Воронцов. Перезагрузка. Книга 6 (СИ) - Тарасов Ник

Я отмахнулся:

— Это всего лишь пожелание. Железо тоже подойдёт, если хорошо обработать.

Савелий Кузьмич задумчиво потёр бороду.

— Железо у меня есть. А вот с бронзой сложнее будет, — он всё ещё разглядывал чертежи с явным интересом, но и с некоторым недоверием. — Это если отливать, то форма нужна. Её же в точности продумать нужно.

— Да, нужна форма, я не подготовился в этом плане, — признался я, немного досадуя на себя за такую оплошность. Торопился, как всегда. — Но очень важно, чтобы внутренняя поверхность была максимально гладкой. Её нужно будет отшлифовать камнем. Либо же кожей с абразивом.

Кузнец кивнул, это было ему понятно. Потом он несколько минут всматривался в схему, словно пытаясь проникнуть в самую суть изобретения, понять его душу, если у механизмов может быть душа.

В кузнице стало заметно темнее. Савелий Кузьмич зажёг масляный светильник, подвешенный над рабочим столом, и желтоватый свет заиграл на металлических поверхностях инструментов.

Кузнец очень часто переспрашивал, показывая пальцем то там, то тут:

— А это что за трубка? А здесь какой зазор должен быть? А эта штуковина к чему крепится?

Я терпеливо повторял одно и то же, заходя с разных сторон, подбирая разные слова и сравнения, чтобы объяснить принцип работы устройства человеку, никогда не видевшему ничего подобного. Время от времени я бросал взгляд на Ивана Дмитриевича, который переминался с ноги на ногу, явно желая поскорее перейти к тому делу, ради которого он меня искал, но не решаясь прервать наш с кузнецом разговор.

В итоге, спустя минут десять объяснений, наполненных терпеливыми повторениями и уточнениями, он понимающе кивнул, и в его глазах промелькнул огонёк признания:

— Так что ж не сделать-то? Сделаю, конечно, Егор Андреевич, — он даже слегка прихлопнул ладонью по столу, словно скрепляя наш договор.

— Это ещё не всё, это только начало, — улыбнулся я, переворачивая страницу с чертежами.

— Дальше же нужно будет сделать поршень, — я провёл пальцем по следующему рисунку, где был изображён цилиндрический предмет с характерными выступами.

— А из чего его сделать, Егор Андреевич? — спросил кузнец, наморщив лоб.

— Можно из металла, но и из твёрдого дерева, дуба, например, тоже пойдет, — ответил я, мысленно перебирая доступные материалы.

Я вспомнил, что некоторые механики даже в двигателе внутреннего сгорания на мотоциклы делали поршни из дуба. Правда, его надолго не хватало, он перегорал, но как материал дуб подходил для моего случая идеально — прочный, но при этом достаточно лёгкий и поддающийся точной обработке.

— Нужно сделать деревянную болванку. Она должна быть идеально подогнанная по диаметру цилиндра, — я снова показал на предыдущий рисунок, соединяя детали воедино в воображении собеседников. — А для уплотнения на поршень нужно набить кожаные манжеты. Ну, колечки такие из кожи сделать, которые под давлением раздадутся и не дадут воздуху просачиваться дальше.

Кузнец задумчиво покивал головой.

— Хорошо, — я показал на следующий рисунок, где была изображена сложная система трубок и клапанов. — Дальше идёт система распределения воздуха. — Так, называемый золотник — это, можно сказать, мозг двигателя, — я поднял указательный палец, делая акцент на важности этой детали. — Это самый сложный узел. Нужно механически согласовать подачу воздуха с положением поршня.

Я стал показывать пальцем по схеме, где так и было подписано «простой золотниковый механизм». Капля пота скатилась по моему виску — в кузнице было жарко, несмотря на то, что горн давно потух. Или это было волнение от предвкушения того, как мой замысел будет воплощён в металле и дереве?

Дождавшись, пока кузнец оторвёт взгляд от схемы и посмотрит на меня, я продолжил:

— Он представляет собой полый ящик, золотниковую коробку с некой заслонкой, которая будет открываться и закрываться. Это и есть золотник. Он же соединяется с валом двигателя через эксцентрик…

— Через что? — переспросил кузнец, явно озадаченный незнакомым термином.

