Меж двух огней (СИ) - Март Артём

— Так будет проще уйти живым, — прошептал он, — уйти живым из той бойни, которая сейчас тут начнется. Которую начну я.

С этими словами Сахибзад переместил сетку прицела на другую цель — шурави, что привел Аль-Асиха на дно ущелья.

— Чего ягозишься? Смотри за духами! Они уже меняются! — недовольно, в полголоса сказал Пчеловеев, лежа у колеса БТР.

Рядом залег Бычка. Оба бойца держали автоматы наготове, указали их стволами куда-то на позиции врага.

— Чего ты? Спокойно лежать не можешь?

— Да зараза… — протянул Бычка, шаря рукой у себя под брюхом. — Не пойму. Неудобно тут, сил нету. Не пойму, железяка какая-то в живот упирается, что ли?

— Лежи спокойно! Терпи!

— Ща-ща… — Бычка наконец нащупал и достал из-под себя какую-то железную пластину, которую, закапавшуюся в землю и присыпанную пылью, совершенно не заметил.

— Что там? — заинтересовался вдруг Пчеловодов.

Бычка положил железку перед собой. Стер с ее лица сухую грязь. Под ней оказались какие-то буквы.

— Осто… Осторожно, мины… — прочитал он тихо.

Я наблюдал за тем, как Асих и Алим поравнялись. Как на миг они посмотрели друг на друга. Бросили друг другу мимолетные взгляды. А потом разошлись. Алим направился ко мне.

Грязный, изможденный, он тем не менее шел твердо. Зашагал увереннее, когда видел, что я уже близко.

Асих же вдруг остановился. Замер на полушаге и встал, как вкопанный. Лишь на одно-единственное мгновение мне показалось, что ему плохо, что он сейчас упадет. Но Асих стоял.

Бородатый пакистанец, что ждал его в паре десятков метров, что-то крикнул своему командиру. Махнул ему рукой. Позвал. Асих будто бы и не слышал его оклика.

Он просто стоял, опустив голову. Устремив взгляд себе под ноги.

Я нахмурился.

— Саша! — хриплым, слабым голосом вдруг крикнул Алим, приветственно поднял руку. — Сашка!

Асих вдруг обернулся. И заглянул мне прямо в глаза. Даже с такого расстояния я различил его взгляд — хищный, нахальный. Торжествующий. И его явную, самодовольную, мерзкую ухмылку.

«Сегодня я победил, — говорили они. — Победил, Селихов. А ты — нет».

Вдруг Аль-Асих пошатнулся. Резко шагнул в сторону. Поставил ногу на землю. Поставил твердо, резко. Четко.

— Ложись! — крикнул я Алиму, махнул ему рукой. Кинулся на землю.

Аль-Асих исчез. Просто исчез внутри мощного взрыва, раскатившегося по горам. Исчез в туче пыли, земли, песка и камней. Исчез внутри неумолимой Силы, что выплеснула на него старинная, забытая в этих местах противотанковая мина.

Глава 10

Казалось, из окружающей действительности исчезли все остальные звуки. Все, кроме монотонного гула — отголоска прогремевшего взрыва.

Гул этот покатился по окрестным горам, завыл в скалах, эхом отразился от вершин. Не успел он затихнуть до конца, как раздался новый шум — глухие звуки ударов о землю и протяжный шелест. Это камни, пыль, земля и то, что осталось от Асиха, вразброс падали на землю.

Я успел закрыть голову руками. Почувствовал, как по бушлату щёлкают мелкие камешки и кусочки почвы. Как пылью засыпает шею.

Подняв глаза, я увидел Алима. Канджиев лежал на земле. Он сжался в позу эмбриона, схватившись за голову.

Пакистанский солдат, который должен был встретить Асиха, лежал на боку, закрывшись руками.

«Он шагнул намеренно, — пронеслось в голове в мгновение ока, — подорвался по собственной воле. Чтобы доказать мне…»

А потом завертелось.

Душманы открыли огонь первыми.

Застрекотали автоматы. С более отчётливыми, частыми хлопками заработали пулемёты.

Я заметил, как пули ложатся рядом со мной и Алимом, как выбивают из камней и сухой земли фонтанчики пыли. От этого Канджиев инстинктивно сжался ещё сильнее.

Нарушив договорённости, пакистанец протащил на обмен пистолет и теперь выхватил его откуда-то из-под одежды. Не успел он наставить ствол на меня или Алима, как задрожал, забился в конвульсиях, пронизываемый короткой очередью, выпущенной кем-то из наших.

