Родная гавань (СИ) - Старый Денис

По примеру диверсантов последовали и другие люди. Послышались выстрелы, крики, проклятия. Турецкое охранение, которое уже свыклось с обстановкой, находилось в полудрёме и не сразу отреагировало на резко изменившуюся ситуацию.

На кораблях также не были готовы к подобному развитию событий. Так что лодки стремительно приближались к фрегатам и галерам противника. В этот раз, в отличие от первого нашего похожего опыта под Данцигом, гребцы отрабатывали настолько слаженно, что хоть в гонках участвуй.

Ну так, гребля стала одной из частей боевой подготовки бойцов. Это — и развитие мускулатуры, и выносливость, ну и сам навык, который, как видно, всё-таки через год пригодился. Вот так же нужно и с плаванием.

— Прыгай! — не выдержал я и прошипел сквозь зубы.

Конечно же меня не слышали. Я находился в метрах четырёхстах, или больше, от ближайшего турецкого корабля. Да и не стремился я докричаться. Говорил тихо, лишь для себя.

Наступал критический момент. Нужно максимально мощно произвести десяток гребков, а потом правильно, чтобы не замедлить ход лодок, прыгнуть в воду — и как можно дальше и быстрее устремиться от будущего эпицентра взрыва и огня.

— Бах-бах! — с одного из турецких фрегатов прозвучало два выстрела.

Вот же, всё-таки какой-то гад предусмотрительный на ближайшем фрегате нашелся! Имел заранее заряженные пистолеты.

— Бах! — прозвучал ещё один выстрел в сторону диверсантов.

Было крайне плохо видно и невозможно оценить, достигли ли пули своих целей. Я наблюдал лишь только смутные силуэты, плохо различимые в предрассветной дымке, или остатках ночного тумана. Поэтому я и не видел, спрыгнули ли в воду мои бойцы, все ли это сделали.

В это время раздавались и другие выстрелы, но, как мне показалось, не по русским диверсантам. Лодок на воде было уже более чем предостаточно, чтобы говорить об их множестве. И то, что первые две являются на самом деле брандерами, не факт, что турки поняли.

— Ба-бах! — с одного из фрегатов, слава богу, что не с того, который сейчас подвергался атаке, прогремел пушечный выстрел.

Вот тут я увидел, как картечью смело тех людей, которые устремились за помощью к своим союзникам, но союзники вмиг стали врагами. Каждый спасает свою шкуру. И нужно будет об этом обязательно и написать в своих «записках о Крымской войне» и распространить среди татар. Пусть хоть у кого-то возникнет четкое чувство отвращение к своим турецким союзникам. Вообще в этом направлении нужно очень плотно работать. Не только же страхом держать Крым… Ох, далековато я заглядываю.

— Давай! — в своих мыслях я чуть не пропустил кульминацию событий.

Бойцы стали нырять, покидая свои лодки. А те…

— Ба-ба-бах! — прозвучал оглушительный взрыв, кратно громче, чем до того выстрелила пушка.

Моментально загоревшаяся горючая смесь дождём обрушилась на ближайший к лодкам диверсантов фрегат. Кляксы смеси не стекали по обшивке корабля, они были тягучими, успевали поджечь одну доску, чуть сползли, и другая загоралась. И таких плямок множество. Так что и речи не могло быть, чтобы даже организованная команда смогла в своей работе за живучесть корабля, потушить огни.

— Ба-бах! — последовал ещё один взрыв, исходящий от второго брандера.

И пространство вокруг резко осветилось. Увиденное мне не особо понравилось. Лучше всего я был бы доволен, наблюдать за сражением с борта корабля. И мы могли бы взять на абордаж один фрегат под покровом ночи. Но в данном случае жесткая сцепка нам только в ущерб. Уже скоро команды других кораблей нас бы вырезали.

Так что, за неимением возможности заполучить мечту, я бы предпочёл видеть развалившийся турецкий корабль, который ещё к тому же и горел бы. Но нет, у фрегата лишь немного разворотило деревянную обшивку сбоку, куда ударили брандеры.

Так что надежда на уничтожение корабля лишь только взрывом покидала меня, оставляя место для зарождающейся надежды сжечь корабль, с помощью горючей смеси из смолы, масла и нефти. И не один корабль, а все, кто стоит в сцепке

И вот тут, похоже, всё для нас выглядело куда как оптимистичнее.

