— Спасибо. Родной отец не смог бы меня утешить лучше, чем ты.
— У Стивенсона была «родная мать», — заметил КИР [2].
— Зануда.
— От зануды слышу.
Лес приближался.
Сверху было хорошо видно, что осень уже плотно вступила в свои права — жёлтые, оранжевые, красноватые пятна различных оттенков смело мешались с зелёными, создавая внизу красующийся под солнцем сплошной ковёр листвы. Пока ещё ковёр. Скоро он опадёт на землю, побуреет под дождями, а там и зима с её снегами и морозами.
На ум пришли строчки песни из фильма «Котовский», до съёмок которого осталось меньше года:
Мама, мама, что мы будем делать,
Когда настанут зимни холода?
У тебя нет тёплого платочка,
У меня нет зимнего пальта!
Потом ещё эти строчки, слегка переделав, вплёл в свой гениальный фильм «Кин-дза-дза» Георгий Данелия.
Так, товарищ киноман, не расслабляться.
Ниже, ниже, ещё ниже…
Вон удобная поляна посреди лесного массива. Довольно большая, попасть легко. Чуть-чуть подобрать стропы… вот так. Ну, приземляемся.
Это пока ты в сотнях метров от земли, кажется, что опускаешься медленно и плавно. На самом деле скорость спуска на ПЛ-3М около пяти с половиной метров в секунду. Почти двадцать километров в час. Прилично. Подвернуть ногу — легко. Если не знать, как приземляться.
Максим знал.
В сотне метров от земли он развернулся по ветру, сомкнул ноги и чуть согнул колени.
В сорока метрах вынес ноги чуть вперёд, напружинил мышцы.
Земля!
Принял удар обеими ступнями, упал на правое плечо, прижимая локоть к телу. Рядом мягко опал парашют.
Вскакивать сразу же не стал, огляделся лёжа. Прислушался.
Вроде, никого. Деревья слегка шумят под ветерком в тридцати метрах дальше, на опушке. Сверху доносится уже отдалённый звук множества авиационных моторов, треск пулемётных очередей и частое уханье автоматических пушек. Там продолжается бой.
А здесь, внизу, тихо.
Он поднялся, освободился от парашюта. Подумал было спрятать, но плюнул. Зачем? Найдут — и ладно. А ему уходить надо.
— Где сейчас фронт, КИР, хотя бы примерно?
— На востоке, где ж ещё. Сорок — пятьдесят километров, точнее не скажу. Нам нужно выйти к селу Петровка-Роменская, это километров тридцать отсюда. Потом — на Гадяч.
— Гадяч? Первый раз слышу.
— Город в Полтавской области, районный центр. Немцы возьмут его только двадцать седьмого сентября. Сегодня у нас тринадцатое. Две недели, время есть.
— Так получается, здесь серая зона сейчас?
— Что-то в этом роде. Будь начеку.
— Я всегда начеку.
Парашют всё-таки наскоро собрал и сунул под разросшиеся у земли ветки ближайшего боярышника. Так, чтобы со стороны не сразу заметить.
Боярышник был густо усыпан красными плодами, похожими на маленькие яблоки. Максим вспомнил, как мальчишками они обдирали ещё не созревший до конца боярышник возле школы. Сорвал одно «яблочко», попробовал.
А ничего! Уже сладковатое, есть можно.
Нарвал полные карманы (в его положении никакой едой пренебрегать не следует), вошёл под деревья.
Ну, здравствуй, поздоровался мысленно с лесом. Недолгим было расставание. Укроешь? Надеюсь на тебя.
Ветерок пробежал по ветвям, деревья зашумели, словно отвечая. Укроем, мол, даже не сомневайся.
Офицерский компас у Максима был, но он и без него прекрасно знал, где восток. Туда и пошёл.
Месяц, проведённый в лесу с партизанами, плюс врождённые и наработанные способности сказывались самым наилучшим образом, — ему не нужен был и сверхрежим, чтобы двигаться быстро и бесшумно. Ладно, почти бесшумно. При этом сам он слышал всё: перекличку птиц, шелест листвы, шорох ежа в ближайших кустах. Особенно прислушивался к птицам — они первые, кто сигнализирует об опасности. И самые первые — сороки.
Вот и сейчас.
— Хке-хке-хке, — характерно застрекотала одна впереди и правее.
— Чехчехчех — быстро и встревоженно ответила другая.
Максим остановился, поднял голову. Между ветвей мелькнуло чёрно-белое оперенье.
