Второгодка. Пенталогия (СИ) - Ромов Дмитрий

– В натуре, Мурка, – повторил Кукуша. – Фу‑ты, ну‑ты, цаца какая. К такой на кривой козе не подъедешь.

Она вышла, достала из сумочки брелок и нажала на кнопку. Беленький джипик Фольксваген приветливо моргнул.

– На европейке ездит, – кивнул Кукуша.

Сучкова подошла к машине и обернулась. На крыльцо вышел толстый подполковник. Она постояла несколько секунд, покусывая губу, а потом вернулась, подступила к подполкану и заговорила с ним. Он смерил её недовольным взглядом, посмотрел брезгливо и пренебрежительно, как на нечто гадкое и отвратительное, и буркнул что‑то в ответ.

Она что‑то снова сказала. Подполковник глянул исподлобья, как бульдог. Когда она закончила, он открыл рот и… заорал. Высказался горячо и экспрессивно. Казалось, ещё миг и он размажет бедняжку Сучкову по асфальту.

– Пошла вон! – рявкнул он, подводя итог своей короткой, но пламенной речи.

Жанна Константиновна дёрнула головой, будто получила пощёчину. Она резко повернулась и быстро пошла к машине. Взгляд её был туманным. На нас она не взглянула. Да собственно, с чего на нас смотреть, машин на стоянке было много.

– Поехали за ней, – кивнул я.

Мы поехали. Она направилась на Южный, остановилась по дороге у небольшого супермаркета, зашла и вышла через пять минут с пакетом, в котором отчётливо была видна бутылка алкоголя, коньяка или бренди, и ещё что‑то, напоминающее пачку пельменей.

– А не врубить ли нам музон? – спросил я у Кукуши.

– Легко, – ответил он и нажал на клавишу.

И сразу салон наполнился пружинистыми напористыми звуками.

Я не Казанова, ты не дразни меня

Я не Казанова, ты не дразни меня

Но как увижу снова, я так хочу тебя

Ехать стало веселее. И быстрее. Мы висели на хвосте у Сучковой ещё минут пятнадцать. Заехав в частный сектор, не в тот же Шанхай, где некогда обитал мастер на все руки Стакан, но в принципе в той стороне, она остановилась у небольшого частного дома и вышла, чтобы открыть ворота. Мы медленно подкатили и остановились рядом.

– Погоди минутку, только не глуши, – сказал я, – потому что с неё станется, она ещё и палить начнёт.

– Фига се, я тогда поехал, а ты уж тут сам, – сказал Кукуша и заржал.

Настроение у него сегодня было хорошее. Это было здорово. Всегда здорово, когда друзья в настроении. Я подошёл к Сучковой, когда она собиралась сесть в машину. Воздух пах углём, под ногами чавкала лужа. Начинало смеркаться и холодать.

– Прошу прощения, что так врываюсь в вашу частную жизнь… – начал я.

Жанна резко обернулась и глянула, как нагайкой протянула. Глаза были злыми, будто она готовилась броситься и впиться зубами в мою сонную артерию.

– Ты следил за мной? – спросила она резко.

– Проехал за вами от следкома.

Она прищурилась. Правая рука её напряглась. Она хлопнула себя по правому бедру. Пистолета в брюках, конечно же, не было.

– Я понимаю, у вас настроение не очень, – сказал я. – Неприятности там какие‑то, да и из‑за меня наверняка сейчас всех собак попытаются навесить.

Она сжала зубы и на скулах заиграли желваки.

– Просто я хочу сказать, – продолжил я, – что знаю, кто именно загасил вашего вьетнамца, и это точно не я. Могу вам рассказать всё, что знаю по этому делу, но неофициально. Ничего подписывать не буду. Зато готов оказать оперативное содействие, если такое будет необходимо. Вот и всё.

– Ах ты, сука такая, – прошипела она. – Ах ты, провокатор!

– На этом, – зафиналил я, – прощаюсь. Если интерес к моему предложению возникнет, вы знаете, где меня найти. Только официальной повесткой не вызывайте, пожалуйста, потому что придёт Нюткин и вам это не понравится.

Она заскрипела зубами. Я вернулся и пошёл, не дожидаясь, пока они раскрошатся в песок.

Я не Казанова, ты не дразни меня,  нёсся из машины голос Кузьмина.

– Ну и что? Не задалось? – усмехнулся Кукуша.

– Нормально для первого раза. Поехали, пока она за обрезом не сбегала.

