Меж двух огней (СИ) - Март Артём

— Клянусь Аллахом, — покачал головой Джамиль, — мы убьем всех вас до единого.

— Разумно ли? — хмыкнул Сахибзад, — Разумно ли умирать из-за какого-то советского мальчишки?

Джамиль стиснул пистолетную рукоять автомата.

— Я не…

Он не договорил.

— Джамиль! — крикнул вдруг один из его людей, припавший на колено и приложивший гарнитуру к уху, — Джамиль, Аль-Асих вышел на связь!

— Зараза… — выругался Муха, — этот гавнюк соврал! Их тут не пять человек, а по меньшей мере втрое больше!

Дно ущелья было широким и каменистым. По нему гулял неприятный афганский ветер. Наши машины остановились метрах в ста от подножья гор, образовывавших правую сторону этого ущелья. А в горах были они — духи.

Большая часть врагов заняла позиции в камнях, на возвышенности. Небольшая группа, человек семь, ждала у самого подножья.

Алима среди них я не заметил.

С момента, как Громов отбыл на своем БТР, прошло чуть больше суток. И часов десять из них я провел в борьбе. Борьбе с Мухой.

Когда во время нашего допроса полумертвый Асих все же выдал информацию о местонахождении необычно крупного склада с оружием, Муха тут же убежал к радисту, чтобы по цепочке связи передать сведения в штаб мангруппы.

А сведения были такими: склад располагается не в пещере под названием «Зеркало», как мы подозревали в начале, а в другой, более крупной, но менее отдаленной — в «Лабиринте». Также Асих рассказал, что командует перевозками некий американец по имени Уильям Стоун. Этот человек, по его словам, бывший агент ЦРУ, работающий теперь с пакистанскими спецслужбами.

Раньше он был одним из кураторов по линии «Циклон», но теперь попал в немилость к властям США и переметнулся к пакистанцам, на теплое место.

К несчастью, когда и как отправляются караваны с оружием, Асих не знал. Не знал он также никаких-либо других подробностей об американце.

Правда, знал кое-что другое.

— Твоего… Твоего друга держат в пещере под названием… — «Гхар-и Ката» или «Пещера Капель»… Там мы с моим отрядом должны были встретиться.

Под моим нажимом Асих выдал также информацию о радиочастоте, на которой ведет переговоры его отряд.

После этого, пробормотав еще некоторое время, Асих уснул.

И тогда началась та самая борьба с Мухой. Сначала старлей упирался, чтобы Громов забрал Асиха с собой. Когда это не сработало, он наотрез отказался вести взвод к «Пещере Капель».

И все же под нажимом моих аргументов Муха сдался. И мы вышли на связь с группой Асиха. На удивление, договориться о передаче получилось быстро. Даже слишком быстро. Это заставляло насторожиться.

— Тогда пойдем так, — говорил Муха, когда мы сравнивали маленькую карту Асиха с нашей собственной, — тут крюк будет небольшой. Но видишь вот здесь? Я карандашом обвел? Там наши минные поля. Еще год назад поставили, чтобы духи лишний раз через это ущелье не ходили. Там нужно аккуратно.

И мы добрались.

БТРы стояли в боевом построении. Развернулись лобовой броней к врагу. Стволы их орудий указали на позиции противника.

Пограничники залегли за укрытиями и броней БТР. Внимательно смотрели за духами, заранее брали их на мушку.

Небольшая группа под командой Геворкадзе поднялась где повыше. Разбила там пулеметную точку. Вооружилась парой гранатометов «Костер». Они следили, чтобы духи не перемещались в скалах. Не меняли своих позиций, норовя зайти во фланг.

Мы с Мухой стояли за БТРами. Смотрели, как Бычка и еще один погранец, по фамилии Ломакин, выводят из БТР раненного Асиха. Тот, еще очень слабый, с огромным трудом держался на ногах, а вылезти из-под брони без посторонней помощи просто не мог.

— Чует мое сердце, — сетовал Муха, — ничем хорошим это не кончится. Ничем хорошим…

— Нужно быть готовым ко всему, — сказал я.

Когда пришло время встретиться «парламентерам», от нас пошел Муха. От духов — крепкий, высокий боец в советском камуфляже. Видимо, один из людей Асиха. Они сошлись на нейтральной территории — каменистом поле. Сошлись без оружия. Разговаривали долго.

Муха вернулся темный, как туча.

