Симбионт (СИ) - Гуминский Валерий Михайлович

— Ты всё помнишь, что происходило до момента аварии?

— Абсолютно. Как будто это было пять минут назад, — я с трудом сдерживался, чтобы не отвести взгляд от пронзительного взгляда моего отца.

— А потом?

— Удар внедорожника — и темнота. Очнулся на полу в Алтарном зале.

— Откуда он появился? Как ты его не увидел?

— Думаю, тот, кто сидел за рулём «Рифа», накинул на машину «вуаль». Появление машины было внезапным.

— Хорошо. С этим мы разберёмся. Что-то ещё чувствуешь? Изменилось ли твое восприятие ко всему, что тебя окружает?

Я помнил предостережение Зибера, поэтому усилием воли заставил себя сохранить на лице безмятежность. Пожал плечами.

— Знаешь, какие-то обрывки видений, смысл которых сразу потерял, как открыл глаза.

— Точно не помнишь? — старший Дружинин тяжело опустился на стул, положил сильные руки с выделяющимися венами на колени. — А иные ощущения, вдруг возникшие новые знания в голове?

— Нет, ничего такого. Может, они и появились, но как сейчас узнать? Надо проводить комплексные тесты.

— Ну да, логично, — вздохнул отец. — Пока не оправишься, торопиться не будем. Ладно, раз у тебя всё в порядке, пойду.

— Подожди, — неожиданно произнёс я, и широкоплечий мужчина с усталым лицом удивленно взглянул на меня. Медленно опустился обратно на стул. — А тебе не всё равно, каким образом меня возродили к жизни? Какие могут быть последствия, если люди прознают о ритуале?

— Твоя мать сделала ошибку, которую уже нет смысла обсуждать, — проговорил отец, сглотнув комок. — Очень большую ошибку, которая однажды может оказаться фатальной. А спусковым крючком являешься ты, Мишка.

— Триггер? — ляпнул я и сам удивился, откуда взялось это слово. Нет, я знал, что оно английское, но у нас язык островитян не очень популярен, больше французский и немецкий.

Отец как-то странно усмехнулся, помассировал подбородок, покрытый жёсткой щетиной.

— Ты же никогда не учил английский, — он тоже заметил эту странность.

— Ну, это не мешает знать базу.

— Мишка, над тобой провели древний ритуал, в результате которого твоя душа теперь делит место с той, что призвал наш чародей. Мне очень не нравится подобная ситуация, говорю откровенно. Чего от тебя теперь ожидать, не знаю. Надеюсь, ты останешься прежним Михаилом Дружининым, а может случиться так, что вторая сущность полностью заменит тебя. Расщепление сознания — показатель её вторжения. Можно спутать с шизофренией, но есть некоторые моменты, по которым легко распознаётся вселение. Поэтому всегда говори Марку Ефимовичу, а лучше мне, об изменениях. Чем больше мы получим информации о неких странностях, тем больше шансов для тебя остаться нормальным человеком.

— Всё так плохо? — сипло спросил я.

— Не знаю, — покачал головой отец. — Могут проявиться какие-то наклонности, к которые раньше тебе были несвойственны. Или навыки владения оружием, иностранным языком, который ты никогда не учил, или ещё какими полезными или бесполезными для Рода вещами. Хуже, если ты вытянул пустышку. Это как… выбраковка.

— Убьёшь? — я кисло улыбнулся.

Отец потрепал меня по голове тяжёлой, как дубовая доска, ладонью. В глазах мелькнула жалость и тут же пропала.

— Постараюсь не довести до этого. Возможно, прогоню из семьи, чтобы не навлечь гнев императора. Ну-ну, не сверкай глазами… Опять же, есть надежда, что пустышка не сможет перебороть тебя, а значит, ты останешься прежним Михаилом Дружининым, моим сыном. Но отнесись к предупреждению со всей ответственностью. Любая странность, которая доселе была несвойственна тебе, есть признак вмешательства чужой воли.

— Разве душа, покинувшая тело, может демонстрировать волю?

— Я не знаю, — повторил отец. — Придется вплотную заняться этим вопросом. Техника некромантии, которой воспользовался Марк Ефимович, очень древняя. Материалы по ней или уничтожены, или лежат в таких хранилищах, куда даже человеку княжеской крови хода нет, не говоря уж обо мне. Откуда он её знает — вопрос совершенно иного толка. Остается надеяться на оставшихся в живых простых людей, обладающих умением чародейства.

