Родная гавань (СИ) - Старый Денис

— Бах! Бах! Бах! — вдалеке я смог различить звуки пушечных выстрелов.

Значит, Лесли не подвёл. Он повёл русские войска на город. И теперь остаётся лишь продержаться до прихода своих.

— Уходим! — сказал я, резко поднимаясь и направляясь к лестнице, приставленной к чердаку.

Я уже понял, что турецким боевым кораблям, и не только боевым, не спастись. Огонь охватил четыре судна и спешно перекидывался на другие.

Я скинул тюрбан, который был не то чтобы просто неудобным, а, скорее, ненавистным головным убором. В руке пистолет, ещё два за поясом. Холодного оружия, если не считать спрятанный под халатом немалого размера нож, у меня не было. Слишком много вопросов могло возникнуть у турок и татар, если бы приказчик торговца носил саблю, не говоря уже о шпаге.

— Бах! — выстрелил вперёд немного опережающий меня боец.

— Бах! Бах! Бах! — последовали и другие выстрелы, когда неожиданно на нас выскочила группа из восьми вооружённых, с бешеными глазами, турок.

Четверо врагов были ранены или убиты, оставалось же ещё четверо. А у нас нет холодного оружия. Понимая, что выхватить пистолет не успеваю, резко ухожу в сторону, а там, где я был, со свистом пролетает турецкий ятаган.

— Хух! — на выдохе бью турка в челюсть.

Успеваю расслышать приятный для моих ушей хруст костей врага. Турок заваливается, а я успеваю подхватить у него ятаган. Вот теперь я ещё и с холодным оружием. Тяжёлый, неудобный, или скорее непривычный. Я-то рад был, прежде всего, наличием холодного оружия, хотя уже привык больше колоть, чем рубить. Но уверенности появляется чуть больше.

— Бах! — звучит ещё один пистолетный выстрел, завершающий разгром небольшой турецкой группы.

— Пистолеты зарядить, ятаганы взять! — командую я, но мои пять бойцов и без того уже обчищают турок.

Хотел сделать замечание, что некогда шарить по карманам, но решаю, что две секунды, которые понадобятся для того, чтобы срезать с пояса мешочки с серебром или с золотом, сильно погоды не сделают. А то, что мои бойцы будут богатеть — считаю только положительным аспектом. Смелость и дерзость должны хорошо оплачиваться!

— Вперёд! — командую я.

Жду, когда один боец меня немного опередит, и в таком же порядке, где я — посередине нашего небольшого построения, выдвигаемся в сторону ранее разведанного оружейного склада.

Вокруг светло, словно днём. Выстрелы и взрывы со стороны укреплений города слышны уже более отчётливо. А уже мы дошли до склада.

Останавливаемся, пока не выходя на просматриваемое со скрала пространство. Мало ли, свои же пульнуть могут. И легко. Ибо нечего тут ходить без пароля!

— Гвардия! — громко произношу я пароль.

— Не сдаётся! — последовал ответ.

— Кашин, ко мне! — тут же приказываю я, выбегая из укрытия к своим.

Вокруг самоотверженно работают мои бойцы. Вокруг склада быстро возводятся баррикады. Доски, какие-то тюки с вещами, несколько телег — всё это уже выставлено по периметру.

— Ваше высокоблагородие! — запыхавшись, говорит Кашин.

При этом он не отвлекается, помогает тянуть пушку. Скорее, даже фальконет [малую пушку].

— Вот, командир, — говорит Кашин, с самодовольной улыбкой указывая на пушку. — Таких там пять.

— Сколько фузей на складе? — внутренне радуясь добыче, всё же не отхожу от делового тона.

— На роту будет! — отвечает Иван Кашин.

— Командуй солдатами, чтобы заряжали всё, — командую я.

— Бах! Бах! Бах! — прозвучали пистолетные выстрелы справа.

Я пригнулся и сразу же развернулся в ту сторону. Двое вооружённых татар корчились в предсмертных судорогах.

— Таких здесь немало! Уже с два десятка побили! — говорил, словно бы хвастался, Кашин. — Выскакивают малыми кучками. Мы их стреляем, как зайцев.

— Если у врага найдётся хоть один неглупый офицер, то они скоро придут подрывать этот склад, — сказал я.

— Уже были одни, мы отогнали, — сообщил Кашин.

