Лекарь Империи 10 (СИ) - Лиманский Александр

Я поднял взгляд на Императора.

— Представьте операцию как сложный балетный номер на минном поле. Я — премьер, но мне нужен партнер, который знает партию лучше меня. Который подхватит, если я оступлюсь. У которого руки ювелира, способные не дрожать восемь, десять, двенадцать часов подряд. Нервы из стальных тросов — никакой паники, даже если все полетит к чертям. И опыт. Сотни, лучше тысячи операций на стволе мозга.

— Академик Неволин, — мгновенно отозвался Филипп Самуилович, заглядывая в мои записи. — Виктор Семенович Неволин. Семьдесят один год, из них пятьдесят — в нейрохирургии. Провел больше полутора тысяч операций на головном мозге. Первым в Империи удалил опухоль эпифиза. Легенда.

— Характер? — спросил я, помня, что к гениальным навыкам обычно прилагается букет неврозов.

— Мерзкий, — честно ответил старик. — Высокомерный, желчный, не терпит возражений. Считает всех моложе шестидесяти желторотыми птенцами. Вас, простите, вообще за человека не сочтет.

Я задумался. Риск того, что он не будет мне подчиняться велик. Однако, в прошлой жизни, я и не с такими справлялся. Я спросил у Филлипа Самуиловича, чтобы знать, к чему быть готовым. И Неволин может не сомневаться — я буду. Главное — его опыт и навыки.

«Веселенькая» намечается операция.

— Плевать на характер. Главное — руки и мозги. Пишу — Неволин.

— Ох, интересное намечается мероприятие. Два петуха в одном курятнике. Перья полетят! — фыркнул у меня в голове Фырк.

— Да брось! Не до территориальных споров, когда на кону жизнь ребенка. Все будет нормально.

— Второе. Нейрофизиолог, — вслух продолжил я. — Специалист по интраоперационному мониторингу стволовых структур.

Я постучал ручкой по столу, формулируя мысль.

— Во время операции мне нужны будут глаза внутри мозга. Представьте сапера, разминирующего бомбу. Я — руки, которые режут провода. А нейрофизиолог — прибор, который пищит за миллисекунду до того, как я задену что-то критически важное.

— Профессор Астафьева, — снова Филипп Самуилович. Похоже, он был ходячей энциклопедией медицины Империи. Полезный старик. — Марина Львовна Астафьева. Заведующая лабораторией нейрофизиологии Императорской академии. Разработала половину протоколов интраоперационного мониторинга.

— Тоже с характером? — усмехнулся я.

— Педант до мозга костей, — вздохнул Филипп Самуилович. — Дотошная до занудства. Но в нейрофизиологии ствола ей нет равных.

— Отлично. Педантичность в нейрохирургии — не недостаток, а добродетель. Пишу — Астафьева. Третье, — я поднял голову, встретив удивленный взгляд Императора, — инженер-артефактор.

— Артефактор? — Александр нахмурился. — Зачем?

— Мне нужен зонд для термокоагуляции. Но не простой.

Я перевернул лист и начал рисовать схему.

— Смотрите. Обычный нейрохирургический зонд — это трубка диаметром два-три миллиметра. А мне нужен зонд толщиной в человеческий волос. Пятьдесят микрон. Это как если бы вам нужно было проткнуть иглой конкретную букву на странице книги, которая лежит в запертом сейфе, не открывая сейф.

— Но это невозможно… — сказал Филипп Самуилович.

— Для обычной инженерии — да. Но с магией? Артефактор может создать зонд из стабилизированной энергии, который будет твердым на конце и эфемерным у основания. Который сможет проникнуть на глубину восемь сантиметров через крошечное отверстие. И который будет нагреваться с точностью до десятой доли градуса.

Филипп Самуилович задумался. Впервые за все это время.

— Доронин. Иван Сергеевич Доронин. Гений из Академии. Ему тридцать два, но он уже создал скальпель из чистой энергии, имплант для слепых, протез руки, управляемый мыслью…

— Звучит как-то, что нам нужно. Характер?

Филипп Самуилович поморщился:

— Странный. Разговаривает сам с собой. Но гений. Несомненный.

— Пусть будет хоть сумасшедший, лишь бы руки росли откуда надо. Четвертое — операционная сестра.

