Жуков. Халхин-Гол (СИ) - Алмазный Петр

— Но он же был безоружный, когда бежал… — тихо проговорил Воротников.

— А ты думаешь, если бы он от нас ушел, то не взял бы в руки оружие снова? Не пошел бы убивать наших бойцов? Он сделал свой выбор, когда продался японцам. Наша задача — таких выборов не прощать.

Лейтенант ничего не ответил, лишь сильнее стиснул руль. Я понимал его. Молод еще. Не обстрелян, но учится быстро. Я и сам в Афгане, когда завалил первого душмана, весь день сам не свой ходил.

В штабе, несмотря на позднее время, меня ждала новая порция дел. Кущев, мрачный и озабоченный, доложил о прибытии пополнения — двух дивизионов 122-мм гаубиц. Причем, доложил таким тоном, словно не нам дали пушки, а у нас отняли.

— И где их размещать, Георгий Константинович? По плану обороны их нужно ставить на северном участке, для усиления…

— Ни в коем случае, — оборвал я его. — Разместите их здесь, на южном фасе. Пусть займут огневые позиции, оборудуют их, но строго по приказу — орудия на прямую наводку не выводить, маскировку соблюдать строжайше. Пусть противник засекает их звукометрией и делает выводы.

— Но, товарищ комдив, это нарушает всю схему обороны! — возмутился начштаба. — Мы оголим главное направление!

— Александр Михайлович, — я устало потер переносицу. — Вы слишком много думаете об обороне. Пора думать о наступлении. А для этого нужно заставить противника ошибиться. Выполняйте приказ.

Он ушел, покачивая головой, но приказ исполнять стал. Я остался один. В голове крутился план. Все было готово для главного на сегодня действа — «побега» Танаки. Оставалось дождаться подходящей ночи.

Нужна была низкая облачность, чтобы его «угнанный 'У-2» труднее было засечь с земли и чтобы его история о побеге в сложных метеоусловиях звучала убедительнее. При этом, в решающий момент, Смушкевич должен устроить за беглецом впечатляющую погоню.

С иллюминацией. Отдам приказ зенитчикам подсветить погоню прожекторами. Пусть японцы видят, что один советский самолет пытается сбить другой. Трассированными пулями, разумеется.

Конев пришел ко мне в юрту, когда я уже собирался укладываться на боковую. День выдался длинным. Не будь у меня сейчас молодое и здоровое тело, я бы уже валялся на койке с мучительной одышкой.

Миша, который должен был устать не меньше меня, доложил о прибытии начальника разведки. Я вздохнул и принялся натягивать снятый было хромовый сапог. Выпрямился, поправил стягивающий гимнастерку командирский ремень.

— Зови, — сказал я. — И можешь идти отдыхать.

Воротников откозырял и метнулся к выходу. Через мгновение в юрту шагнул полковник. Вытянулся по уставному, чтобы доложить, но я махнул рукой, указав взглядом на табурет.

— Садитесь, Илья Максимович… Чаю хотите?

— Не откажусь, — сказал он. — В этом пекле только чаем и спасаюсь.

— Надо бы пить монгольский, но у меня обычный. Адъютант с кухни принес.

Я взял чайник, разлив еще теплый напиток по кружкам.

— Карамельки грызите, — сказал я. — «Гусиные лапки»…

Чуть было не ляпнул, что люблю с детства. Черт их знает, были ли такие во времена детства товарища Жукова. Конев благодарно кивнул и развернул фантик. За войлочными стенками юрты звенела кузнечиками монгольская степь. А может быть — цикадами.

— У меня все готово, Георгий Константинович, — сказал начальник разведки. — Танаку перевел на точку у подножия горы. Самолет рядом. Я ему его специально «показал». Охрана — двое часовых. Один у палатки, где квартируется японец, второй — у самолета. Караульный начальник проинструктирован. Бойцы — тоже. Теперь пусть самурай дозревает.

— Не слишком ли явно выглядит это наше «ротозейство», Илья Максимович?.. Не заподозрит ли япошка подвоха?

— Я с ним долго разговаривал и кажется, понимаю, что это за птица…

— Любопытно.

— Капитан Танака искренне нас с вами презирает. Нас — это русских. Считает варварами…

— И потому — ротозейство красных гайдзинов для него нечто само собой разумеющееся, — подхватил я.

