Змея сновидений - Макинтайр Вонда Нил

– Мне не нужно было отпускать ее, – выдохнул Аревин. – Ну почему, почему я не понял этого раньше? Я должен был оберегать свою сестру – но не сумел, а теперь не сумел защитить целительницу. Она должна была остаться с нами. Здесь бы она была в безопасности.

– Здесь бы она чувствовала себя неполноценной.

– Но ведь она могла продолжать исцелять людей!

– Мой дорогой друг, – сказала сестра Аревина, – невозможно оберегать кого бы то ни было безгранично, не порабощая его. Мне кажется, ты никогда не понимал этого, потому что сам требовал от себя слишком многого. Ты винишь себя в смерти своей сестры…

– Я недостаточно хорошо смотрел за ней.

– А что ты мог поделать? Помни о ее жизни, а не о смерти. Она была храбрая, счастливая и самонадеянная – каким и должен быть ребенок. Ты мог уберечь ее только одним-единственным способом – приковав к себе страхом. Но она не могла жить такой жизнью, она не смогла бы остаться тогда той девочкой, что ты так любил. То же самое относится и к целительнице.

Аревин уставился на младенца, спавшего у него на руках, понимая, что сестра права, и все же был не в силах сбросить с себя остатки растерянности и вины.

Сестра мягко похлопала его по плечу:

– Ты лучше нас знаешь ее, и ты утверждаешь, что она не способна объяснить наш страх. Думаю, что ты прав. Я сама должна была бы догадаться об этом. Я не желаю, чтобы она понесла наказание за то, что мы совершили, но и не хочу, чтобы о моем народе думали превратно. – Предводительница повертела в пальцах металлический круг на кожаном ремешке, висевший у нее на шее. – Ты прав. Кто-то должен отправиться на станцию целителей. Я бы сама могла это сделать, поскольку защитить честь рода – моя обязанность. Это мог бы сделать и партнер моего брата, потому что это он убил змею. Или ты – потому что ты называешь целительницу другом. Люди племени должны собраться и решить, кому из нас идти. Но любой из нас мог бы быть вождем. Любой из нас мог бы из страха убить ее маленькую змейку. Но только ты стал ее другом.

Она оторвала взгляд от линии горизонта и посмотрела на Аревина, и он понял: сестра слишком долго правила своим народом, чтобы знать наверняка, что решат люди.

– Благодарю тебя, – сказал он.

– Ты и так потерял многих, кого любил. Я ничего не могла поделать, когда умерли твои родители или погибла сестра. Но сейчас я могу помочь тебе, даже если ради этого нам придется расстаться с тобой. – Она взъерошила его волосы, так же тронутые ранней сединой, как и ее. – Но помни, пожалуйста, что я не хочу потерять тебя навсегда.

И она быстрыми шагами удалилась вниз, в пустыню, оставив Аревина наедине с младенцем ее семьи. Ее вера в него вселила в Аревина силы: он больше не терзался вопросом, правильно ли он поступит, отправившись на поиски целительницы – на поиски Снейк. Да, это было правильно – потому что так должно было быть. По крайней мере, его род был в долгу перед ней. Аревин высвободил руку из влажных пальцев младенца, передвинул перевязь на спину и, спустившись с валуна, направился вниз, в пустыню.

Оазис, показавшийся на горизонте, был таким зеленым, призрачным и невесомым в тусклом свете восходящего солнца, что Снейк поначалу приняла его за мираж. Она все еще не была способна отличить иллюзию от реальности. Всю ночь она скакала через лавовое плато, стремясь пересечь его до восхода солнца, когда жара станет непереносимой. Глаза у нее жгло, и губы пересохли и потрескались.

Серая кобыла подняла голову и навострила уши, ноздри ее раздулись, зачуяв воду, – ей не терпелось скорее достичь ее после стольких суток столь скудного рациона. Когда Быстрая перешла на рысь, Снейк не стала придерживать ее. Изящные деревья окружали их, задевая плечи Снейк пушистыми листьями. Воздух под ними был почти прохладен и напоен сладким ароматом зреющих плодов. Снейк откинула покрывало с лица и вдохнула полной грудью.

Она спешилась и подвела Быструю к темной чистой заводи. Кобыла погрузила морду в воду и принялась жадно пить. Даже ноздри ее скрылись под водой. Снейк опустилась рядом с ней на колени и набрала в пригоршню воды. Вода просачивалась и стекала сквозь пальцы, поднимая рябь на поверхности заводи. Круги разошлись, поверхность снова стала как зеркало, и Снейк увидела свое отражение на фоне черного песка. Ее лицо было покрыто коркой пыли.