Я посмотрел на Филиппа Самуиловича.

— Хирург может быть гением, но без хорошей операционной сестры он как пианист-виртуоз без рояля. Мне нужна лучшая. Высшей категории. Опыт работы в нейрохирургии минимум двадцать лет. Которая подаст инструмент раньше, чем я попрошу. Которая не дрогнет, если все пойдет не так — а оно пойдет не так, это я гарантирую. Которая сможет стоять у стола пятнадцать часов и на шестнадцатом часу быть такой же собранной.

— Матрона Егоровна, — Филипп Самуилович улыбнулся. Впервые за все время я увидел на его лице теплую, искреннюю улыбку. — Матрона Егоровна Железнова. Пятьдесят три года, тридцать из них — в операционной.

— Железнова? — переспросил я. — Та, что ассистировала при разделении сиамских близнецов?

— Она самая. Двадцать два часа в операционной. Ни разу не присела.

— А характер?

— Как у фельдфебеля царской армии. Молодые медсестры ее боятся как огня. Но в операционной она — бог.

— Отлично. Мне как раз нужен фельдфебель, а не институтка из благородных девиц.

Я дописал имя и посмотрел на Императора.

— Это основная команда. Но есть еще одна позиция. Самая важная.

— Анестезиолог, — кивнул Александр. — Я удивился, что вы не назвали его сразу.

— Потому что анестезиолог будет не из вашего списка. Это будет мой человек, — я произнес это слово с особым нажимом. — Друг. Тот, кому я доверяю абсолютно.

Я поднял руку, останавливая готовые сорваться с губ возражения.

— Его зовут Артем Воронов. Ему тридцать четыре года. Он работает в Центральной Муромской больнице. Да, провинция. Да, не академик. Но… Операция продлится минимум двенадцать часов. Может быть, пятнадцать. Все это время Ксения будет балансировать между жизнью и смертью. Анестезия должна быть достаточно глубокой, чтобы полностью выключить болевые реакции, но не слишком глубокой, иначе начнется отек мозга. Это как идти по канату над пропастью с завязанными глазами. Один неверный шаг — и падение. Я доверю жизнь Ксении только ему.

Император нахмурился, явно не ожидая такого поворота.

— Разве не лучше взять более опытного? Из столицы? У нас есть профессора, чьи имена гремят на всю Империю…

— У вас есть профессора, которые привыкли работать по протоколам, — мягко, но непреклонно прервал я его. — Делать как написано в учебнике. А мне нужен тот, кто забудет про учебники и будет делать как нужно. Кто поймет меня с полувзгляда, с полужеста. Мы с Артемом провели вместе много часов в операционной. Он знает, как я думаю. Я знаю, что могу ему довериться.

И еще мне нужен хоть один нормальный, свой человек в этом змеином гнезде. Тот, с кем можно будет поговорить без оглядки на титулы, регалии и политические игры. Мой тыл.

Император смотрел на меня несколько долгих секунд, оценивая. Затем медленно кивнул.

— Хорошо. Артема Воронова доставят. Что еще?

Теперь самое сложное. То, что может показаться им безумием. Но без этого я не начну.

— Самое главное и самое сложное. Мне нужен симулятор.

— Что? — Император и Филипп Самуилович переглянулись в полном недоумении.

— Симулятор? — переспросил старый лекарь. — Вы имеете в виду компьютерную модель?

— Нет. Реальный, физический, функционирующий симулятор. Фантом, имитирующий болезнь Ксении с точностью до миллиметра. С точным воспроизведением анатомии ствола мозга, расположения опухоли, плотности тканей, реакций на температурное воздействие.

Я встал и подошел к окну. За стеклом Ксения все еще спала. Или делала вид — я заметил, как на мониторе чуть участился ее пульс.

— Я не прикоснусь к девочке, — сказал я твердо, глядя на Императора, — пока не проведу эту операцию виртуально. Не войду в ствол ее мозга и не удалю опухоль. Пока мои руки не запомнят каждое движение до уровня рефлекса.

— Таких симуляторов не существует, — покачал головой Филипп Самуилович. — Есть компьютерные модели, но они слишком примитивны. Двухмерные картинки. Есть трупный материал, но мертвая ткань не реагирует как живая. Нет кровотечения, нет отека, нет электрической активности.