— Обещают, что не произведут ни одного выстрела во время передачи. Да только… Только не очень мне верится.

Он глянул на Асиха, которого Ломакин поил водой под БТР. Потом глянул на часы и на солнце, что заглянуло в Темняк посередине дня.

— Пора вести, — сказал он.

— Поведу я, — решительно ответил я. — Это мое личное дело. Значит, мне с Асихом и идти.

Муха возражал недолго.

— Пошли, — сказал я Асиху.

Пакистанец поднял на меня усталый, но холодный взгляд. Не ответил.

Я, поднырнув Асиху под руку, с трудом поднял его. Вывел вперед БТР. А потом увидел Алима.

Канджиев, грязный, помятый, в рваной одежде, стоял у подножья скал. Его руки связали. За спиной дежурил тот самый боец, что разговаривал с Мухой. Боец поднял руку, сообщая о готовности.

Я тоже поднял.

А потом мы принялись медленно сближаться.

Асих шел тяжело, подволакивал ногу. Норовил согнуться, с трудом хватая ртом воздух. Его приходилось постоянно поддерживать. Пусть руки пакистанца и были связаны, но за пояс ему заткнули его собственный нож, который он требовал вернуть.

Алим шел быстрее. Старался ускорить шаг, чтобы скорее добраться до наших позиций. Тогда пакистанец, сопровождавший его, прикрикивал на Канджиева. Заставлял идти медленнее.

— Надо же, Селихов, — прохрипел Аль-Асих, стараясь не снимать с лица ехидной улыбочки, — сколько усилий… Сколько головной боли ради одного-единственного срочника. Скажи мне… Агх… Скажи мне, молодой шурави, стоит ли оно того?

— Молчи и иди, Асих, — не ответил я.

Асих хрипло засмеялся. Потом поморщился от боли.

— Ну конечно… Конечно же стоит… Вы… Вы своих не бросаете, да, Селихов?

— Молчи.

— Своих не бросаете… Вы готовы рискнуть жизнями многих воинов. Многих по-настоящему сильных людей ради одной слабой душонки, — он кивнул на Алима, — ради слабака. Ради женщины или ребенка… Ради тех, кто не знает и никогда не узнает настоящей Силы.

Асих закашлялся и спотыкнулся. Я поддержал его. Заметил, что рана под тугой повязкой открылась. Стала кровоточить.

— Вы отдаете жизни сильных ради слабых. И именно поэтому, Селихов… Поэтому вы проиграете в этой войне.

— Стой, — приказал я Асиху, когда мы достигли меток — палок, которые поставили вертикально, заложив камнями снизу. Отсюда пленным надлежало идти самим, без сопровождения.

— Это большая ошибка, Селихов, — не унимался Асих, словно в полубреду продолжая бормотать свой монолог. — И скоро… Возможно, гораздо скорее, чем ты думаешь, ты поймешь это. Увидишь, к чему ведет такая самоотверженность… К чему может привести человека Сила, когда он ее не уважает. Когда растрачивает попусту… На других…

— Если не заткнешься, — спокойно сказал ему я, — я засуну тебе в пасть вот эту грязную тряпку. Понял?

Асих усмехнулся. Обернулся и глянул на меня.

— Понял, — сказал он с усмешкой.

Когда и я, и пакистанец-конвоир подтвердили готовность, мы отпустили наших пленных. Алим и Аль-Асих двинулись навстречу друг другу.

Сахибзад наблюдал.

Он наблюдал за передачей пленных сквозь окуляры своего ПСО, прилаженного к автомату Калашникова. Прицельная сетка очень удачно легла на Аль-Асиха. Живого Аль-Асиха, тяжело переставлявшего ноги по каменной пустыне. Двигавшегося навстречу мальчишке-шурави, которого предводитель духов все же решил не отдавать своим людям. Не отдавать, потому что пообещал им другую месть.

«Еще рано, слишком рано. Нужно ждать», — думал Сахибзад.

В душе его боролись два совершенно противоположных чувства. Душа буквально клокотала в сложносдерживаемом желании нажать на спуск. Нажать и убить Асиха. Убить того, кто изуродовал его лицо. Оставил этот страшный шрам на всю оставшуюся жизнь.

Но рассудок подсказывал совершенно иное:

«Жди, жди, Сахибзад, — говорил он нечетким голосом внутреннего чтеца, — жди, друг мой. Ты еще успеешь убить его. Но сначала… Сначала нужно устроить неразбериху».