Пограничники отвечали. Я слышал у себя за спиной треск наших автоматов. Звонкий, громкий звук выстрелов КПВТ, короткими очередями отрабатывающих по позициям врага. Стрекот спаренных с ними пулемётов.

Времени на раздумия не было. Я просто полез вперёд. Полез быстро, невзирая на острые камни, рвущие одежду, царапающие кожу на ладонях и коленях.

Пули ложились рядом. Щёлкали то тут, то там, заставляя пригибать голову, на мгновение останавливаться, чтобы избежать смертельной раны.

И всё же я полз.

— Алим! — крикнул я, подобравшись к Канджиеву метров на пять, — Алим!

Канджиев будто бы с трудом расцепил пальцы рук, сложенных на голове. Глянул на меня. У него было грязное, чумазое лицо, искривлённый от страха рот. Но глаза оставались холодными, сосредоточенными, готовыми ко всему.

— Ранен⁈

— Нет!

— Давай за мной!

Бой, казалось, только разгорался. Треск, хлопки, выстрелы — всё сплелось в один протяжный, звенящий гул, сквозь который почти ничего нельзя было расслышать.

— Он! Он на мине подорвался⁈ — закричал мне Канджиев, когда мы заползли за невысокий, но широкий камень, примкнувший к цепочке валунов, уходящих к подножию гор.

Алим, лежа на спине, возвёл очи к небу, забормотал себе что-то под нос.

Я же высунулся из-за камня.

Перестрелка, яростная, хаотичная, и не собиралась утихать. Мы с Алимом оказались зажаты меж двух огней — спереди шквальный, отчаянный огонь душманов, сзади — методичный, выверенный, словно по учебнику, — пограничников.

Ни пошевелиться, ни поднять головы.

— З-здесь неслыхать г-границы… — вдруг выдал Алим, пригибая голову. — Тут только горы воют ветром… Горы злые… Они ничего не говорят… Только злятся…

Казалось бы, о нас все позабыли. Обе стороны давили друг друга свинцом. И духи, вооружённые по большей части лишь лёгким стрелковым оружием да ручными пулемётами, мало-помалу уступали.

Но это не гарантировало никакой безопасности.

Доказательство моих мыслей не заставило себя долго ждать. Шальная, а может быть, и очень даже рассчитанная короткая очередь ударила в наш камень. Пули почти беззвучно раскидали каменную крошку. Алим вздрогнул, но не издал ни звука. Он будто бы лишь кивнул вперёд, схватившись за плечо.

— Алим!

Канджиев оторвал от плеча руку. На ней, в свете солнца, поблёскивала кровь.

— Оставаться тут нельзя! Отходим! — закричал я.

— Куда⁈

— Вон! Давай! Я за тобой!

Я указал Алиму на небольшую, утопленную в скалах пещеру, к которой можно было пробраться по-пластунски. Камни, что должны были стать нам укрытием, дальше были совсем низкими. Чтобы не обнаружить себя врагу, прижиматься к земле придётся сильно.

И мы прижимались.

Алим полз медленно. То и дело ощупывал раненое плечо. Я — следом. Подгонял его, чтобы не снижал темп.

Пещера оказалась достаточно узкой, но глубокой. Я решил не идти дальше. Остаться почти у самого входа, в той области, куда ещё доходил дневной свет. Главное — мы нашли укрытие.

— Дай посмотреть, — сказал я Алиму, осматривая раненое плечо.

Канджиев не издал ни звука. Только кривился, когда я раздвигал окровавленные лоскуты одежды.

— Я думал… Думал, вы ушли, — сказал Алим, уставившись куда-то в темноту. Туда, где в глубине пещеры журчала вода.

— Жить будешь, — сказал я. — Царапина. На вот, прижми.

Я достал из кармана бушлата какую-то тряпку. Сунул Алиму, тот поморщился, зажимая рану.

Потом присел рядом.

Огневой бой, что шёл снаружи, поубавил эффективность. Наши работали как надо. Поддерживали плотность огня. А вот духи, по всей видимости, дрогнули. Их либо прижали, не давая разбегаться под огнем, либо и вовсе рассеяли, обратив в бегство.

— А я ведь им всё рассказал, — сказал вдруг Алим, уставившись себе под ноги. — Всё им рассказал.

— Давай поговорим об этом потом, Алим, — прислушиваясь к звукам боя, сказал я.