Меж двух огней (СИ) - Март Артём

— Голоден? — спросил он на урду.

Алим, пусть и не знал языка, понимал сказанное по знакомым, схожим с пушту звукам и контексту.

Канджиев не ответил.

— Я знаю, что ты голоден, шурави. Голоден, как бродячий пес, — проговорил пакистанец злорадно. — На вот.

Он выковырял из банки кусок жира. Бросил в пыль перед Алимом. Алим никак не отреагировал.

Пакистанец, не снимая с темных губ улыбки, пожал плечами. Снова взялся выскребать остатки еды со дна.

Внезапно один из часовых поднялся. Уставился в даль. Следом встал второй.

— Джамиль, — позвал первый часовой. — Сюда движутся люди. Моджахеды. Не меньше пятнадцати человек.

Алим сделал вид, что не смотрит на пакистанца с аккуратной бородой. Он прижался к стене. Прислушался.

Пакистанец с аккуратной бородой встал. Взял свой укороченный АК.

— Должно быть, это группа Турсана-Аги и Сахибзада, — сказал пакистанец с аккуратной бородой, когда сам выглянул из пещеры и осмотрел пришельцев. — Да… Сильно же их потрепали шурави.

— Они поднимаются сюда. Что будем делать? — мрачно спросил второй часовой.

Алим знал, что Аль-Асих и его люди вместе с ним не слишком-то ладили с неким Турсаном-Агой. Пусть он не видел последнего, но слышал их с Асихом перепалку в пещере, которую группа пакистанцев покинула несколько дней назад.

Пакистанец с аккуратной бородой, названный Джамилем, ответил не сразу. Некоторое время он наблюдал за приближающимися.

— То же, что и раньше. Ждать командира.

— Их больше, Джамиль, — заметил первый часовой.

— Больше, — согласился Джамиль. — Но большинство из них только вчера взяли в руки оружие. Они нам не ровня, и Аль-Асих уже показал это всем.

Душманы вошли в пещеру через несколько минут. Их главарь — худощавый, но высокий дух с уродливым, даже отвратительным шрамом на лице, казалось, совершенно не удивился тому, что пакистанцы заняли пещеру.

Душманы расположились у входа. Пакистанцы, по большей части, держались особняком. Пусть и те и другие старались вести себя как ни в чем не бывало, но Алим чувствовал явное напряжение, повисшее между группами.

— Значит, Турсан-Ага погиб, — сказал Джамиль, когда поздоровался со шрамированным душманом, которого, как оказалось, он неплохо знал.

Душмана звали Сахибзадом.

— Убит в перестрелке, — сказал Сахибзад мрачно. — Мы уходим вглубь Темняка, к пещерам. А вы?

Сахибзад сузил глаза. В тусклом свете коптилок они показались Алиму совершенно закрытыми.

— Остаемся, — не сразу и как-то нехотя ответил Джамиль. — Мы должны дождаться командира.

Алим заметил, как на уродливом лице Сахибзада взыграло удивление. Впрочем, шрамированный очень быстро подавил его.

— Вы не знаете? — удивился он.

— Не знаем чего? — нахмурился Джамиль.

— Аль-Асих погиб, да упокоит Аллах его душу, — проговорил Сахибзад несколько горько.

Алиму показалось, что горечь эта была напускной. По всей видимости, это заметил и Джамиль, потому что он очень недоверчиво посмотрел на Сахибзада.

Пакистанцы же не растерялись. Не зароптали, как того ожидал Алим. Суровые войны остались чуткими и бдительными. Напряженными. А еще они молчали. Все, кроме Джамиля:

— Откуда ты это знаешь, Сахибзад? — спросил он.

— Знаю, потому что видел собственными глазами, — решиленно сказал главарь духов.

А потом кратко пересказал Джамилю и его людям историю о гибели Турсана-Аги и Аль-Асиха. О том, как они сложили головы в бою с шурави.

— Мы видели, как он говорил о чем-то с шурави, — сказал Сахибзад. — Видели, как один-единственный солдат взял его в плен. А потом наткнулись на Аль-Асиха позже, во время нападения на лагерь шурави. Он пытался бежать но… — Сахибзад отвернулся, — шурави застрелили его в спину, когда увидели нас.

Джамиль молчал.

— Мы хотели помочь Аль-Асиху, — торопливо попытался оправдаться Сахибзад, — но не успели. Следом они убили и Турсана.

Джамиль скривил губы. Скривил недоверчиво и мрачно.

— Ты не веришь мне, друг мой? — Сахибзад изобразил удивление.