— Кашин, действуй! — командовал я, начиная второй этап операции.

Двадцать восемь бойцов отправились на другое задание. Благо, что недалеко. Все наши цели были рядом — или в самом порту, или около него. Я же с пятью бойцами пока оставался и смотрел за тем, как разгораются турецкие корабли. Моё укрытие было на чердаке одного из небольших складов, уже наполовину пустого, без чего-либо существенного и ценного. Находиться сейчас внизу было очень опасно.

Будто те тараканы, из многих щелей выбегали вооружённые турки и татары. Хотя, вроде бы, тараканы наоборот — когда включается свет, разбегаются в разные стороны. Значит, это были тараканы наоборот. Или мотыльки, которые на свет слетаются. И так же бестолково ведут себя. Мотыльки ударяются о светильник, а вооруженные люди вообще были в растерянности.

Начался ещё больший хаос, но только уже кровавый. Неорганизованные, не понимающие, что вообще происходит, вооружённые люди почти сразу стали применять меры насилия. Полилась кровь. Можно было бы долго рефлексировать по поводу того, что это мои действия спровоцировали разворачивающуюся кровавую баню. Но на войне, как на войне!

И не я сейчас стреляю и рублю всех тех бедолаг, которые теперь уже и не знают, куда бежать, мечутся, периодически наталкиваясь на турецкие ятаганы или татарские сабли. Это так защитники ведут себя по отношению к тем, оборонять кого должны.

Задачей Кашина было взять под свой контроль наиболее крупный склад вооружения турецкого гарнизона. И, отправляя Ивана на это задание, я был уверен, что он справится. Сейчас же, когда наблюдал в свете, исходящем из горящего корабля происходящее, уверенности во мне прибавлялось.

Вокруг начинался такой беспредел, которому можно было бы приписать лозунг: «Спасайся, кто может!». Только спасения никакого не было. Русские войска должны были увидеть зарево, и наши конные отряды, как и штурмовики, должны были идти на приступ, на самом деле не самой могучей крепости города. Не был готов Гизляр к войне. Ханство не ожидало такой прыти от нас, русских. Надеялись, наверное, что будет что-то вроде походов Василия Голицына, в первый из которых даже до Перекопа русские войска не дошли.

Взять и быстро отплыть подальше от горящего корабля, тем более в условиях жёсткой сцепки, практически невозможно. Тем более, если это парусники. Ситуацию для турок наверняка усугубляло ещё и то, что они явно решили отдохнуть перед утренним выходом в море.

И теперь они, пока окончательно проснутся, пока в бессилии что-либо сделать, будут метаться из стороны в сторону, злейший враг человечества — огонь (он же и ближайший друг людей) сожрёт турецкую эскадру в городе.

— Захватить бы хоть один кораблик, — бурчу под нос, стараясь в подробностях рассмотреть в зрительную трубу происходящее.

Не оставляло чувство упущенных возможностей. Даже один турецкий фрегат в Чёрном море, ставший русским — это было бы величайшим подспорьем для всего русского флота. А ещё я не лишён честолюбия, и было бы приятно, если бы в истории остался тем, кто даст будущему Черноморскому русскому флоту первый фрегат.

Но разум возобладал. И теперь мы жгли турецкий флот. Огонь уже перекинулся на рядом стоящую галеру, дальше — на соседний фрегат. Со стороны моря было не просто светло. Рассмотреть было нелегко, что там происходит — слишком ярко. Но я увидел, что на скамьях галер начались схватки. Нет, это не диверсанты Фролова вступили в бой. Они, как я надеюсь, уже плывут к берегу целыми и невредимыми. Рабы на галерах не захотели ни за грош гореть в огне.

Посмотрев немного левее, я подумал, как бы не было какого-нибудь международного скандала. Недалеко от турецких кораблей стояла ещё и галера венецианцев. Они, насколько мне было известно, решили поступить похожим образом, как и Алексис — скупали за бесценок то, что смогут продать у себя на родине за приличные деньги. Что ж, жажда наживы погубила их, так как венецианцы вспыхнули следующими.