Мой ответ бывшую ханшу не устроил, но она все же взяла себя в руки, демонстрируя, что готова слушать.
Дав ей еще секунду, я продолжаю.
— Через два года Берке начнет новую войну с Ираном. Он вместе с войском будет на Кавказе, когда мои воины возьмут для тебя Булгар, Сарай-Берке и Золотой Сарай…
Боракчин вновь прервала меня.
— Хорошо…! Мой сын сядет на принадлежащий ему по праву трон, но все войны рано или поздно заканчиваются! Кто встанет на его защиту, когда Берке с войском вернется на Волгу⁈ Ты⁈
Бросаю на нее укоризненный взгляд, мол, наберись терпения, женщина! Этого оказывается достаточно, и в наступившей тишине я вновь начинаю говорить.
— Ты абсолютно права, госпожа, все когда-нибудь заканчивается и человеческая жизнь тоже. — На моем лице непроизвольно появляется ироничная усмешка. — Берке также смертен, как и все! Он никогда уже не вернется в свою столицу на Волге, он умрет примерно через год после окончания войны.
Мгновенная злая радость промелькнула в глазах Боракчин, но тут же исчезла.
— Откуда ты знаешь?
Оставляю этот вопрос без ответа, лишь одеваю на лицо маску искреннего удивления — мол, что за глупые вопросы!
О моем даре предвидения бывшая ханша знает не понаслышке, и потому такой ответ ее вполне удовлетворяет. Несколько секунд глубокого раздумья чертят складками ее лоб, и она вновь озвучивает свои сомнения.
— А что скажет сын этой сучки Хучухадунь⁈
Моих знаний из прошлой жизни хватает, чтобы понять: она имеет в виду старшего сына своего бывшего мужа Тукана от первой жены Хучухадунь, и лишь пожимаю плечами.
— А кто будет его спрашивать⁈ Если он попадет к нам в руки, ты сможешь сама решить его судьбу, а ежели нет, то ею распорядится Высокое Небо.
Демонстративно изображаю безразличие и непонимание проблемы, дабы вывести Боракчин из себя.
— Я не об этом! — Недовольно взрывается она. — Что, если знать и войско поддержат его, а не моего сына⁈
Этот нервный срыв показывает, чего бывшая ханша опасается больше всего. То, что Берке не вечен, ей понятно. Ему уже пятьдесят четыре, а для Великой степи это глубокая старость. Мало кто из монгольских ханов доживал до шестидесяти.
Дождаться смерти Берке — это она могла себе позволить, а вот для устранения других претендентов на трон у нее уже не было ни сил, ни возможностей. Для большинства монгольской знати она отыгранная партия, и то, что они вновь позволят ей стать регентом при малолетнем сыне, казалось ей маловероятным.
Тут, в общем-то, успокоить ее мне было нечем. Риск проиграть есть всегда! Все может быть в этой жизни! Конечно, у меня есть план, как удержать трон для ее сына и сделать его правление полностью зависимым от моей воли. Вот только раскрывать его сейчас рановато, да и желания упрощать ей жизнь у меня нет никакого.
Поэтому просто давлю на нее своей непоколебимой уверенностью.
— Поверь мне, госпожа, войско это всего лишь стадо баранов, оно пойдет туда, куда поведут его пастухи. — Тут я позволяю себе загадочную улыбку. — А для пастухов у меня есть очень убедительные доводы.
Никаких доказательств, всего лишь слова, но иногда и этого бывает достаточно, если произносит их человек с определенным авторитетом. Мой же авторитет для Боракчин-хатун имеет довольно высокую планку, особенно с того дня, как мои люди выкрали ее из-под самого носа Берке.
Боракчин сделала вид, что удовлетворилась моей уверенностью. Впрочем, другого выбора у нее и нет! Очереди из желающих помочь ей вернуться на трон что-то не видно! Я единственный, кто протянул ей руку помощи после переворота Берке, даже от Хулагу поддержка последовала лишь на словах.
Верить мне на слово — это единственное, что ей остается, но она все же не успокаивается.
— Ну хорошо, допустим, все будет так, как ты говоришь. В чем же тогда твой интерес?
«Вот об этом уж точно говорить рано! — Иронично хмыкаю про себя. — Боюсь, когда ты узнаешь в чем кроется мой интерес, тебе это сильно не понравится!»