— А разве такие есть? — я осторожно оперся на локоть, ощущая легкое недомогание в груди. Едва зажившие ребра давали о себе знать покалыванием где-то в боку.

— Вполне допускаю, — отец устало потёр подбородок. — Когда стали вводить реестр владеющих магией, большая часть кудесников постаралась скрыться подальше от переписчиков, справедливо опасаясь, что их уничтожат или закроют в лабораториях для исследований. Другие затихли и постарались не афишировать открыто своих умений. Правда, иногда случались проколы. Дети с искрой среди простолюдинов нет-нет да и попадали под бдительное око контролёров Магической Палаты. Так что если поискать как следует умельцев где-нибудь в Сибири, то может и повезти.

— У тебя есть такая возможность? — мне не улыбалось попадать под влияние сущности, сидящей сейчас где-то в глубинах мозга. Что за человек Борислав Оленёв, я не знал, хотя несколько раз видел его, до того момента, как он попал в подвалы нашего особняка. Но хоть убей, я не мог признать его в человеке, стоявшем перед Алтарём! Вдруг ему захочется через меня, моими руками, начать мстить семье? Смогу ли я одолеть разум опытного мужчины, да к тому же обуянного ненавистью за лишенную Дружиниными жизнь?

— Буду пробовать, но ничего не обещаю, — развел руками отец. — Всё зависит от тебя, Мишка. Теперь на тебе ответственность не только личная, но и за всю семью: мать, Данилу, Иришку, Алексея.

— Ладно, — побледнев, улыбнулся я. — Если что — поеду к Дубенским и сигану башкой вниз с утеса. А вы проведёте нормальную рекуперацию.

— Боюсь, это уже не поможет, — отец покачал головой. — Есть у меня такое подозрение. Слишком сложный ритуал проведён, да ещё на крови. В общем… отдыхай, сын. Как почувствуешь себя хорошо, поговорим обстоятельно.

Он вышел из комнаты, а я вдруг обнаружил, что вокруг сгустились сумерки. Задернутые шторы на окне уже не пропускали вечерний свет, предметы потеряли резкость. Медицинская аппаратура была отключена и не докучала своим попискиванием, но до сих пор стояла на тележке в дальнем углу. Протянув руку к светильнику, стоявшему на тумбочке, щёлкнул выключателем. Карамельно-жёлтый абажур залил уютным светом часть комнаты и кровать. Я опёрся спиной о подушку и решил почитать учебник по истории России, который мне принесла Иришка. Надо же готовиться к экзаменам, но напрягать мозг математикой, физикой или химией сейчас не хотелось. Вот и выбрал что-то нейтральное, более усвояемое.

— Наконец-то мы одни, и ты в сознании, — прозвучал чуть насмешливый мужской голос, чуть глуховатый, как будто он недавно переболел ангиной и не хотел напрягать связки. — Ну, здорово, тёзка.

Я медленно положил книгу на грудь и внимательно огляделся по сторонам. В какой-то момент показалось, что отец или мать заранее провели сюда какого-то человека и спрятали его в гардеробном шкафу, чтобы наблюдать за мной. Естественно, пока я находился без сознания или спал, напичканный снотворным. Иначе мимо меня вряд ли кто-нибудь прошмыгнул бы незамеченным. Какой бред в голову лезет!

— Давай-ка, мил человек, покажись, — я понизил голос, чтобы не привлекать внимание дежурившей за дверью горничной. Мать настояла, переживая за моё здоровье. — Мне такие шуточки не нравятся.

— Да какие шутки, тёзка? — странно, мне послышалась грусть? — Теперь мы с тобой в одной упряжке, хочешь ты этого или нет. К сожалению, показаться не могу, потому что заперт в тебе. Не знаю, как по-научному объяснить сей казус.

Я похолодел. Вот оно! Сущность показала свое присутствие, и теперь начинает овладевать моей душой и телом. Держись, Мишка! И что делать? Кричать во все горло, срочно звать Зибера и отца?

— Да не ссы, Михаил! — голос чуточку ожил, проявились нотки насмешливости. — Ничего я тебе не сделаю, расслабься. Всё будет нормально. Ты только не показывай никому, что разговариваешь сам с собой. В дурку упекут.