Ревизор: возвращение в СССР 48 (СИ) - Винтеркей Серж

А так она, конечно, с интересом посмотрела на две мои сумки, когда я вошел: одну маленькую, в которой была бутылка, и другую – большую, в которой притаилось творчество Конан Дойла.

Довольно быстро, пока ждал этого важного человека, я сообразил, что, наверное, не стоит мне Межуева подставлять. А то выйдет этот самый важный человек – а тут сижу я с двумя сумками, одна из которых вообще огромная. Два импортных полиэтиленовых пакета могут внутри скрывать что‑то гораздо более дорогостоящее, чем собрание сочинений Конан Дойла и бутылку рома.

Так что я, с разрешения секретарши, ничего не поясняя, пока что подарки свои в шкаф разместил – куда она мне, когда я вошёл, предложила одежду повесить. При себе только портфель оставил.

Наконец этот самый важный чиновник вышел. Низенький такой, нос картошкой, лысый. В лицо я его не узнал – значит, в газетах часто не мелькает. Но достаточно того, что Межуев с ним столько общался, значит он действительно важная птица. Сколько таких чиновников есть, которых в газетах практически не найдёшь, но не дай бог им дорогу перейти – ресурс у них серьёзный, чтобы проблемы тебе создать.

Дождавшись, когда он подальше по коридору отойдёт, после того как вышел из приемной, достал подарки из шкафа. И секретарша очень одобрительно кивнула, сообразив наконец, почему я их туда засунул. Раз она столько с Межуевым работает, то ей должно быть важно, что я забочусь о репутации её шефа.

Межуев вначале напрягся, когда я с такой большой сумкой в его кабинет зашёл. Ну да, мало ли я там какой‑нибудь дорогущий японский проигрыватель притащил. По размеру, который книги занимали, вполне мог влезть в этот полиэтиленовый пакет.

Но когда я книги начал на стол выкладывать, благодаря его ещё раз за помощь в мое отсутствие, сразу же расслабился и даже одобрительно кивнул. Ну да, книги, несмотря на немалую стоимость на чёрном рынке (это собрание сочинений запросто может сто пятьдесят, а то и двести рублей потянуть), официально-то каждая книга два с чем-то рубля только стоит за штучку. Получается по общей сумме меньше половины стипендии студента. Поэтому никто это взяткой назвать не сможет. И вообще в СССР везде твердят, что книга – лучший подарок.

Что такое сочинение в магазине не найти, и его с удовольствием купят из-под полы за круглую сумму, которую не каждый инженер за месяц зарабатывает, Межуев наверняка знал. Сейчас практически любой серьёзный чиновник активно читает художественную литературу и прекрасно знает, что именно в дефиците.

Правда, большинство серьёзных чиновников, конечно, могут не знать цену черного рынка. Зачем им пользоваться чёрным рынком, если всегда есть друзья, которые свежие издания достанут и лично привезут по государственной цене или вовсе в подарок? Но вот Межуев как раз мог знать, учитывая его место работы. Если он постоянно везде с ревизиями ездит, то должен он знать цену на любой советский дефицит – и государственную, и чёрного рынка тоже.

Вот когда я уже начал бутылку рома вытаскивать из второго пакета, вот тогда он уже немножко неодобрительно нахмурился и сказал, что не стоило ещё и бутылку тащить. Но не настолько сильно неодобрительно он смотрел, чтобы я его послушался. И конечно, пользуясь своим богатым опытом из предыдущей жизни, сумел его уговорить.

Всё‑таки я прекрасно знаю разницу между категорическим отказом, когда подарок надо немедленно убрать, иначе очень серьёзно ухудшишь отношения с человеком, и выражением лица: «Мне очень хочется, но я не уверен, что это можно брать». Вот тут уже и можно, и нужно уговаривать, потому что если сразу сдашь назад, то оставишь человека недовольным. Он же на самом деле хотел это получить в подарок, просто стеснялся: не слишком ли это уже будет?

Тут, блин, целое искусство. И, к счастью, в прежней жизни я его превосходно освоил – на шесть баллов из пяти, я так думаю.