Отвечаю ей почти также, как и подумал, только опустив вторую часть своей мысли.
— Об этом пока говорить рано. Вернемся к разговору об интересах, когда твой сын будет сидеть на ханских подушках.
Такая постановка вопроса Боракчин-хатун более чем устраивает. Как она рассуждает для меня не секрет. Думаю, примерно так:
«Этот консул, не так уж и умен, как говорят! Что может быть глупее, чем довольствоваться обещаниями. Он не требует ничего вперед — прекрасно! Потому что когда я возьму власть в Золотом Сарае, уже я буду решать, какое из моих обещаний выполнять, а какое нет!»
Моя «близорукость» и нежелание потребовать за свою помощь что-то уже сейчас подействовали на ханшу благотворно. Она вдруг успокоилась и, может, впервые за время нашего разговора поверила в реальность осуществимого.
Посидев молча и прокрутив в голове еще раз весь разговор, Боракчин вдруг иронично усмехнулась.
— Если это все, то тогда непонятно зачем ты притащил сюда этого проныру Абатая?
Живя в полной изоляции, Боракчин-хатун не могла знать, с какой именно миссией приехал на Русь Абатай-нойон, и посвящать ее во все тонкости моего плана я не собираюсь.
Поэтому ограничиваюсь просто просьбой.
— Абатай нужен мне для других дел, не решив которых, я не смогу полностью посвятить себя твоей проблеме. Потому я прошу тебя, госпожа, о небольшом авансе. Прояви, о добрейшая из милосердных, свое снисхождение и мудрость, забудь на время про обиды. Оставь свое презрение и заверь Абатай-нойона в том, что когда твой сын сядет на трон, то его первым послом к Великому хану Хубилаю будет именно он. Что именно Абатай отвезет в Каракорум клятву верности от нового повелителя улуса Джучи.
Выслушав меня, ханша презрительно скривила губы.
— Ты просишь меня солгать⁈
Мне нет дела до Абатая и его судьбы. Есть только договор между нами и мое слово, но, формально, свою часть сделки с ним я выполню: Боракчин пообещает ему пост посла, а уж исполнит она свое обещание или нет — это уже не мое дело. Я за это ответственности не несу.
Подумав так, смиренно склоняю голову.
— Если ты, госпожа, не видишь другого исхода, то да…
Еще одна усмешка на желтом неподвижном лице ханши, и она согласно кивнула.
— Хорошо, я сделаю то, о чем ты просишь, но как ты сам и сказал, это будет считаться авансом в наших с тобой будущих расчетах.
Сказав, она поднялась с кресла, давая понять, что разговор окончен. Иргиль тоже приготовилась последовать за ней.
Пытаюсь поймать ее взгляд, но она старательно отводит глаза.
«Ну уж нет, в этот раз я не дам тебе уйти от разговора!» — Твердо решаю про себя и вновь обращаюсь к Боракчин-хатун.
— Госпожа, позволь мне поговорить с твоей наперсницей наедине.
Кинув на меня насмешливый взгляд, та повернулась к Иргиль и произнесла негромко, но твердо.
— Останься!
Бросив одно это слово, она тяжело зашагала к двери в свои покои, оставив нас в напряженной тишине.
Часть 1
Глава 6
Середина июня 1263 года
Скрипнув, закрылась тяжелая дубовая дверь, а мы с Иргиль по-прежнему стоим в напряженной тишине. Между нами всего три шага, но почему-то преодолеть их невероятно трудно.
Иргиль вскидывает на меня свои темно-зеленые глаза.
— Давай просто попрощаемся и не будем мучить друг друга. — Она старается, чтобы ее голос звучал спокойно и бесстрастно, но все равно я слышу в нем надрывные нотки.
В отличие от нее, я настроен помучиться, поэтому решительно шагаю вперед и беру ее за руку.
— Зачем⁈ — В моем голосе прозвучала сталь. Объясни мне дураку. — Почему мы должны расстаться! Я не хочу! Если ты говоришь, что без боли не будет, то я готов терпеть боль! Все эти годы я помнил и ждал тебя, и сейчас я хочу знать, что с тобой происходит⁈
Три года назад своей холодной отстраненностью ей удалось застать меня врасплох, ее показное равнодушие достигло цели. Я вспылил, позволил обиде взять верх и ушел. Сегодня я готов к встрече, и ей уже не удастся оттолкнуть меня так легко.
