Змея сновидений - Макинтайр Вонда Нил

Снейк снилась ему каждую ночь – во всяком случае, в те ночи, когда ему вообще удавалось заснуть. Никогда еще прежде он не испытывал ничего подобного по отношению к женщине. Он бережно перебирал в памяти драгоценные воспоминания – вот они прикоснулись друг к другу, вот оперлись друг о друга, поджидая рассвет в пустыне, вот ее пальцы погладили синяк на его щеке… Он помнил до мельчайших подробностей сцену в палатке, возле постели Стэвина, когда он обнимал, утешая ее… Какая нелепость – счастливейшим моментом в его жизни был тот миг, когда он обнял ее в надежде, что она останется с ним… чтобы тут же узнать, что она уходит. «А ведь она могла остаться», – подумал он. Отчасти из-за того, что племени нужен целитель, отчасти, возможно, из-за него, Аревина. Она бы побыла здесь подольше, если бы могла.

Когда Снейк ушла, он заплакал – впервые за все время, что помнил себя. Хотя понимал, что она не захочет остаться – теперь, когда ее лишили самого ценного. Он слишком хорошо понимал, каково это – быть ни на что не пригодным, ибо теперь и сам чувствовал себя именно так же. Да, он был ни на что не пригоден – и ничего не мог с этим поделать. Каждый день он вставал с надеждой, что Снейк возвратится, хотя понимал, что его надежды тщетны. Он даже представить не мог, куда она отправилась, преодолев пустыню. Покинув станцию, она могла бродить и неделю, и месяц, и полгода – прежде чем достичь пустыни и пересечь ее в поисках новых мест и новых людей.

Нужно было пойти с ней. Теперь он точно знал это. В своем безутешном горе она не захотела принять его помощь, но ему следовало бы догадаться, что она ни за что не сумеет объяснить своим наставникам, что здесь произошло. Никакая проницательность не помогла бы постичь всю глубину страха народа Аревина перед змеями. Сам Аревин мог понять это – на основании личного опыта. Он слишком отчетливо помнил ужас той ночи, когда умирала его сестренка, он помнил струйки холодного пота, побежавшие по его спине, когда Снейк попросила его подержать Дымку. Да, он знал, что это такое – смертельный страх, он испытал его, когда увидел укус песчаной гадюки на руке Снейк и решил, что она умрет – эта девушка, которую он уже успел полюбить.

Снейк явила два чуда – единственные чудеса в жизни Аревина. Во-первых, она не умерла, а во‐вторых, она спасла от смерти Стэвина.

Младенец моргнул и крепче вцепился деснами в палец Аревина. Аревин соскользнул с валуна и протянул вперед руку. Гигантское животное положило морду ему на ладонь, и он почесал ее под горлом.

– Ты покормишь это дитя? – спросил Аревин. Он потрепал корову по крутому боку, погладил по спине и животу и опустился на колени подле нее. У нее уже почти не было молока в это время года, но теленок уже перестал сосать. Аревин отер рукавом сосок и поднес к нему малыша. Ребенок боялся гигантского чудовища ничуть не больше, чем сам Аревин, и, жадно приникнув к соску, принялся сосать.

Когда дитя утолило голод, Аревин снова почесал корову под горлом и взобрался на свой валун. Ребенок вскоре заснул, вцепившись тоненькими пальчиками в руку Аревина.

– Брат!

Аревин оглянулся. Предводительница рода взобралась на валун и уселась рядом с ним. Ее распущенные длинные волосы слегка шевелились под слабым ветерком.

Она склонилась над младенцем и улыбнулась:

– Как он себя вел?

– Превосходно.

Она откинула прядь волос со лба.

– С ними гораздо проще, когда их уже можно посадить на спину. Или даже опустить на землю – хотя бы ненадолго. – Она улыбнулась. Сейчас в ней не осталось ни капли того сдержанного достоинства, что обычно читалось в ее лице, когда она принимала высоких гостей.

Аревин вымученно улыбнулся.

Она положила свою руку на его – ту, что обнимала ее дитя:

– Мой дорогой, я должна спросить тебя – что с тобой происходит?

Аревин, застигнутый врасплох, пожал плечами:

– Я постараюсь исправиться. В самом деле, последнее время от меня мало толку.

