Ревизор: возвращение в СССР 46 (СИ) - Винтеркей Серж

Но, сам понимаешь, учась в МГУ и занимаясь достаточно сложными предметами по экономике, у меня возможности его учить и не было, так что я серьёзно этот вариант не рассматривал. Но теперь, раз уж я перехожу, как договорились, в МГИМО, то получается, самое время осуществить мои планы.

— Хорошо, сын, я не буду против, раз уж ты так веришь в прогнозы своего друга, — сказал первый заместитель министра. — Но сразу скажу тебе, что, хотя французский — достаточно сложный язык, и там непростая грамматика, китайский тебе ещё сложнее может показаться, потому что он совсем другой, чем европейские языки. У некоторых студентов достаточно серьёзный шок наступает уже после нескольких месяцев его изучения. Некоторых из них ещё и отчислять приходится из-за этого, если они упорствуют и вовремя не меняют язык на другой, который им больше подходит. Сам понимаешь, МГИМО мы тесно курируем, поэтому о таких вопросах я наслышан…

— Хорошо, папа, я тогда обещаю со всей ответственностью взяться за китайский язык как следует и не буду ни в коем случае думать, что мне легко его выучить будет. Если нужно будет сидеть и зубрить по вечерам, во все выходные — то так и буду делать.

Куба, Гавана, Посольство СССР на Кубе

Переговорив с Громыко, посол Советского Союза на Кубе Забродин какое-то время посидел в глубокой задумчивости.

А потом нажал на селектор и велел секретарше пригласить к себе второго секретаря посольства Зенчикова Виталия Сергеевича.

Тот сидел этажом ниже, так что был у посла уже буквально через три минуты.

— Проходите, Виталий Сергеевич, присаживайтесь, — велел ему посол.

Тот, поздоровавшись, выполнил указанное.

— Не подвела вас в прошлый раз чуйка, впрочем, как и меня, — сказал он второму секретарю. — Совсем, совсем непростой оказался этот молодой человек.

Поза и лицо Зенчикова выражали живой интерес. Видно было, что он и сам немало мучился над вопросом: что же за поддержка такая железобетонная есть у Ивлева, что он вёл себя с ним настолько спокойно? В такой, с его точки зрения, очень непростой для такого молодого человека ситуации…

Посол не стал долго мучить Зенчикова и сказал:

— Да вот только что мне лично Андрей Андреевич Громыко звонил по поводу его. Поразительные вещи, надо сказать, я от министра услышал. Что нам надлежит забыть о любых претензиях в его адрес и не обращать ровно никакого внимания на любые его посещения каких-либо государственных органов Кубы. Как сказал Андрей Андреевич, если он захочет голым сплясать на крыше Президентского дворца в Гаване, то не обращайте внимания, делайте вид, словно так оно и надо.

— Это какие же он связи подтянул, получается, Андрей Владиславович? — восхищённо покачал головой второй секретарь. — Чтобы сам Андрей Андреевич и вот так сказал…

— Да, по этой его последней фразе с танцами на крыше Президентского дворца понятно, что ему самому все это очень не нравится, но поделать он явно ничего с этим не может. Да, и у нас от него поручение сообщить от лица посольства Ивлеву, что он имеет теперь возможность безвозбранно и без согласования с нами общаться на Кубе с кем угодно.

— Хотите, чтобы я съездил к нему и сказал об этом? — тут же встрепенулся Зенчиков.

Посол моментально понял, в чём причина такого энтузиазма с его стороны. Побаивается, видимо, Зенчиков, что этот Ивлев зло на него затаил после того, как он к нему приехал и потребовал вот так, с места в карьер, объяснительную написать. Ну и правильно, надо опасаться недовольства со стороны человека, который оказался способен нагнуть самого Громыко через свои связи. Так что дать ему возможность исправить о себе впечатление посол был склонен. Это же он, получается, его тогда на амбразуру кинул… Но кто бы знал, к кому он его отправляет… Дело казалось проще пареной репы — всего-то поставить журналиста «Труда» на место… А кто еще кого на место поставил…

— Собирайтесь, мы вместе прямо сейчас съездим, — велел он ему. — Мне, в конце концов, тоже очень хочется лично взглянуть на этого столь необычного молодого человека. И прихватите еще пару молодых дипломатов, для представительности не помешает. На двух машинах поедем.

