танака «угонит» наш «У-2». Отрегулировав оптику, я всмотрелся в то, что лежало на этом — монгольском — берегу.

М-да, местность здесь самой природой предназначена для танковых сражений и у меня поневоле появилась дерзкая идея. В конце концов, танкистам все равно надо тренироваться, но необязательно это делать по-старинке.

— А что если, товарищи командиры, нам устроить представление? — проговорил я.

— Представление? — переспросил Яковлев.

— Да. Яркое, почти театральное зрелище, как для поддержания боевого духа наших бойцов, так и для шпионов противника. И заодно ваши танкисты, Михаил Палыч, потренируются стрелять на ходу.

Командир 11-й легкотанковой бригады нахмурился. Видать, ему почудилось, что я сомневаюсь в уровне подготовки его экипажей. Я и на самом деле сомневался, но не собирался говорить об этом.

— Понимаю, Михаил Палыч, что вы отрабатывали со своими бойцами все необходимые для ведения боя навыки и я не собираюсь их экзаменовать. У меня другое предложение. Устроим соревнование. Назовем это танковым… — Я осекся, сообразив, что слово «биатлон» в эту эпоху не в ходу, поэтому быстро подобрал замену. — Назовем это танковой джигитовкой!

— Танковой джигитовкой? — хмыкнул Яковлев. — Звучит красиво, но мои БТ, хоть и скоростные, все же — не аргамаки…

— А вот посмотрим, — сказал я и изложил, в чем заключается суть соревнований по танковому биатлону, который я назвал словечком из кавалерийской практики.

Степь была раскалена зноем до предела. Пыль столбом стояла над стартовой линией, где выстроились в ряд боевые машины. БТ-7, БТ-5 и Т-26 — гордость советского танкостроения. Перед ними выстроились экипажи.

На лицах танкистов явственно читалось напряжение. Большинство из них подозревало, что начальство все-таки решило проэкзаменовать их перед реальным боем. В принципе, так и было. Гонка со стрельбой — это испытание и на точность стрельбы и на слаженность.

Ко мне, печатая шаг, подошел Михайлов, помощник командира бригады, решивший принять в танковой джигитовке личное участие. Я не возражал. Тем более, что и мой адъютант, узнав о моей затее, напросился в один из экипажей на должность заряжающего.

— Товарищ комдив! Личный состав для участия в танковой джигитовке построен!

— По машинам! — скомандовал я.

Михайлов откозырял, улыбнулся, повернулся к своим ребятам и выкрикнул не по уставу:

— Хлопцы, по коням!

И тут же кинулся к своему БТ-7. Экипажи помчались к танкам. Залязгали закрывающиеся люки. Взревели моторы, выбрасывая в раскаленный воздух черные струи выхлопа.

— Старт! — скомандовал я.

В небо взвилась сигнальная ракета. Начался первый этап — скоростное маневрирование. Танки рванулись вперед, оставляя за собой клубы пыли. Я наблюдал за соревнованием в бинокль. Особенно — за БТ-7, с наспех намалеванным номером «4» на башне.

Именно в нем и был сейчас заряжающим мой адъютант. Правда, пока все зависело от механика-водителя. Именно благодаря ему «Четверка» резво преодолевала неровности местности. Поворот, еще поворот — и вот уже она уже влетела в зону стрельбы.

Стрелковый рубеж встретил участников джигитовки «ожесточенным сопротивлением». Наскоро сколоченные щиты с мишенями были заминированы саперами с таким расчетом, чтобы быть уничтоженными, если экипаж танка не успевал вовремя выстрелить.

Из-за нагретого воздуха, мишени казались зыбкими миражами, но мужики действовали слаженно. Я видел, что наводчики большинства танков успевали наводить орудия, а заряжающие — вовремя подавать снаряд. Так что, мишени разлетались от попаданий, а не валились от подрывов.

Дальше была полоса препятствий. Экипажам предстояло преодолеть противотанковый ров, вернее — естественный овраг, оставленный высохшим рукавом реки, минное поле, разумеется, условное, и участок с противотанковыми «ежами».

Вместо полноценных «ежей» в дело пошли бревна, предназначенные для наведения понтонной переправы. Танкисты справлялись с задачей, демонстрируя отличную подготовку, что не могло не радовать.

Еще одно испытание — смена экипажей. Механики-водители и заряжающие выпрыгивали едва ли не на ходу, а на их места запрыгивали новые. Пересменка происходила почти молниеносно. Не удивительно, ведь каждая секунда была на счету.