— Именно так, товарищ комдив… Однако есть в его имперском фанатизме некая червоточинка…

— Так, так, так… И в чем же она заключается?..

— Проболтался он, Георгий Константинович… Вернее, не то что бы проболтался, а скорее — оговорился… Похоже, не слишком-то капитан Танака доволен своим положением. Он летчик, из хорошей семьи, у него есть высокопоставленный родственник в Квантунской армии, а его зажимают, не дают следующего звания и так далее…

— Высокопоставленный родственник, говорите? Кто же?

— Не говорит, а применить к нему форсированные методы допроса нельзя.

— Нельзя, — кивнул я. — Нам нужна не отбивная, а гордый японский ас… Вот только наличие высокопоставленного родственника в Квантунской армии многое меняет, Илья Максимович.

— Совершенно верно, — откликнулся тот. — И я знаю человека, которому имя этого родственника известно, но поделиться с разведотделом корпуса этот человек не желает.

— Майор Суслов, — догадался я.

— Совершенно верно, товарищ комдив.

— А ну-ка, товарищ полковник, проводите меня к нему.

Он вскочил. Обрадованно схватил фуражку. Не свою — мою. Я протянул ему его головной убор. Конев недоуменно на меня уставился, потом засмеялся и мы обменялись фуражками. Вышли из юрты.

Над Хамар-Даба сияли звезды. Небо было совершенно ясное. Просматривалось от горизонта до горизонта. Идеальные условия для ночного налета вражеской авиации. Хотя — почему только вражеской?

Было бы весьма неплохо перед контрударом произвести такой вот ночной налет. Причем — не тяжелыми машинами, вроде «ДБ», а тем более — «ТБ», а чем-нибудь полегче. И — побесшумнее. Налетели, сбросили свой смертоносный груз, и растворились в темноте.

— Пришли, товарищ комдив, — вполголоса произнес полковник.

Я очнулся от своих мыслей. Мы оказались перед входом в блиндаж особистов. Часовой не посмел преградить нам путь. Мы вошли и застали начальника особого отдела корпуса в нижнем белье. Видать, собирался ложиться. Он остолбенело уставился на нас. Не ожидал.

— Товарищ комдив, — пробормотал Суслов. — Товарищ полковник… В такое время…

— Служба Родине, товарищ майор, не знает позднего времени, — я сразу же взял быка за рога. — А вы позволяете себе играть в прятки со своими товарищами, утаивая от них стратегически важную развединформацию.

Он потянулся за штанами, но я не собирался давать ему времени все обдумать. Да и в кальсонах человек ощущает себя менее уверенно, нежели в форме. А мне хотелось сбить с него спесь до того, как он очухается.

— Итак, товарищ майор государственной безопасности, назовите имя и звание родственника капитана Юсио Танаки?

Суслов переводил взгляд то на меня, то на полковника Конева. Он понимал, что отмолчаться не удастся, как не получится сослаться на то, что у него свое начальство. Это он начальнику разведки мог впаривать, но не мне.

— Генерал Катаяма, двоюродный дядя капитана Танаки, — произнес майор, опустив голову.

Штурман бомбардировочной авиации капитан Юсио Танака лежал в выделенной ему палатке без сна. Сонно скрипели цикады. Ветер шелестел сухой травой. За неплотно зашнурованным пологом слышались шаги часового.

Гайдзины были настолько уверенны в своей власти над потомком древнего самурайского рода, что поместили его не в яме, а в полотняном домике, приставив к нему лишь одного солдата. К нему-то, к обладателю четвертого дана!

Впрочем, что с них взять, с этих западных варваров. Они уверенны, что беспредельные дикие пространства Монголии и Сибири могут остановить войска божественного микадо? Разве размером территории определяется доблесть?

В начале этого века, их царь тоже был уверен, что империя восходящего солнца — это маленькая страна, не обладающая и толикой той военной мощи, которой она на самом деле владела? И потерпел жестокое поражение.

Так будет и с красными гайдзинами. Они поработили собственный народ куда сильнее, нежели свергнутая ими династия. И потому, когда непобедимые войска микадо вступят на их бесхозные земли, им не останется ничего другого, кроме как склониться перед его величеством.