— Нет, не верю, старый плут, — признался Джамиль. — Ты хочешь сказать, что самого Аль-Асиха задержал всего лишь один шурави? Победил его в бою и захватил? И после такого ты считаешь, что я поверю в смерть нашего командира?

— Порою самое невероятное и оказывается правдой, — сказал Сахибзад. — Ведь признайся, Джамиль, вашего командира нет уже давно, ведь так? Видит Аллах, вы сидите тут и ждете, когда же он вернется. Весь срок давно истек, рация молчит, но вы по-прежнему ждете.

Джамиль молчал. Пакистанец лишь поправил ремень автомата, висевший у него на плече.

— И не дождетесь. Признай, Джамиль, ваш лидер мертв.

Услышав слова Сахибзада, пакистанцы все же принялись настороженно переглядываться. Джамиль же продолжал молчать.

— Мы передохнем тут несколько часов, — сказал Сахибзад, так и не дождавшись его ответа, — потом уйдем. А как поступишь ты — мне безразлично. Но…

Сахибзад ухмыльнулся.

— Но я бы посоветовал тебе немедленно покинуть ущелье. Передать Абдул-Халиму плохую весть, пока не поздно. Пока шурави все еще здесь, в горах.

— Если ты хочешь избавиться от нас, Сахибзад, — возразил Джамиль, — то выбрал очень наивный и глупый способ. Мы останемся здесь. У нас есть задача.

— Ждать вашего командира? — спросил проницательный Сахибзад, а потом вдруг кивнул на Алима. — Или охранять вон того шурави?

Последнюю фразу он произнес нарочито громко, так, чтобы было слышно на всю пещеру.

По группе сидящих у стен душманов пошел злой рокот. Душманы принялись перешептываться и бросать в темноту, в сторону Алима, нехорошие взгляды.

— Аккуратнее, Сахибзад, — Джамиль подался к шрамированному, — держи своих моджахедов за вожжи.

— Эти люди злы, устали и давно не вкушали горячей пищи, — пожал плечами Сахибзад. С его изуродованных губ не сходила злая ухмылка. — Многие из них потеряли в бою родных и друзей. Разве ж я виноват, что они разгневаны?

— Это наш пленник и…

— Уважаемый господин, — пробасил грузный, пожилой, но крепкий душман, тяжело поднявшийся с земли, — правда ли, что вы держите здесь, в пещере, шурави?

— Это не твое дело… и… — возразил было Джамиль.

Сахибзад поспешил прервать его.

— Это пленный Аль-Асиха, Абдула. Сейчас он принадлежит уважаемому Джамилю и его людям.

Мужчина помялся немного, но набрался храбрости.

— Сегодня днем я потерял сына, — сказал моджахед, опустив голову. — Моего первенца. Его звали Сафи. Советская пуля отняла его жизнь.

Он осекся, зажмурился, но, выдохнув, продолжил:

— Сафи был хорошим моджахеддином. Теперь он по правую руку Бога. Но… Но теперь мое сердце наполнено скорбью и гневом. Скорбью по сыну и гневом на шурави. Несправедливо, что он погиб, а этот пес, что сидит вон там, жив.

— Это мой пленник, — угрожающе повторил Джамиль.

— Мой брат, Мангал! — крикнул еще один, узкоплечий и рябой моджахед, — он погиб сутки назад в бою с шурави! А это справедливо? Справедливо, что он больше не ходит по земле, как ваш шурави⁈

— Мой друг умер вчера вечером! — закричал еще кто-то.

— Они убили Зафира! Застрелили его!

Душманы стали вскакивать со своих мест. Махать руками на пакистанцев, воинственно, угрожающе кричать.

Алим не испугался. Он продолжил слушать.

Пакистанцы повскакивали со своих мест. В руках они стискивали автоматы. Джамиль снял с плеча свой.

— Уйми своих людей, — стараясь пересилить возбужденный, злой голос моджахедов, сказал Джамиль.

— Что я могу сделать против гласа народа? — пожал плечами Сахибзад. — Они злы. И их можно понять. Эту злость люди вымещали друг на друге. Тяжело было их сдерживать. Особенно после последнего нашего отступления. Как хороший командир, я должен прислушаться к их голосам.

Джамиль зло скривился. Скрипнул зубами.

— Если хоть один из твоих людей тронет шурави, мы убьем всех вас.

— Убьете? — удивился Сахибзад. — Так просто? Станете защищать эту собаку? Знаешь, Джамиль, я бы не был так уверен. Раньше все боялись его. Боялись Асиха. Все видели, что его душа полна шайтанов. И потому сторонились, словно прокаженного. Но теперь ваш лидер мертв. А кто вы такие?