Второгодка. Пенталогия (СИ) - Ромов Дмитрий

– Здравствуйте, Елена Владимировна, – кивнул я. – Представляете, пока все блогеры, которых я знаю лично, все как на подбор, гадкие и мерзкие людишки. Я скоро вам его верну, не беспокойтесь. Думаю, до начала урока успеем.

Альфа вымолвить ничего не успела. Она просто остолбенела, открыла рот и стояла, хлопая глазами. А я быстренько довёл своего узника до конца коридора и вывел на лестницу. Тут, как раз, шагал король крипты Дэн, или кто он там, компьютерщик, короче.

– Дениска, – окликнул его я.

Он оглянулся, обалдел и не ответил.

– Ты что, не узнал? Пойдём со мной.

– У меня урок, – промямлил он.

– Долго не задержу, – кивнул я, и он возражать не стал, понуро двинувшись за нами.

Когда мы вошли в класс, основной шквал восторгов по поводу премьеры ролика уже утих и все занялись более‑менее обычными делами. Но увидев торжественный въезд императора на колеснице, аудитория снова оживилась. Посыпались комментарии, реплики, смешки и хохотки.

Я подвёл своего раба к Грошевой. Она сидела по‑прежнему каменная и даже не повела глазом.

– Давай мобилу, – сказал я Бубну.

– Нет! – заорал он, и мне пришлось чуть сильнее закрутить его руку. – Помогите!

– Хулиганы зрения лишают? – нажал я ещё немного.

Вообще‑то врал он, чтобы не сказать грубее, как Троцкий. Я, можно сказать, действовал до сих пор нежно, но теперь чуток добавил огня.

– Возьми‑возьми‑возьми!!! – взвизгнул он и вытащил из брюк телефон. – Сука, твою мать.

Я вырвал телефон из его руки и протянул Денису.

– Дэн, заходи в его аккаунт и уничтожай все залитые видосы, – приказал я.

– Нет! Не вздумай! – завопил он. – Маратик вам жопы порвёт!

Дэн захлопал глазами.

– Ты меня слышишь? Быстро!

– Да, понял, понял, – пробубнил Денис. – Но надо же разобраться.

– Нет, не удаляй! Не удаляй! – кричал Бубен. – Суки!

– Артист, тебе сниматься надо, а не снимать, – сказал кто‑то из класса.

– А теперь давай, извиняйся, – сказал я. – Извиняйся, а то сейчас реально станет больно.

– Тебе конец, понял? – продолжал ерепениться он, – да меня весь кор…

Мне пришлось немножко поддавить, просто вжик, чтобы он понял, что настоящая боль ещё не начиналась.

– Говори, Аня, Аня, прости меня, пожалуйста, – сказал я. – Повторяй.

– Аня, прости меня, а‑а‑а! прости меня, пожалуйста, – выкрикнул Бубен.

– Я поступил непорядочно и подло.

– Я поступил непорядочно и подло!

– Я больше никогда такого не сделаю, ни по отношению к тебе, ни по отношению к кому‑либо другому, а если я нарушу это слово, то Краснов выломает мне руку и вставит, и вставит куда сам придумай.

Неожиданно все вздрогнули. Вдруг пространство наполнилось звуками такого знакомого и такого любимого оперного контральто:

– Это что за безобразие⁈

– Начинаем телепрограмму «Музыкальный киоск», – тихонечко проговорил Глитч, и все, кто слышал, заржали.

– Краснов, что здесь происходит? Юлия Андреевна, почему не приняты меры? Почему вы стоите и смотрите на это безобразие⁈ Как это понимать⁈

– Твою мать… твою мать… твою мать… – как эхо, прошептал Глитч и все засмеялись.

Я оглянулся. Пока я тут вершил правосудие, оказалось, что в класс вошла Юля. Но, к моему удивлению, она ничего не сделала, не сказала, не одёрнула меня, а просто стояла вместе со всеми и молча наблюдала за тем, как происходит линчевание Бубна.

– А я же вам говорил, – ответил я, продолжая удерживать пончика в согбенном состоянии. – Вот этот мальчик делает очень плохие дела. Подглядывает за девочками в раздевалке, снимает видео. Вы можете зайти в его канал и…

– А она подписана на Бубна! – с удивлением воскликнул Дэн.

– Юлия Андреевна! – гневно отчеканила Медуза. – Я от вас не ожидала! Что здесь творится⁈ Объясните мне, наконец!