При этом Иван Дмитриевич, который всё это время стоял сбоку, напряжённо вслушиваясь в наш разговор, тоже вытаращил глаза, словно услышал какое-то заклинание или магическое слово.

— Эксцентрик, — повторил я, стараясь говорить как можно более понятно. — Смещённый такой колпачок.

Я заметил, что оба моих собеседника всё ещё смотрят на меня с непониманием, и решил зайти с другой стороны:

— Смотрите, — я взял кусочек угля и нарисовал на свободном участке стола круг. — Вот это вал, который вращается. А теперь представьте, что на этом валу есть выступ, — я пририсовал небольшой бугорок на окружности. — Когда вал крутится, этот выступ то поднимается, то опускается. И если к нему что-то прикрепить, то это что-то будет двигаться вверх-вниз.

Кузнец медленно кивнул, начиная понимать:

— А, вроде как в водяной мельнице жернова крутятся?

— Похоже, только наоборот, — подтвердил я, радуясь проблеску понимания. — Там вода вращает колесо, а здесь вращение вала двигает другие детали.

Я продолжал указывать на рисунок:

— При вращении вала эксцентрик двигает золотник, который поочерёдно подводит сжатый воздух то к одной, то к другой стороне поршня и открывает отверстие для выхлопа.

Тут у Савелия Кузьмича глаза вообще, казалось, выше лба поднялись. Его лицо выражало смесь удивления, недоверия и зарождающегося понимания. Он даже рот приоткрыл, но не произнёс ни слова, только хлопал глазами, пытаясь уложить в голове всю эту новую информацию.

Я пошёл по кругу объяснять ещё раз, а потом ещё и ещё, и, что было удивительно, — буквально с третьего раза он всё понял, причём досконально.

— А знаете, Егор Андреевич, — произнёс он, почёсывая бороду, — ведь это может сработать. Правда может!

— Конечно, сработает, — уверенно кивнул я. — В этом даже сомневаться не стоит.

— Ну, раз тут немного понятно, пойдём дальше, — я выдохнул с облегчением, радуясь, что хотя бы первая часть моих объяснений дошла до кузнеца.

Показывал пальцем на следующую схему, где был изображён механизм со множеством деталей. Чертёж я выполнил тщательно, стараясь передать все пропорции и соединения. Несколько ночей провёл при свечах, вычерчивая каждую линию, каждый изгиб металла, который предстояло создать Савелию Кузьмичу.

— Кривошипно-шатунный механизм, — произнёс я с особым вниманием, словно это были священные слова. — Нужны прочные кованые железные детали.

Я указал пальцем на центральный элемент схемы:

— Вал, — затем палец переместился к длинной детали, соединяющей вал с поршнем, — шатун, — и наконец, к изогнутой части вала, — кривошип, колено.

Савелий Кузьмич наклонился так низко над столом, что его борода почти касалась чертежей.

— Все соединения нужно сделать на прочных металлических втулках, которые потом будем смазывать салом, — продолжал я. — Это критически важно для долговечности всей конструкции.

Иван Дмитриевич, который до этого момента пытался держаться немного в стороне, придвинулся ближе, не скрывая своего интереса.

— И это всё должно крутиться без остановки? — спросил он с лёгким недоверием в голосе.

— Именно так, — кивнул я. — Пока подаётся сжатый воздух, механизм будет работать безостановочно.

Каждый элемент был зарисован мною в разрезе и в целом, да ещё и с разных сторон.

Савелий Кузьмич несколько раз просмотрел схемы, пытался переложить листики, как ему удобно, но я покачал головой:

— Нет, именно в таком порядке стоит всё и делать, — сказал я твёрдо, но без нажима. — Иначе потом могут возникнуть сложности при сборке.

Кузнец, привыкший доверять своему опыту и интуиции, поначалу нахмурился, но потом уступил, признавая мою логику. Его мозолистые пальцы аккуратно вернули листы в первоначальный порядок.

И только после обсуждения каждой детали кузнец кивнул, что сделает. А сам, посмотрев на меня внимательным взглядом, спросил:

— А только вот скажите мне, Егор Андреевич, а как всё это будет работать и для чего?