Зенчиков умчался, а посол задумался над вопросом, к кому в Москве стоит обратиться за тем, чтобы он собрал дополнительную информацию по этому Павлу Ивлеву, но чтобы как-то это было сделано без торчащих больших ушей. А то мало ли, этот Ивлев незаконнорождённый отпрыск самого Брежнева или кого-то прямо рядом с ним, кого даже Громыко вынужден уважать, раз так оно всё повернулось. Неосторожные расспросы могут повлечь за собой повышенный интерес к нему со стороны тех, от кого точно этот интерес лучше не возбуждать…

Глава 5

Москва, Лубянка

Вавилов, усевшись перед Андроповым, тут же передал ему две распечатки состоявшихся телефонных разговоров Фиделя.

— Юрий Владимирович, ознакомьтесь, пожалуйста, вам это наверняка покажется чрезвычайно интересным.

Заинтригованный таким началом председатель КГБ с любопытством взял стенограммы и принялся их изучать. По мере чтения его мохнатые брови подымались всё выше и выше.

— Впредь, наверное, надо делать Ивлева невыездным, — изрёк он, закончив чтение. — А то страшно представить, если бы он не на Кубу поехал, а куда-нибудь, к примеру, в Вашингтон. За него бы тогда, получается, Громыко и Ландера американский президент бы обрабатывал?

Вавилов хмыкнул на случай, если это была шутка начальника, хоть Андропов и сказал это с совершенно серьезным лицом. Надо же как-то отреагировать…

— Надо полагать, это ГРУ через Фиделя своего нового человека, Ивлева, защитила, — изрёк неожиданно для Вавилова председатель. — Но как им хватило на это наглости, даже не представляю. Если Громыко узнает, что на него наше же Министерство обороны таким вот образом наехало, воякам же мало не покажется… Он же сразу к Брежневу жаловаться побежит. Найти бы нам доказательство, можно было бы и стравить их с Гречко… После такого ГРУ бы надолго притихло…

— Так в том-то и дело, Юрий Владимирович, что я совсем не уверен, что тут как-то вообще ГРУ замешано, — покачал головой Вавилов. — Это же совсем не их почерк. Мы ещё, к примеру, с нашей репутацией, которая даёт нам определённые бонусы, до сих пор нас всё же боятся и уважают, может, на такую афёру бы ещё и решились, но я не могу поверить, что в ГРУ кто-то вообразил себя настолько бессмертным, чтобы осмелиться на такой шаг — Фиделя на члена Политбюро натравить. Это вообще не их стиль…

— Думаете, Николай Алексеевич? — поджал губы Андропов. — А я-то было решил, что они ради Ивлева какой-то секретик фиделевский использовали, чтобы ему яйца прищемить… Хотя и тяжело поверить, что они посчитали его настолько ценным приобретением. Нам, чтобы понять его ценность, потребовалось два года… Но тогда другой вопрос. Если не они виновники всего этого безобразия, то кто же тогда?

— Я уже и майора Румянцева к себе вызвал, чтобы посоветоваться. Всё же он Ивлева лучше всех знает, — сказал Вавилов. — У нас в итоге получились только две рабочие версии, если версию с ГРУ откидывать, как совершенно невозможную.

Первая, что у Межуева или Захарова, его поручителей в партию, такие редкие связи нашлись с Фиделем, что они их для спасения Ивлева использовали. Но, с другой стороны, у обоих репутация людей осторожных. Ну не решились бы они на такое. Это же политическая смерть в случае разоблачения…

Вторая версия, что Ивлев как-то сумел Фиделю или Раулю понравиться. Братья же вместе слаженно действуют как один человек. Это просто Фидель всё время на виду, а Рауль очень много всякой работы делает, которая потом всеми Фиделю приписывается, и братья очень тесно между собой общаются. Если Фидель кому и верит, так это Раулю…

Андропов кивнул, мол, внимательно слушаю, и Вавилов продолжил:

— Как сказал Румянцев, мы же знаем, какое впечатление Ивлев способен произвести на человека. Никто не ждёт же от восемнадцатилетнего парня очень серьёзных слов и концепций, — продолжил он. — И это ещё более усиливает эффект, когда он их изрекает. Может, поэтому и решили за него вступиться.