Что-то их обеспокоило.
Что?
Максим вошёл в сверхрежим, прислушался.
Звуков сразу прибавилось. Теперь он слышал, как падают в траву осенние листья. И не только это.
Вот они. Шаги. Осторожные, но недостаточно бесшумные, — нет-нет да и хрустнет тихонько тот же опавший лист под ногами. Или сухая веточка.
Трое идут. Держатся рядом, но не вплотную. В пределах видимости друг друга. Идут по направлению к нему.
Впереди раскинул ветви дуб. Не старый, но и не юный — в самый раз.
Максим вышел из сверхрежима (энергию нужно беречь) подпрыгнул, ухватился за ветку и через две секунды исчез среди ещё зелёной листвы на четырёхметровой высоте.
Поиграем в Робин Гуда.
Идущих было уже слышно и без всякого сверхрежима.
Да, трое.
Не торопятся, но и не медлят. Не разговаривают.
Ближе, еще ближе…
Вот они.
Внизу, между ветвей, мелькнула пятнистая зелёно-коричневая куртка и каска, на которой красовался импровизированный венок из травы.
Теперь Максим видел и оружие — уже почти родной MP-40 на груди.
Немец.
Разведчик.
Коллега, мать его так.
Максим нащупал в кармане ТТ. Передумал и достал нож. Побережём патроны.
Хрустнула ветка.
— Дерьмо, — громким шёпотом выругался немец и остановился.
Почти точно под Максимом.
— Что там, Фридрих? — послышался второй голос.
— Ничего, — сердито ответил первый. — На ветку наступил. Эти чёртовы русские леса сведут меня с ума.
— Тихо, — вступил третий. — С ума сошли?
— Да нет здесь никого, — сказал Фридрих. — Расслабься, Йоганн. Давай лучше покурим.
Прошуршали шаги.
Внизу сошлись трое.
[1] Скоростной бомбардировщик СБ, так их звали лётчики в Испании, майор Коробков как раз в Испании воевал.
[2] Песня из кинофильма «Волга-Волга», 1938 год.
[3] 'И родная мать не могла бы утешить меня лучше,
чем вы!' — цитата из «Остров сокровищ» Роберта Стивенсона.
Глава восьмая
Одинаковые пятнистые куртки. Одинаковые каски, обмотанные для маскировки пучками травы. Одинаковые автоматы.
Точно, разведка.
— Слушай, какое покурим? Русские могут быть рядом, — сказал Йоганн.
— Могут. Но их нет, — уверенно ответил Фридрих. — Верь мне. Сколько мы прошли уже, километров семь-восемь?
— Где-то так, — согласился Йоганн.
— Вот. И ни одного русского. Даже следа.
— Ну, не знаю…
— Зато я знаю. Закуривайте, камрады, — Фридрих протянул товарищам пачку сигарет.
Йоганн и третий, молчаливый, имени которого Максим так и не услышал, вытащили по сигарете. Фридрих тоже взял.
Щёлкнула зажигалка.
На мгновение Максиму даже стало жаль их.
Но только на мгновение.
Мы вас сюда не звали.
И вообще, не хер расслабляться в рейде. Разведка, мать вашу, покурить они захотели.
Он прыгнул вниз, на лету выщёлкивая лезвие ножа.
Приземлился за спиной Фридриха.
Левой дёрнуть за подбородок на себя и вверх.
Ножом по горлу.
Сорвать автомат, передёрнуть затвор.
Так и не докуривший свою последнюю сигарету Фридрих, уже падает на землю, пытаясь зажать руками страшную рану на горле.
Увы, ничего не получится. Ещё несколько секунд, и ты сдохнешь. Как и твои товарищи.
Две короткие очереди. Сначала по осторожному Йоганну, а затем по третьему, молчаливому. Целясь обоим в область сердца.
Дададада!
Дададада!
Они дажене успели понять, что произошло — свалились мешками на землю.
Прибавится красненького в осеннем лесу, подумал Максим.
Несколько раз воткнул лезвие в землю, очищая от крови. Вытер о маскировочную куртку Фридриха, сложил и спрятал нож. Теперь оружие и документы.
Он уже заканчивал обыск мёртвых тел, когда услышал за спиной лёгкий шорох.
Вошёл в сверхрежим.
Двое. Метрах в пятнадцати, за кустами. Прячутся. Ветер от них. Запах пота, махорки и кирзы. А также сгоревшего пороха и оружейного масла. Наши.