Прошло пять минут, не больше, но они были такими тягучими, словно прошёл целый час. Зарево в порту становилось ещё более ярким. И даже не было заметно, что на востоке начинает всходить солнце.

Пожар переметнулся в порт, где уже горели несколько построек. Мимо нас все чаще пробегали люди, спасаясь от пожара, который для многих оказывался большей опасностью, чем идущие на штурм города русские войска.

С нашей стороны выстрелы звучали в таких людей только в том случае, если они целенаправленно приближались к нам. Мирные? Гражданские? Да, возможно, среди них больше было тех, кто надеялся не на силу оружия, а уже уповал только на волю Аллаха или Господа Бога. Но и у нас не было центра сбора ни пленных, ни беженцев. У нас был особо охраняемый объект.

— Турецкий отряд на четыре часа, прячется за соседним домом. До полусотни! — выкрикнул один из бойцов, задача которого была следить за обстановкой с крыши большого склада оружия.

— Направь туда пушки! — приказал я Кашину, который с момента моего появления здесь не отходил от меня ни на секунду.

И всё-таки у противника нашлись те люди, которые понимали, что такое честь, не желающие, чтобы оружие досталось русской армии. Ну да я и не считал ни турок, ни татар трусливыми идиотами. Просто мы стали сильнее, неожиданнее, дерзкими.

С криками турки отчаянно рванулись в атаку. Успел заметить, что здесь было ещё не менее двух десятков татар. И не пятьдесят было врагов, а как бы не под сотню.

— Бах! Бах! — выстрелили две пушки, и железные шарики, скорее всего, французской выделки, полетели в сторону напирающего неприятеля.

Первые ряды бегущих толпой турок снесло, словно косой.

— Бах! Бах! Бах! Бах! — тут же начали разряжать французские и турецкие ружья мои бойцы.

Но турки с татарами бежали. Они лишь ненадолго замедлялись, чтобы не споткнуться о тела своих товарищей. Наверняка понимали — всё, теперь им деваться некуда. А зверь, загнанный в угол, чаще всего кидается вперёд.

— Бах! Бах! Бах! — уже в ход пошли пистолеты моих бойцов.

И вот один турок взлетает на наши наспех сооружённые баррикады. Ловко забирается на них.

— Бах! — разряжаю и я свой пистолет.

Попадаю турку в ногу, и он кубарем летит с верха перевёрнутой телеги. Но на спину ему уже полезли другие враги.

Пистолетные выстрелы звучат, стреляют и ружья. Единицы противника падают с наших баррикад, так и не спустившись вниз. Единицы… Другие же уже внизу, вперёд — с клинками.

— В штыки! — командую я.

Стоящий рядом плутонг солдат делает слаженный залп и быстрым шагом направляется к прорвавшемуся противнику. Я иду рядом, уже со шпагой. Нашёл на складе и такое оружие.

Звук ударяющегося металла предвещает начало рукопашной схватки. Это самое сложное и жестокое, что случается на войне. На меня, видимо определив, что я офицер, устремляются сразу два турка. Вынужденно делаю три шага назад, разрывая дистанцию. Один из турков вырывается вперёд. Он заносит для удара свой ятаган, но я успеваю провести атаку. Делаю выпад, чуть ли не сажусь в шпагат, но достаю парня и прокалываю живот одному из своих противников. Молодого парня, с выпученными от боли глазами, отталкивает в сторону его же сослуживец.

Второй уже сбоку. Ничего не успеваю, кроме как опрокинуться на землю и перекрутиться в сторону. Турецкий ятаган рассекает пространство, где только что был я. Турок на мгновение теряет ориентацию. Я использую это время для того, чтобы достать последний оставшийся заряженный пистолет.

— Бах! — стреляю, не целясь.

Успеваю удивиться, что попал прямо в голову. Враг заваливается на спину, а меня обходит ещё один плутонг бойцов, устремляющихся в штыковую атаку. Слышу выстрелы, доносящиеся где-то за остатками турок. Не верю, что такое может быть, но рациональное мышление подсказывает, что к нам пришли на помощь.

— Бах! Бах! Бах! — стреляют мои бойцы.

— Ба-бах! — отправляет в полёт картечь ещё одна пушка.

И тут турки дрогнули. Их оставалось вряд ли больше трёх десятков. И они врассыпную побежали прочь.