Межуев начал меня сразу с интересом расспрашивать про Кубу, причём очень специфически, сразу чувствуется родственная душа ревизора: такие детали стал копать, которые Захарову и в голову не пришли.

Но, естественно, я так и не выдал тайну, что мне его поддержка вообще не нужна была. Описал только казус с подставой от Вильмы, и сказал, что Захаров мне сообщил о его большой роли в той помощи, что мне была оказана по линии МИД, и поэтому я очень признателен за то, что он меня выручил.

Чётко уловил грань, когда понял, что он удовлетворился моими благодарностями. Тут же тоже целое искусство – благодарить тоже надо уметь правильно. И мало добрых слов скажешь, плохо. Но и есть линия с благодарностью, которую тоже ни в коем случае нельзя переходить, а то прослывёшь подхалимом, с которым приличному человеку неудобно общаться.

Так что едва я понял, что высказанная в следующий раз признательность за его помощь и поддержку вызовет у него уже гримасу неудовольствия, то немедленно с этим делом завязал и стал рассказывать о том, как хорошо на Кубе отдыхать и что, возможно, ему тоже стоило бы туда съездить для того, чтобы здоровье поправить.

По прошлой жизни помню, что люди в возрасте обожают разговоры про их здоровье. А также если ты заботишься об их здоровье, будучи сам молодым и не зная проблем с этим. Опять же главное – не скатиться в подхалимство и быть искренним. В моём случае это было совершенно не трудно, потому что Межуева я лично очень уважал, и был ему благодарен за то, что он влез в эти проблемы с Громыко без всякой просьбы с моей стороны. Так что был очень заинтересован в том, чтобы с его здоровьем всё было в полном порядке и дальше. И он это, конечно, почувствовал.

В общем, нормально пообщались. Процесс нашего общения ни я не стал затягивать, ни он. Минут в двадцать уложились.

Уехал от Межуева с большим облегчением. Всё, этот пункт закрыт – и закрыт достаточно красиво и профессионально. Да, он считает искренне, что я ему очень должен. И никакими книгами и бутылкой рома такой долг, конечно же, не закрыть. Этим я просто показал, что ценю его помощь. Но да, с этим уже ничего не поделать. Долг всё равно придётся отрабатывать.

***

Сразу после этого пообедать заехал в гостиницу «Россия», тут куча ресторанов и днем в понедельник вполне свободно. А затем решил поехать в редакцию газеты «Труд». Веру тревожить не стал, пошёл сразу в кабинет к Ландеру, потому что главный вопрос у нас именно с ним. Мне надо знать, как он на кубинскую ситуацию со мной планирует реагировать? Пока это не узнаю, и нечего Веру лишний раз дёргать.

А вот уже потом планировал обязательно зайти к ней, обсудить итоги этого разговора.

Конечно, я понятия не имел, что именно услышу от Ландера. Насколько сильно он обиделся на эти проблемы с МИД, возникшие у него из-за меня? Теоретически, если будет наезжать по этому поводу, то можно напомнить ему о том, что всё началось с того, что он меня сам отправил на этот конгресс в Кремлёвском дворце, где я и познакомился с Вильмой. Дальше одно зацепилось за другое, и пошло-поехало…

Но нет, так я делать не буду, это неправильная стратегия. Не надо вообще ничего упоминать по поводу того, что я каким‑то образом поссорился с Вильмой, хотя теперь этот вопрос уже и позади – она вроде как снова меня любит после того доклада в кубинском Совете министров.

Ну а почему? Потому что Ландер – типичный шаблонный начальник, живущий по принципу как бы чего не вышло. Такому ни в коем случае нельзя жаловаться на то, что кто‑то серьёзный плохо на тебя в прошлом смотрел, не то что сейчас к тебе плохо относится. У таких людей главное правило – не спасай тонущего, а топи тонущего. Словно если у человека какие‑то неудачи в жизни пошли, то они могут и к тебе прицепиться, если ты не примешь участие во всеобщей травле…

Поэтому с Ландером надо говорить, если он будет мной недоволен, сугубо с позиции силы, уверяя, что у меня всё хорошо, всё прекрасно, связи на высшем уровне и тому подобное. Только такой язык такого рода люди уважают и понимают. И только так с ними можно нормально общаться и сотрудничать.