Он довёз меня до дома и высадил у шлагбаума.

Сумерки перешли в ту стадию, когда уже почти темно, но в воздухе ещё клубится полупрозрачная дымка. Переходное состояние. Немного тревожное и неоднозначное. Подходя к подъезду, я глянул на окна. Свет горел у Насти. Свет горел у Соломки. Свет горел у мамы. Все были дома. Я засунул руку в карман, собираясь достать ключи, но в этот момент меня окликнул невысокий вертлявый парнишка. Эдакий шнырь.

– Слышь, брат, можно тебя на минутку? – ощерился он и кивнул.

Движения его были суетливыми, быстрыми. Таких типков обычно берут в бригаду, чтобы инициировать драку. Мышка под ложечкой заворочалась, но царапаться не стала.

– Извини, братан, некогда, – ответил я.

– Да погоди, погоди, постой, – протянул он. – Только слово сказать. Иди сюда, на секундочку.

– Да отвали ты, – нахмурился я.

Я уже было прошёл мимо, но тут со стороны кустов проявилось некоторое шевеление и оттуда выступило сразу несколько крепких молодцев. А впереди шагал Маратик.

– Что ты, Крас, жопой крутишь? – дерзко воскликнул он, красуясь перед своими спутниками.

А спутники были примечательные – раскачанные, с бычьими шеями и короткими ёжиками волос. Они, как и я, были в кожанках, но их кожанки отличались большим количеством заклёпок и нашивками в виде черепов и тевтонских крестов.

Один из качков спокойно, свысока, глядя на меня, спросил:

– Ты Краснов?

– Допустим, – спокойно пожал я плечами.

– Вопросик есть, – ответил другой молодец, вальяжно, подходя ко мне сбоку. – Отойдём на пару слов, чтобы здесь не маячить…

– Вы кто, ребята? – спокойно и мирно спросил я.

– Ты ослеп что ли? – мигом взвинтил напряжение Маратик.

– То, что ты, Марат, я знаю, – ответил я. – А остальные‑то кто?

– Остальные мои друзья, – произнёс один он.

– Ну круто, – кивнул я и сделал полшага назад, чтобы предотвратить проход бокового чувака мне в тыл. – Друзья моего друга, мои друзья.

– Разговор есть! – продемонстрировал боевой дух Марат.

– Братья и сёстры, – подмигнул я Марату. – Время позднее, мне домой надо. Так что, если вас не затруднит, объясните, о чём вы хотели поговорить по возможности скорее. Не тяните время.

– Ты знаешь, что малышей обижать нехорошо? – прорычал громила, стоявший справа от Марата, самый крупный из присутствующих.

Конь‑Огонь, блин. Хотя, надо сказать, они тут все были довольно мощными. Шеи, плечи, спины и брюшины наверняка выдерживали очень серьёзные нагрузки.

Он сделал шаг в мою сторону, отодвинув Маратика и оттеснив его на второй план.

– Согласен, – пожал я плечами. – Но здесь, честно говоря, нет никакого вопроса для дискуссии. Вы кто, парни? А то как‑то неловко, вы меня знаете, а я вас нет. Вы байкеры?

– Нет, братан, мы не байкеры, – ответил один из них. – Ты видишь где‑то мотоциклы?

– Ясно…

– Мы, – гордо воскликнул Марат, – Белый ветер Белой Руси!

– Белорусы что ли?

– Ладно, – нахмурился главный конь, – не борзей. Вопросы у нас к тебе имеются. Может, ты и нормальный чел, но ответить придётся. Потому что обидел нашего юного друга Бубна. За это тебе полагается наказание.

– Он что, обиделся?

– А за то, что удалил его канал, с тебя причитается штраф. И за то, что корешишься с какими‑то там нечистыми тоже ответить надо. Бабки‑то у тебя есть, братан?

Ребята эти были не юнцами. Ну, в моей новой системе координат. Лет по двадцать им точно исполнилось.

– Так‑то я школьник, – пожал я плечами. – Бизнес не мучу. В мэрии не работаю. И батя у меня не владеет мясокомбинатом, да Маратик? Так что бабки есть, конечно. Вагон и маленькая тележка. Подъезжайте завтра на камазе, пацаны.

– Да нам‑то насрать, кто у тебя батя, – рубанул крепыш, пробиравшийся мне в тыл. – Укради, убей чурбана и забери бабки.

– И сколько бабок? – спросил я.