Так, что там у нас? Кажется, всё.
Он разжал ладонь.
— Ватка найдётся?
Доктор молча плеснул в чистую чашку медицинского спирта, отщипнул кусок ваты:
— Позволь ладонь.
Максим протянул ему ладонь.
Доктор Сергеев, ватой, смоченной в спирту, стёр кровь.
На ладони белел едва заметный тонкий шрам.
— Невероятно, — пробормотал доктор.
— Уже завтра не останется вообще никаких следов, — сказал Максим.
Военврач третьего ранга Сергеев Евгений Сергеевич достал ещё две чашки, в одну плеснул спирта, в другую воды.
— Это надо запить, — сообщил.
Они чокнулись, выпили.
Доктор запил спирт водой, протянул чашку Максиму.
Тот втянул носом воздух, улыбнулся и сказал:
— После первой не закусываю.
— Силён, — покачал головой Сергеев. — Но вторую не налью, много будет. Давай, рассказывай, как это у тебя получается. Если бы своими глазами не видел, ни за что бы не поверил.
— Да что рассказывать… — Максим пожал плечами. — Нечего особо и рассказывать. Это с детства у меня. Во-первых, и так любые порезы, синяки и ушибы на мне очень быстро заживают.
— А во-вторых? — спросил доктор, пристально глядя на Максима.
Максим видел, чувствовал, что Евгений Сергеевич не только замечательный врач, но и хороший, порядочный человек.На вид ему было лет пятьдесят пять.
Значит, родился примерно в тысяча восемьсот восемьдесят шестом году и получил образование ещё в царской России. Потом революция, гражданская война… Теперь, вот, Отечественная. И всё он пережил и остался человеком. Это дорогого стоит. Такому человеку можно доверять и быть с ним откровенным. До известной степени, разумеется.
— А во-вторых, я научился этому процессу немного помогать, — решился Максим. — Вы сами видели.
— Да, видел. Поэтому и спрашиваю.
— Это трудно объяснить. Думаю, у меня просто есть такая способность… Я закрываю глаза и каким-то внутренним взором вижу повреждённое, больное место в своём организме. После этого мысленно отдаю приказ на исцеление. Как бы подстёгиваю клетки, чтобы быстрей делились.
— И они слушаются, — сказал доктор.
— Ага, — простодушно подтвердил Максим.
— А головная боль? — заинтересованно спросил Евгений Сергеевич. — Зубная? Или, не дай бог, сердце? Хотя, что я спрашиваю, сердце у тебя здоровое, как у молодого быка.
— Так и зубы здоровые, — сказал Максим. — Никогда не болят. Голова тоже.
— А с похмелья?
Максим рассмеялся.
— Стараюсь не пить столько, чтобы наутро было похмелье, — сказал он. — Но если даже перебираю норму, то похмелья всё равно не бывает. Встаю, как огурчик.
— Здоровая раскаченная печень, — кивнул доктор понимающе. — Эх, провести бы с тобой несколько экспериментов, понаблюдать…
— Нет уж, увольте, — возразил Максим. — Я — истребитель, а не подопытный кролик. Знаю я вас учёных-эскулапов, только волю дай, замучаете анализами и всякими исследованиями.
— Это мы можем, — согласился Евгений Сергеевич. — А что ты хотел? Наука, как и искусство, требуют жертв. Впрочем, это всё так, лирика и беспочвенные мечты. Разве что после войны, если будем оба живы. А? — он с надеждой посмотрел на Максима.
— Обещаю, — сказал тот. — Если после войны оба будем живы, соглашусь на исследования, так и быть. В конце концов, на какие жертвы только не пойдёшь ради народного счастья!
— Вот! — поднял палец Евгений Сергеевич. — Молодец, слышу слова ответственного человека, — он задумался. — Только вот что мне сейчас с тобой делать, ума не приложу. Эта твоя амнезия…
— Разрешить летать, конечно же, — сказал Максим. — Чёрт с ней, с амнезией. В конце концов, она может и пройти, верно? Я слышал, такие случаи бывают.
— Бывают, — подтвердил Евгений Сергеевич. — И довольно часто. Ладно, бог тобой, летай. Бей врага. Возьму ответственность на себя.
[1] Молодец —жаргонное выражение из того времени и позже.