– Ты думаешь, что я пришла чтобы корить тебя?

– Это было бы лишь справдливо. – Аревин избегал смотреть в глаза предводительнице, он не отрывал взгляда от ее ребенка. Сестра отпустила его руку и обняла Аревина за плечи.

– Аревин, – сказала она, назвав его по имени в третий раз за всю жизнь, – Аревин, ты очень важен для меня. Со временем ты можешь быть избран вождем – если пожелаешь. Но ты должен взять себя в руки. Если она не хочет тебя…

– Мы оба хотели друг друга, – ответил он. – Но она не могла оставаться здесь, она не могла работать и не пожелала, чтобы я отправился с ней. А теперь я не могу пойти за ней. – Он посмотрел на младенца сестры. После смерти его родителей Аревина приняли в семью сестры. В ней было шесть взрослых партнеров, двое – нет, теперь уже трое – детей и Аревин. Его обязанности не были четко определены, однако он чувствовал себя ответственным за детей. Особенно теперь, когда близился переход на зимние пастбища и роду требовалась помощь каждого человека. До самого конца утомительного путешествия мускусные быки требовали неусыпного надзора денно и нощно, иначе животные время от времени отбивались от стада, забредая на восток в поисках новых пастбищ, и пропадали уже навсегда. Поиски пищи были столь же мучительно тяжелы и для людей в это время года. Но если они придут на пастбища слишком рано, едва проклюнувшаяся трава будет слишком мала и нежна и быки вытопчут ее своими копытами.

– Брат, скажи мне, что ты хочешь сказать.

– Я знаю, что роду нужен сейчас каждый человек, каждые руки. Я тоже ответствен перед людьми, перед тобой, перед этим ребенком… Но целительница… Как она объяснит, что случилось здесь? Как она сможет объяснить им то, что и сама не в силах понять? Я видел, как ее укусила песчаная гадюка. Я видел, как кровь и яд текли по ее руке. А она – она даже не обратила внимания. Она сказала, что даже не почувствовала этого.

Аревин посмотрел на сестру с некоторым сомненением: он еще никому не рассказывал про песчаную гадюку, справедливо подозревая, что ему просто не поверят. Предводительница была явно потрясена, однако не возразила ни слова.

– Как она сможет объяснить наш страх перед этой маленькой змейкой? Она скажет своим наставникам, что совершила ошибку и потому змея-греза была убита. Она винит во всем себя. Наставники тоже обвинят ее и строго накажут.

Предводительница устремила взгляд к горизонту. Потом подняла руку и заправила прядь седеющих волос за ухо.

– Она гордая женщина, – наконец сказала она. – Ты прав. Она не станет оправдываться. Ни за что на свете.

– И она не вернется сюда, если они изгонят ее. Я не знаю, куда она отправится тогда, но мы уже никогда не увидим ее.

– Приближается сезон бурь, – коротко ответила предводительница.

Аревин кивнул.

– Если бы ты отправился за ней…

– Но я не могу! Не сейчас!

– Мой дорогой, – промолвила мягко сестра, – мы живем так, чтобы каждый из нас был свободен настолько, насколько это возможно, вместо того чтобы лишь некоторые из нас пользовались неограниченной свободой. Ты сам порабощаешь себя, возлагая на себя ответственность, когда чрезвычайные обстоятельства требуют свободы действий. Если бы ты был моим партнером и это было бы твоей непосредственной обязанностью – растить этого ребенка, – все было бы значительно сложнее, но и в таком случае вполне разрешимо. В сущности, моему партнеру живется гораздо вольготнее, чем он мог предположить, когда мы решили родить этого ребенка. А все из-за того, что ты сам стараешься сделать больше, чем тебе положено.

– Это не так, – быстро возразил Аревин. – Я в самом деле хотел помочь. Мне это было необходимо. Я хотел… – Он запнулся, не зная, как закончить начатую фразу. – В общем, я благодарен ему за то, что он позволил мне помогать.

– Я знаю. И у меня нет возражений. Но это не он оказал тебе любезность, а ты – ему. Возможно, настала пора напомнить ему о его обязанностях. – Лицо ее озарилось нежной улыбкой. – А то он чересчур увлекся своей работой. – Ее партнер был прядильщиком, лучшим в племени, однако она была, несомненно, права: он жил витая в облаках.