«Я похожа на разбойника, – подумала она, – или на клоуна». Она могла вызвать смех – но то был бы смех жалости, а не радости. Слезы промыли бороздки в маске грязи на ее лице. Она потрогала их, все еще не отрывая взгляда от своего отражения.

Как бы ей хотелось забыть, забыть навсегда последние несколько дней – но она понимала, что никогда не сможет отрешиться от них. Она все еще ощущала сухую хрупкость кожи Джесс и ее легкое, вопросительное прикосновение. Она все еще слышала ее голос. И она ощущала боль ее смерти – боль, которую она не сумела ни отвратить, ни облегчить. Она не могла еще раз выдержать что-то подобное.

Погрузив руки в холодную воду, Снейк плеснула влагу в лицо, смывая с себя черную пыль, пот и следы от пролитых слез.

Она неторопливо вела Быструю вдоль берега, мимо палаток и тихого лагеря, где мирно спали караванщики. Когда она добралась до лагеря Грам, то приостановилась: клапаны палатки были приспущены. Снейк не хотелось будить старуху и ее внуков. Чуть в отдалении от берега Снейк увидела загон для лошадей. Бельчонок, ее тигровый пони, стоял среди лошадей Грам и мирно дремал. Его золотисто-черная шкура так блестела, что было ясно, что его усердно скребли и чистили по меньшей мере неделю, он был упитанный и вполне довольный жизнью и уже не поджимал ногу, с которой в пути слетела подкова. Снейк решила, что пусть он побудет у Грам еще денек-другой, а сама она не станет тревожить ни пони, ни старую караванщицу этим утром.

Быстрая послушно следовала за Снейк, бредущей вдоль берега, время от времени игриво покусывая ее за бедро. Снейк почесала кобылу за ушами, где пот коркой засох под сбруей. Народ Аревина дал ей целый мешок брикетов сена для Бельчонка, но его кормила Грам, так что у Снейк должен был еще оставаться запас фуража.

– Поесть, поспать и хорошенько почиститься – вот что нам обеим нужно, – сказала Снейк Быстрой.

Лагерь Снейк был разбит на отшибе от скопления палаток, за выступающим утесом, куда редко забредали бродячие торговцы. Так было безопаснее для людей и для змей – держать их подальше друг от друга.

Снейк обогнула крутой каменный выступ – и не узнала привычную картину. Когда она уезжала, она не успела свернуть постель, но все остальное было в порядке. Все было тщательно упаковано. Теперь же ее одеяла были свернуты и сложены стопкой, запасная одежда лежала рядом, а кастрюли и сковородки были расставлены в ряд на песке. Нахмурившись, она подошла ближе. К целителям было принято относиться с особым почтением и даже благоговением, и ей в голову не пришло попросить Грам проследить за ее добром, равно как и за пони. Она и вообразить не могла, что кто-то осмелится рыться в ее вещах, пока она отсутствовала.

Тут она заметила вмятины на кастрюлях, а металлическая тарелка вообще была согнута пополам, чашка сплющена, ложка скручена винтом. Снейк бросила поводья и побежала к своим вещам. Сложенные стопкой простыни и одеяла были разорваны в клочья. Она выудила рубашку из стопки чистого белья, однако рубашка уже не была чистой, а оказалась заляпанной грязью. Ее явно топтали ногами в прибрежной тине. Рубашка была старая, мягкая и привычная телу, выношенная и ветхая – ее любимая, самая удобная рубашка. Теперь на спине зияла прореха и рукава были истерзаны, изодраны на куски. В общем, рубашка погибла.

Сумка с брикетами сена лежала рядом с прочими вещами, однако кубики сена были рассыпаны и сено втоптано в песок. Быстрая, фыркая, нюхала уцелевшие клочья, пока Снейк потрясенно взирала на царившее вокруг разорение. Она не могла взять в толк, кому могло понадобиться перевернуть вверх дном ее лагерь, а затем сложить разоренное имущество в столь тщательном порядке. И вообще, кому и что могло понадобиться в ее лагере, поскольку она не имела ровным счетом ничего ценного? Может быть, кто-то решил, что она возит с собой большие запасы золота и драгоценностей? Ведь некоторым целителям щедро платили за их услуги. Но в пустыне были свои законы, правила чести, и даже люди, не охраняемые особым статусом, не беспокоились за оставленное без присмотра имущество.