[2] «В бой идут одни 'старики», 1973 год.
[3] Кирпонос Михаил Петрович — генерал-полковник, командующий Юго-Западным фронтом.
[4] Была разработана советскими физиками-теоретиками Исааком Френкелем и Алексеем Михайловым в 2062-м году. На конец 21 века является основной теорией, объясняющей устройство мироздания.
[5] Слова из сатирической «Песенки бюрократа» на с
лова В. Лебедева-Кумача, 1931 год.
Глава седьмая
— Вот здесь, — показал на карте командир полка майор Коробков. — Лохвицы. Сто сорок километров от нас. Наша задача — сопровождать «катюшки» [1] из сто тридцать второго бомбардировочного. Гудериан рвётся замкнуть котёл, постараемся ему помешать. Вылет, — он посмотрел на часы. — Через двадцать минут. Свободны.
Комбез, планшет, шлем, очки, лётные краги, парашют, компас. Плюс к этому пистолет ТТ запасная обойма к нему и выкидной нож со стопором в карманах комбеза. За последний спасибо механику Владлену и младшему лейтенанту Максимову, на чьей машине он летает. От него нож остался. Хороший нож, к слову. Крепкий, острый, надёжный. Достойная замена ножу из корабельного НАЗа, который лежит теперь в лесном схроне у села Лугины.
Даст бог, когда-нибудь заберу, подумал он. А не даст — и ладно, обойдёмся тем, что есть.
Что ещё? Трёхсотграммовая плитка шоколада во внутреннем кармане.
Семьсотпятидесятиграммовая алюминиевая фляга с водой в брезентовом чехле на ремне.
Не берут лётчики с собой воду? Он берёт. Вода — это такая вещь, что всегда может пригодиться.
— Потому что без воды и ни туды, и ни сюды [2], — пропел он негромко.
Готов? Готов.
Максим шагал к самолёту, поглядывал в чистое синее небо, уже начавшее по-осеннему менять цвет, и думал о том, что сегодня, тринадцатого сентября, исполняется ровно месяц, как он провалился во времени на сто пятьдесят четыре года назад.
Во времени и пространстве, уточнил он сам для себя. Не будем забывать, что «Пионер Валя Котик» переместился к Земле из-за орбиты Юпитера, мгновенно покрыв расстояние в десятки миллионов километров. Так что нуль-перемещение удалось. Как удавалось оно «Вишенке-1» и «Вишенке-2» — автоматическим прототипам его корабля. Только «Вишенки» вернулись домой, а он… Тоже домой, но с разницей в сто пятьдесят четыре года. И что?
Привык, вот что главное.
Какой-то месяц, а он уже привык. Вжился. Ещё, пожалуй, не настолько, чтобы ощущать себя так, словно родился здесь и прожил всю жизнь (ощущать Николаем Святом, усмехнулся он про себя), но близко.
Только тонкая рубашка из поляризованного углерита, неизменно носимая им под формой, и друг-КИР напоминают о том, что он совсем из другого времени.
Ну и память, конечно.
Его собственная память. Она не даст забыть, сколько не вживайся. И это правильно. Человек всегда и при любых обстоятельствах должен помнить, кто он и откуда.
Возле самолёта уже ждал авиамеханик — младший сержант Владлен Сорокин.
— Как машина? — спросил Максим.
— В полном ажуре, товарищ младший лейтенант, — бодро отрапортовал механик.
— Отлично.
Максим уже привычно вскочил на крыло, опёрся руками о края кабины и одним ловким движением оказался в кресле. Пристегнулся.
Рычажки аккумулятора, генератора и рации — вверх, в положение «вкл.»
Пожарный кран слева в положение «открыто».
Расстопорить ручку заливного насоса справа и качнуть несколько раз топливо. Застопорить ручку.
Переключатель крана заливной системы справа внизу перещёлкнуть в разные положения на пару секунд в каждом и вернуть в первоначальное.
Проверить давление бензина (циферблат слева внизу). Одна атмосфера, нормально.
Ручку магнето в положение «один плюс два».
Высотный газ, рукоять по левому борту, в положение «норм».
Регулятор оборотов винта в положение «номинал».
Створки капота (рычаг справа вверху) — открыть.
Вытянуть стартер на десять-двенадцать секунд.
Один, два, три… пять…. восемь… десять…