– Видите ли, Лидия Игоревна, – сдержанно, но уверенно ответила Юля. – По‑моему, происходит просто замечательный момент, когда наши ученики начинают понимать, что такое хорошо, а что такое плохо и что беззащитных нужно обязательно защищать, а не глумиться над ними, не смеяться и не издеваться. И сейчас мы как раз видим пример того, что за свою подлость, никчёмность и непорядочность рано или поздно приходится давать ответ.

– Ну знаете ли, – вскинулась Медузы. – Что вы вообще несёте, Юлия Андреевна, вы понимаете? Вы что, к самосуду призываете? Существует определённая процедура. Если кто‑то совершает нарушение, нужно написать жалобу.

– Подписчику канала Бубна, – бросил кто‑то, и весь класс заржал.

– А ну прекратить! – рявкнула Медуза. – Это что за дисциплина? Это всё Краснов⁈ Он разлагающе действует на весь класс!

– А вы знаете, – сказала Юля, – я считаю, что Краснов поступил как настоящий мужчина, как должен был бы поступить любой порядочный человек.

– Что вы мелете? – вспыхнула Медуза.

– Я ничего не мелю, – сказала Юля с напором. – Выбирайте, пожалуйста, выражения, когда разговариваете со мной. Особенно при детях.

Она замолчала, собралась с духом и продолжила:

– Хочу сказать, что в моей собственной жизни был случай, когда за меня некому было заступиться. Не было защиты ни от милиции, ни от сограждан, ни от коллег, ни от кого. И только один человек…

Голос Юли дрогнул и она замолчала на пару секунд.

– И лишь один человек осмелился остановить банду негодяев. Вступился, невзирая на опасность и правила, потому что хотел поступить по справедливости и защитить слабого. И если бы тогда он не оказался в моей жизни, скорее всего, я бы никогда не работала в этой школе и, возможно, меня бы давно уже и в живых‑то не было. Я считаю, мы должны воспитывать ребят так, чтобы каждый из них был готов прийти на помощь к тому, кто в этой помощи нуждается.

Класс притих. Даже Медуза затихла. Юля отвернулась. Народ зааплодировал.

– Готово, – сказал Дэн. – Все видосы в ноль, аккаунт удалён.

– Ты чё? – заорал Бубен. – Сука, блеать!

Директриса покраснела и пошла пятнами.

– Краснов! – рыкнула она. – Ко мне в кабинет! Бубнов, мать чтоб завтра была у меня!

– Да бли‑и‑и‑н! – заныл Бубен. – Да вы чё все!

Покраснев, он выскочил из класса, а я последовал за Медузой.

– Дешёвая популярность, – процедил Рожков, когда я проходил мимо.

В коридоре было пусто и тихо…

– Значит так, Краснов, мне твоя самодеятельность поперёк горла уже, – довольно спокойно сказала директриса, когда мы вошли в её кабинет. – Ты понял? Поэтому я просто прошу тебя по‑хорошему, по‑человечески, заберите с мамой документы и уходите в другую школу.

– Да с чего бы, Лидия Игоревна? – удивился я. – Видели, какой у нас дружный класс?

– Прекрати балаган, пожалуйста. Я знаю, что ты занимался сексом с учительницей. Я знаю, что тебя обвиняют в уголовном преступлении. Это все знают.

– Но все также знают, что это неправда. Уже прошли опровержения.

– Опровергли или нет, – покачала она головой, – меня не волнует. Главное, что я знаю правду. Знаю, что Алфёрова выгораживает тебя перед полицией. Может быть поэтому и пошли опровержения, что она соврала. Повторяю, меня это не волнует. И не хочу, чтобы это волновало меня когда‑либо в будущем. Просто забирайте документы и идите на все четыре стороны. По‑хорошему. Давайте расстанемся по‑доброму.

– Да не хочу я из этой школы уходить, – возразил я. – Мне очень нравится здесь, и рядом с домом, опять же. А то, что вы якобы знаете – всего лишь ваши фантазии. Вы, оказывается, были подписчиком этого Бубна, который всякое непотребство снимал и публиковал.

– Я, знаешь ли, должна быть в курсе всего, поэтому мне приходится подписываться на всю эту галиматью, но ты мне зубы не заговаривай. – устало продолжила она, опускаясь в кресло, – Пойми, Краснов, экзамен ты не сдашь. Я тебе обещаю. Даже если ответишь идеально на все вопросы, получишь два шара и вылетишь отсюда с волчьим билетом. А теперь иди, видеть тебя не могу.

На перемене я пошёл к кабинету Альфы и снова столкнулся с Настей.